Во всей Монголии и на большей части территории Сибири кирпичный чай является не только пищевым продуктом, но и платежным средством, которое всюду имеет хождение наравне с серебром. Само серебро ходит не в виде монет, а в пластинках, от которых отсекают ровно столько, сколько нужно в том или ином случае. Каждый носит при себе мешочек с рубленым серебром и маленькими весами. Кроме этих платежных средств, в торговых сделках с кочевниками и другими племенами Восточной Сибири надобно было иметь запас ярких ситцев, плюша, настоящих красных кораллов, а также литых и скобяных изделий. Красный коралл играет у бурят и монголов очень важную роль, заменяя в их украшениях все самоцветы. Его искусно оправляют в серебро, и не только богатый головной убор бурятской женщины, но и серебряная рукоять ножа мужчины, мешочек для огнива и трута, а равно серебряные накладки на седле и сбруе украшены красным кораллом.
У ламаистов есть свое оригинальное платежное средство — шелковые шарфы, голубые и желтые хадаки{29}, на которых вытканы буддистские изречения и добрые пожелания. Эти шарфы бывают самой разной длины — от совсем маленьких до многометровых. У ламаиста всегда при себе несколько хадаков, и он вручает их гостю, здороваясь с ним. Почетным гостям ламы тоже преподносят красивые длинные шарфы — как в России хлеб-соль.
Огромное впечатление произвел на меня караван из запряженных в сани двух-трех десятков верблюдов, который я в крепкий мороз впервые увидел на льду Шилки. Могучие животные с высокими крепкими горбами и длинной, почти в локоть, шерстью, обутые в подобие валенок с меховой подметкой, выглядели очень внушительно. И верблюды, и сани были окутаны инеем и паром. Помимо большущих груженых саней, верблюды и на спине тащили тюки и свертки. Причем двойной груз их как будто бы нисколько не обременял, так как шагали они спокойно и величественно. Нормальный груз для них на дальних расстояниях и при хорошем ледоставе на реках составляет 120–150 пудов, т. е. до 2400 килограммов.
В Монголии и у бурят верблюды летом используются редко и за время отдыха накапливают много жира. Их работа начинается осенью, с наступлением сильных морозов, — по замерзшим рекам они развозят весь провиант и тяжелый груз на самые отдаленные прииски. Как правило, за зиму они совершают один рейс, но зато протяженностью две-три тысячи верст и питаются в пути древесной корой и молодыми побегами. Вот таким же манером доставили и наши припасы.
Караваны верблюдов — ужас сибирских ямщиков. Лошади пугаются гротескного зрелища, а разминуться с таким караваном или избежать встречи с ним почти невозможно. Узкий санный путь змеится по льду между высокими торосами. Если лошади кинутся в сторону и даже пройдут меж торосов, то почтарь и ямщик рискуют переломать себе все кости.
Хотя нам пришлось урезать установленные тюремные рационы, люди жаловались на питание куда меньше прежнего — вероятно, потому, что был введен строгий учет и все, что им положено, попадало в котлы, а тюремное начальство ничего не разбазаривало. Весною арестанты выглядели не столь истощенными, как в августе прошлого года, когда я увидел их в первый раз.
ИНСПЕКТОР КОМОРСКИЙ
Для меня пришло время покинуть каторгу. Еще весной в Забайкалье прибыл опытный тюремный инспектор, действительный статский советник Коморский{30}, в прошлом студент-правовед, который до сих пор по заданию барона Корфа занимался на Сахалине реорганизацией тамошней администрации. Он принял под свое начало главную администрацию Нерчинского каторжного района, а мне было поручено ознакомиться с житьем-бытьем кочевников и охотничьих народов Забайкалья. Тогда эти проблемы очень меня интересовали, и занимался я ими два летних сезона. Я должен был проверить, можно ли привлекать эти народы на военную службу, и выяснил, что это невозможно.
Большое удовлетворение мне доставил похвальный отзыв Коморского о моем непродолжительном руководстве Нерчинским каторжным районом, хотя удалось устранить далеко не все серьезнейшие изъяны, причиною которых была многолетняя преступная эксплуатация арестантов со стороны администрации.
По прибытии Коморского началась систематическая разработка нового уложения о каторжных работах в Амурской области. Коморский, человек очень умный, энергичный, искренне преданный своему делу, отличался благородством и прогрессивностью взглядов и потому, безусловно, мог осуществить пожелания барона Корфа. Именно сотрудничеству с Коморским я обязан тем, что, окончив предшколье в тюремных камерах, к моменту отъезда из Кары достаточно неплохо разбирался в тюрьмоведении.
Коморскому удалось значительно поднять уровень чиновного персонала путем суровой дисциплины и найма подходящих людей и смягчить участь арестантов, вникая в их нужды и потребности. Особенно он пекся о семьях, добровольно последовавших за мужьями и отцами на каторгу, — предоставил им работу, создал школы.
Проект реформ, задуманных Корфом, касался изменения тюремного устава — и для уголовных, и для политических. Осуществить это удалось лишь год спустя, когда после ряда печальных происшествий в Верхней Каре жандармерия была удалена из генерал-губернаторства.
Тогда-то у серебряного рудника Алгач была воздвигнута новая, образцовая тюрьма, один из закрытых рудников вновь задействовали, а в нем по всем правилам горного дела проложили настоящие шахты и штольни; в этом руднике политическим предстояло работать вместе с уголовными. Когда тюрьма была отстроена, из множества уголовных отобрали благоприличных людей, среди которых не было жуликов и бандитов, и перевели их в Алгач. Когда же осенью следующего года жандармское управление упразднили, тюрьмы политических в Каре были эвакуированы и арестанты переведены в Алгач, начальником этой новой тюрьмы поставили толкового и гуманного человека, бывшего офицера, женатого на племяннице гр. Льва Толстого, которая с большим сочувствием поддерживала мужа в его трудной работе.
В каждой камере помещалось 20–25 уголовных арестантов, к которым присоединили двух-трех политических. Вначале политические были довольны этим новшеством, хотя теперь им нужно было ходить на работы и самим себя обеспечивать. Но мало-помалу собирались тучи, и когда наконец грянул гром, мне выпала неприятная миссия разбираться в случившемся.
ПОКУШЕНИЕ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
Всего через три месяца после перевода политических в Алгач барон Корф получил в Хабаровске телеграфную депешу: политический арестант совершил покушение на начальника тюрьмы Архангельского. Архангельский тяжело ранен, нападавший помещен в одиночку и наутро найден там мертвым. Политические арестанты утверждали, что их товарищ скончался от пыток, которым его подверг Архангельский.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
