утра. С тех пор я не получал от него никаких новостей… Четыре дня я провел в сплошном беспокойстве и нетерпении: меня грызли самые жуткие предчувствия. Прусские офицеры, которых я отправлял во все стороны, приносили только одну-единственную новость, которую было трудно выдумать: никто не видел и ничего не слышал о генерале Йорке. Я ежесекундно старался отгонять дурные мысли, которые постоянно лезли мне в голову»[650].
И далее: «Я был уверен, что только какое-то неизвестное мне серьезное обстоятельство мешало арьергарду соединиться со мной. Возможно, Йорк вернулся обратно в Мемель, чтобы затем идти в Пруссию, – если бы мне не удалось открыть переход через Неман, я и сам бы выбрал этот маршрут. Тем временем внезапно наступившая оттепель могла привести к резкому таянию льда, а враг не дремал: его численность постоянно возрастала, он маневрировал, постоянно приближаясь ко мне и к моим коммуникациям, точнее, к моей единственной коммуникации, которую я старался сохранить»[651]. Как позднее вспоминал Макдональд, он поделился сомнениями насчет верности пруссаков общему делу со «своими генералами»: «Они [пруссаки – В. З.] представляли серьезную силу – 17–18 тысяч человек против 4–5 тысяч русских. Мог ли я теперь полагаться на баварский и вестфальский полки, входившие в дивизию вместе с тремя польскими полками? В верности последних у меня не было никаких сомнений, мои подозрения распространялись в отношении других»[652].
Как бы то ни было, 28 декабря Макдональд готовится к дальнейшему движению по направлению к Кёнигсбергу[653]. В тот день он пишет Бертье: «Генерал Башлю сегодня утром движется на Рагнит[654]; генерал Гранжан и его бригада на позиции в Баубельне[655] (Baubeln): она обеспечит продвижение обоза, который все еще в тылу, но который перейдет Неман сегодня, за исключением арьергарда, который потерял один марш из-за плохих дорог. Но, без сомнения, он прибудет завтра. Я отправил множество эмиссаров для его встречи»[656].
В тот день, 28-го, двигаясь на Баубельн, в Паскальвене[657] (Paskallwen) прусские гусары снова дрались с русскими, потеряв при этом немало людей. Когда три эскадрона «черных гусар» под командованием майора Козеля (Cosel) возле Рагнита попали в засаду, где их поджидали, как они уверяли, 4,5 тыс. русских кавалеристов под командованием полковника Ф. К. Теттенборна, им пришлось повернуть и спасаться бегством до полулье. Только когда генерал Башлю контратаковал русских эскадронами своих драгун, преследование было остановлено. После этого прусская кавалерия наконец-то вступила в Рагнит[658].
К 29 декабря беспокойство Макдональда еще более усилилось. В тот день он пишет Мюрату: «Неприятель движется за мной по пятам: если бы не немыслимые задержки генерала Йорка, я бы мог дождаться его в Велау Но возможно, что генерал Йорк действовал точно по инструкции, согласно которой я приказал ему отправиться к Пагремонту[659] (Paghowmont), где он получил бы новые приказы. Но невозможно было с ним связаться: все попытки установить с ним контакт оказались тщетными. Но немыслимо, чтобы он остановился, зная цель нашего движения. Однако с ним невозможно связаться из-за многочисленных партий неприятеля. И все же коммуникации для него открыты, и ему остается идти по моим стопам: дорога свободна. Эта задержка может иметь такие последствия, которые может предотвратить только сильная диверсия. Я понимаю, что Ваше величество в большей степени имеете возможность действовать вследствие успешного прибытия войск дивизии Эделе. Поэтому я прошу Ваше величество не упустить момента продвинуть [ее] вплоть до Инстербурга. Это наступательное движение будет неожиданным для русских, которые полагают армию уничтоженной»[660].
Между тем еще 25 декабря на передовых постах недалеко от Колтынян состоялась встреча генерал-лейтенанта Йорка и генерал-майора Дибича. Содержание их беседы наиболее убедительно передал К. Клаузевиц, который, по-видимому, сопровождал русского генерала к аванпостам. Дибич, по словам Клаузевица, вполне открыто сказал о том, какими силами он располагает, и заявил, что не помышляет преградить пруссакам дорогу, однако сделает все возможное, чтобы захватить обоз, зарядные ящики и часть артиллерии. Но главное заключалось в том, что Дибич подтвердил сведения о полном уничтожении французской армии. Помня об указании императора, данном русскому генералитету о необходимости предупредительного обращения с пруссаками, Дибич заявил о готовности заключить с Йорком соглашение о нейтралитете. В ответ на это Йорк «заявил, что еще не пришел к окончательному решению. Он проявил склонность заключить соглашение при условии, что его воинская честь отнюдь не будет затронута; однако полагал, что в настоящий момент для него как солдата еще не имелось достаточно оправдания для заключения соглашения». Генералы договорились, что на следующий день Йорк совершит «переход к Лавково как бы с целью обойти отряд генерала Дибича с левого фланга, генерал Дибич должен был снова преградить ему дорогу, выйдя на Шелель»[661].
В конце беседы Йорк попросил Дибича прислать к нему кого-либо из бывших прусских офицеров. Этим офицером стал К. Клаузевиц, который, вероятно, в эту минуту находился где-то рядом. По крайней мере, он вместе с Дибичем возвращался с аванпостов в Колтыняны. Это было где-то около 10 часов вечера. По словам Клаузевица, Дибич спросил его, что он думает о Йорке и что это за человек. Клаузевиц прямо указал на скрытность прусского генерала и порекомендовал проявить осторожность, так как тот может решиться неожиданно опрокинуть русский заслон и прорваться к Макдональду. Ночью, казалось, эти предложения нашли свое подтверждение. Отряд прусской кавалерии атаковал один из казачьих полков, который прикрывал тыл войск Дибича. Но в конечном итоге выяснилось, что это 50 прусских драгун под командованием ротмистра Вейсса, которых отправил генерал Массенбах с целью доставить Йорку письмо маршала Макдональда. Однако, атаковав со стороны Шелеля казаков и отбросив их на Колтыняны, Вейсс, сочтя противника достаточно сильным, повернул обратно[662].
Что же генерал Йорк? Как известно, еще с 14 ноября он пошел на тайные переговоры с русским командованием. В начале декабря, надеясь прояснить настроения в Берлине, он отправляет туда своего адъютанта майора Зейдлица и в ожидании его возвращения явно тянет время. Паулуччи, со своей стороны, продолжает убежать Йорка в необходимости скорейшего принятия решения, угрожая готовностью его атаковать. Следует признать, что колебания Йорка во многом оправданы – почти все прусские крепости находились под французским контролем, прусская армия была немногочисленной, да и судьба самого короля могла в случае решительных действий Наполеона оказаться весьма незавидной. В этой ситуации Паулуччи, понимая, что ответ из Берлина придет нескоро, если вообще придет, еще более настоятельно начинает требовать от Йорка определенного решения. 22 декабря Паулуччи пересылает Йорку
