— Несомненно, — подтвердила мисс Силвер, — но оно не вяжется с анонимными письмами и смертью Конни Брук.
Констебль предпочел пропустить ехидное замечание мимо ушей и продолжил:
— Давайте теперь вернемся к Метти Эклс. Ваше последнее замечание по ее поводу сводилось к тому, что, раз она не писала анонимок и Рептон не имел против нее никаких подозрений, значит, ее возбуждение происходило из-за того, что он сообщил о предполагаемом разводе. Вам не кажется, что такое ваше убеждение не в малой мере поддерживается тем, что Метти мгновенно и недвусмысленно обвинила Сциллу в убийстве мужа? Но такое обвинение могла породить и уверенность мисс Эклс в том, что полковник, доведенный до отчаяния изменой жены, покончил жизнь самоубийством. С моей точки зрения, вполне убедительное объяснение ее поведения.
— А что говорит о разговоре с Роджером сама Метти Эклс?
— Ничего, что бы прояснило ситуацию. Она рассказала, что отнесла ему чай, а он сидел за столом и выглядел «как обычно». Утверждает, что не задерживалась в кабинете, а поднялась в комнату мисс Мегги и привела себя в порядок, прежде чем вернуться к гостям. Конечно, я могу нажать на нее и спросить прямо, говорил ли Роджер Рептон о своей жене. Но, послушайте, неужели вы всерьез ее подозреваете?
Прежде чем ответить, мисс Силвер ненадолго задумалась.
— Как вы правильно отметили, подозрения — это не доказательства, но я верю, что существует доказательство вины человека, совершившего, по крайней мере, два убийства, причем искать их надо именно в этом случае, только, может быть, копать глубже, чем предполагалось сначала. Я абсолютно уверена, что вопрос об анонимных письмах здесь основной. Поэтому мне хотелось бы вернуться к письмам, полученным Дорис Пелл, той, которая утонула в пруду поместья. Она жила с тетей, бывшей горничной миссис Грей, местной портнихой. Полагаю, тетю допрашивали?
— Конечно, с ней беседовал Крисп. Девушка получила не одно письмо, но тетя показала только последнее. Обыкновенная грязь, полная необоснованных обвинений в аморальном поведении.
— И что же мисс Пелл сообщила инспектору?
— Ничего, только плакала и приговаривала, что за добрая девочка Дорис и что никто про нее и ее семью раньше дурного слова не сказал. Они католики, очень религиозные, потому-то Дорис и не смогла перенести позора.
Мисс Силвер аккуратно закрывала петли. Покончив с последней, она взглянула на старшего констебля и спросила:
— Рэндел, вы не будете возражать, если я сама побеседую с мисс Пелл?
Глава 30
Мисс Пелл жила через три дома от почты. Ее дом был слишком велик для одного человека, и женщина подумывала, не взять ли ей постояльца. Однако предъявляемые ею требования казались явно завышенными. Мужчины вовсе не принимались в расчет, женщина должна быть не настолько молода, чтобы возникли хоть малейшие сомнения в ее легкомысленности, но и не столь стара, чтобы появились мысли о необходимости обслуживания или ухода, что, как объясняла хозяйка, является обязанностью по отношению к родственникам, — Боже упаси, она от своих обязанностей не отказывается, — но не имеет ни малейшего намерения утруждаться ради посторонних. Таким образом, комната Дорис до сих пор оставалась незанятой.
Дома здесь имели общие боковые стены, так что мисс Пелл могла не бояться одиночества. Если постучать в правую стену, то миссис Ренник стучала в ответ и спрашивала, что надо. Из-за левой стены отвечал молодой мистер Мастерс. Конечно, каждому плюсу соответствует свой минус. Например, миссис Ренник постоянно ругалась с падчерицей, переходя при этом из комнаты в комнату, так что укрыться от их голосов было негде. И хотя малыш Мастерсов очень мил, но все равно временами плачет. Но, философски замечала мисс Пелл, если сидишь и шьешь все дни напролет, то бывает интересно послушать, что происходит у соседей.
Констебль не возражал, и мисс Силвер нанесла свой визит около половины четвертого. Мисс Пелл провела ее по узкому темноватому коридору, на одном конце которого находилась лестница наверх, на другом — полуоткрытая дверь. В доме было очень чисто, но стоял специфический запах, неотделимый от профессии хозяйки. Комната, куда мисс Пелл провела свою посетительницу, удивляла огромным эркером, который, казалось, невозможно открыть.
Сама хозяйка оказалась женщиной лет пятидесяти, с острыми чертами худого бледного лица, покрасневшими глазами и редкими волосами с проседью, которые были стянуты в тугой пучок на затылке. Она сразу же обрушила на посетительницу град слов:
— Если вы насчет работы для мисс Рени, то, боюсь, я не смогу ее взять. А вы та дама, которая у нее остановилась, правда… мисс Силвер?
— Да, это я, — призналась та с дружеской улыбкой и поинтересовалась: — Значит, вы слишком заняты, чтобы взять дополнительную работу?
— Понимаете, не справляюсь… разве что если что-то не срочное, — пояснила мисс Пелл.
Женщина немного заикалась, странно сливала два слова в одно и делала паузы, как будто ей не хватало дыхания, а потом торопилась единым махом закончить предложение.
— Знаете, я еще не оправилась от потери, — продолжала она. — Моя бедная племянница… конечно, вы о ней слышали, если живете у мисс Рени. Плюс к моему горю я еще осталась с работой, рассчитанной на двоих, и никак не могу с ней покончить.
Мисс Силвер всегда распознавала беду, когда встречалась с ней, так было и на этот раз. Эти покрасневшие глаза говорили о постоянном недосыпании и хронической усталости. Поэтому самым добрым тоном она сказала:
— Я уверена, что все здесь искренне сочувствуют вашему горю.
Губы мисс Пелл задрожали.
— Все были очень добры, но ее все равно не вернешь. Если бы не эти письма…
Она и сама не знала, почему вдруг заговорила о них. Ее спрашивали об этом на дознании, но с тех пор она постаралась выкинуть их из головы. Они были безнравственными, даже хуже. В языке добропорядочной христианки даже слов нет, чтобы определить их, как они того заслуживают. А Дорис всегда была такой хорошей девочкой. Ноги женщины внезапно ослабли, и она, еле доплетясь до стула, рухнула на него. Внутреннее беспокойство попыталось найти выход в словах.
— Она всегда была такой доброй и хорошей девушкой. Нет там ни слова правды. Дорис была хорошей христианкой!
Мисс Силвер, не дожидаясь приглашения, присела.
— Я в этом уверена. Если особу, которая написала письма, можно найти, это спасет других бедных девушек от несчастий.
Мисс Пелл удивленно посмотрела на нее:
— Тот, кто умудрился написать такие гадкие письма, достаточно сообразителен, чтобы спрятаться получше.
— Вы считаете, что ваша племянница догадывалась, кто их написал?
Руки мисс Пелл, спокойно лежащие на коленях, вздрогнули и сжались.
— Не было там ничего, что указывало бы на автора.
— А кому Дорис могла признаться в своих подозрениях?
— У девочки не было от меня секретов.
— Знаете, иногда молодые девушки любят поговорить между собой. Не было ли у вашей племянницы особо близкой подруги? Может быть, она дружила с Конни Брук?
Мисс Пелл сосредоточенно рассматривала свои сцепленные ладони.
— Они знакомы с детства, — тихо сказала она, — мисс Рени может подтвердить, что я была горничной у матери мисс Валентины, миссис Грей… очень приятная была леди. Когда умер мой брат, я должна была взять Дорис к себе, тогда миссис Грей разрешила мне взять девочку к себе в поместье. Как раз в это время в Тиллинг-Грин приехали миссис Брук с маленькой Конни, так что здесь оказались две маленькие девочки одного возраста и младенец — Валентина.
— Значит, девочки подружились?
— Да они просто обожали друг друга. Последняя работа Дорис — перешивание платья Конни, да она была и последним человеком, с которым моя племянница разговаривала. Она тогда вышла из дому еще и затем, чтобы пройти мимо школы и отдать мисс Конни ее платье.
Мисс Силвер, нахмурившись, смотрела на собеседницу:
— Мисс Пелл, все считают, что Конни сказала мистеру Мартину, что знает, кто написал эти письма. Вы знали об этом?
— Мистер Мартин об этом не говорил.
— Нет, но говорила его домоправительница, вся деревня сплетничала, что Конни знает все про письма, и мистер Мартин сказал, что ее обязанность — пойти в полицию. А вы считаете, это была ее обязанность?
— Не знаю.
Мисс Силвер помолчала минуту, а потом спросила:
— Конни умерла на следующий день так же внезапно, как и ваша племянница. Если бы она рассказала мистеру Мартину про то, что знала, то, я уверена, жила бы и по сей день. В субботу вся деревня гудела, что полковник Рептон сказал, что знает, кто написал письма, а в понедельник после полудня он тоже умер. Если бы он рассказал полиции, что ему известно, то остался бы жив. Так вот, мисс Пелл, мне кажется, вы что-то знаете. Думаю, очень важно, чтобы вы об этом рассказали.
