Я постучал по лысому черепу. Недоверчивый, злой, но уже чуть растерянный, взгляд Боголюбского скользнул вслед за моей рукой. Оценив явление природы опустился, было, к моим глазам. И снова вернулся к очевидному, наглядному подтверждению моей правдивости. Вот же — плешь во всю голову! Сам видишь. Как я и говорю.
— Потом… Потом много чего было. Выбирался с Киева на Черниговщину — попал под половцев. Изя Давайдович в тот год навёл поганых. Чудом убежал. Дорогой бабёнка одна пристала. У неё мужа там убили. Ну, не бросать же душу невинную. А идти мне… Ну да! Только к тебе! Уж ты, братец, меня приголубил бы! Плетьми до сблёву. Пошёл куда глаза глядят. Эта молодка — дочка Акима Рябины. Довёл её до отцовой вотчины. Аким приветил. Сыном назвал. А кем?! Княжичем?! Иваном Юрьевичем?! Как я от рождения прозываюсь?! Тут бы мне смоленские… за все дела-подвиги папашки да братьев… И за твои — тоже… Пришлось… «ванькой прикинуться»… Аким и не знает ничего. Вот только ему, славному сотнику храбрых смоленских стрелков… Выблядка главного ворога в своём дому выкармливать! Мда, забавно… А тут дело, вишь, какое… Время пришло — шапку боярскую получать надо. Ну какой из меня — смоленского князя боярин?! Перед Ромочкой Благочестником спину гнуть?! Ты бы стал? Вот и я… Начудил там малость… Знаешь, Андрейша, разрослось сильно древо Рюриково. Пора уж княжон и внутри дома в жёны брать. Такие есть… хорошенькие родственницы!
Андрей нахмурился, снова вцепился в рукоять меча и вдруг, ошарашенный собственным прозрением, выдохнул в мою сторону:
— Так… так это ты?! С Ленкой-то?! С этой… самой великой княжной… напаскудничал?! А я понять не мог — с какого… Ростик старшую дочь за этого… Казика безземельного…
— Почему это — напаскудничал?! Скажешь тоже… Ты, Андрейша, просто старый стал! Сам-то себя-то вспомни в мои годы! Только тырса летела! Мне рассказывали…
— Что?!
— Что-что… То самое. Тоже мне… Голубь пескоструйный…
История с великой княжной, неожиданно для меня, стала дополнительным аргументом в пользу моей «рюриковизны».
Привычка к ощущаемой на каждом шагу сословности, иллюзорная надежда на разумность «мира божьего», заставляла князя предполагать, хоть бы и неосознанно, некоторую осмысленность, «нормальность» случившегося. Конечно, тот эпизод оставался «грехопадением», но потерял привкус «сословного преступления». Не — «скот безродный на сучку блудливую залез», а — «молодяты заигрались».
«Известно, люди молодые, незрелые. Не на ветер стары люди говаривали: «Незрел виноград — невкусен, млад человек — неискусен; а молоденький умок, что весенний ледок…».
Чуть другой оттенок оценки. От «рубить кобеля взбесившегося» к «не выучили наставники уму-разуму».
Кажется, мне удалось вызвать у Андрея некоторые приятные воспоминания. «О днях былых в краю родном. Где делал я весенний… бом». И прочие «весенние»… дела.
Когда выбравшиеся из зимнего заточения в тёмных, душных жилищах парни и девушки ходят хмельные от пьянящего, насыщенного кислородом воздуха, от радующего лаской солнечного тепла. Которое так и зовёт каждого сбросить с себя тяжкие, вонючие, надоевшие зимние одежды и всем стосковавшимся телом отдаться… Свету, теплу, ветру, свежести, новой жизни… и вообще…
Моя радостная, сочувствующая, провоцирующая на рассказ, на — «поделиться радостью», улыбка, прервало его хорошее настроение. При всей яростности, вспыльчивости, свойственных Боголюбскому, он ещё и зануда. Сбить его с мысли — невозможно.
— Ты мне не брат. Ты мне… нипришей — нипристебай. Отцу моему, может, ты и ублюдок. А мне — никто. Ибо отцом не принят и не признан. А я будучи главой рода, тебя принимать не буду. Так что ты ныне — как и есть — помело бродячее. Даже без боярской шапки. Просто Ванька. Вовсе не брат мой Иван. Добрый княжич был. Не ты. Ты… Кое-какой. Чей-то сын. В смысле: признанный твоим Рябиной. А рябинёнка… на плахе тебе самое место. Чтобы словесами своими — добрых людей не смущал.
Он снова погладил меч, успокаивая, изгоняя своё душевное волнение, помолчал, глянул на меня:
— Всё, что ль? Или ещё чего скажешь?
Облом. Хреново.
А я-то губу раскатал… Вот он меня братом признает, шубу подарит, шапку наденет, рядом с собой посадит… И будем мы с ним вдвоём, не разлей вода, всей «Святой Русью» править. Исключительно за-ради светлого будущего и в человецах благорастворения.
А вместо этого…
Подведём промежуточные итоги:
Первое…
Забавно. Судя по ошмёткам его мимики и интонации, которые прорываются наружу, он, во-первых, поверил. Поверил истории о моём происхождении от его отца Юрия Долгорукого.
И это для него — отягчающее обстоятельство! Мой прокол.
Боголюбский отца своего — Долгорукого — не любил. Они довольно часто сурово спорили. Правда, не по поводу случайных сексуальных связей. Тут они оба… были успешны. Хоть и без той демонстративной групповухи, которую устраивал царь Иван Грозный с участием своего сына, тоже Ивана.
У Долгорукого только законных было 14 человек детей. Переплюнуть его, в эту эпоху, удалось лишь его младшему сыну — Всеволоду. У того — 15. Так его и прозвали — «Всеволод Большое Гнездо»! Многодетность считается счастьем, милостью божьей. «И сказал Господь: плодитесь и размножайтесь».
Боголюбский отца не любил, но терпел. А вот все братья для Андрея — потенциальные враги. Нужно предпринимать особые специальные усилия, чтобы он перестал щериться на родственников, как волк на охотников.
Такое — возможно. Это не Хлодвиг, с его маниакальной тягой к истреблению родни.
Король франков специально рассылал по своей стране гонцов, призывая родственников к своему двору. Плачась о том, как ему одиноко и тоскливо без родных людей, как ему страшно доверятся чужим. Когда очередной дурачок являлся к королю, радостно сообщая:
— Вот он я! Твой шестиюродный племянник со стороны троюродной сестры пятой жены покойного дедушки по матери…! его радостно встречали, поили, кормили и… и убивали. После чего Хлодвиг снова плакался о своём одиночестве.
Перерезать всех Рюриковичей… нет, Андрей на такое даже не замахивается. Родной брат Глеб (Перепёлка) сидит князем в Переяславле. И они — дружны. Тут просто: Перепёлка Боголюбскому в рот смотрит. Всю жизнь — как глаза открыл. Но и среди сводных — «гречников» — есть один… При всей нелюбви Андрея к своей мачехе-гречанке, к её детям — своим сводным братьям, к грекам вообще, один из «гречников» — Ярослав, нормально живёт в Залесье, идёт в нашем походе с собственной дружиной. Надо бы присмотреться к нему: почему Боголюбский его не выгнал?
И всё равно: брат для Боголюбского — враг. Потому что брату-князю надо давать удел. Это ж все знают! Но ещё Долгорукий, за единственным исключением, не давал сыновьям уделы в Залесье. Над Боголюбским долго издевались:
— До седых волос дожил, а своей земли не имеет. На чужом корме живёт.
Став сам князем Андрей никому уделов не даёт. Поэтому всякий нормальный брат-князь — обязан стать ему врагом. По своей феодальной сущности.
Второе: Боголюбский поверил в мою связь с покойным братом Иваном. Какую-то. Поверил, хотя сам в это верить… и — хочет, и — не хочет.
В христианстве нет реинкарнации, нет переселения душ. Христианские души — одноразовые. Процесс — линейный. ГБ — душу сделал и в запасник положил. Ангел со склада забрал, в новорожденного вдул. Душа чуток в мясе пожила, в теле походила и — на суд. Оттуда — пожизненное. В смысле — до скончания вечности. В тех или иных условия содержания, без УДО и амнистии. До всеобщего Страшного Суда и конца всего.
Страх смерти вызывает в людях надежду на продолжение, на посмертие.
— Мы встретимся снова в Царстве Божьем!
Ну. И что мы там делать будем? Бесконечно провозглашать «Аллилуйя!» и «Осанна!»?
При коммуняках… слова были другие. Но обязательность и распространённость «Слава КПСС!» — быстро задалбывала.
Поэтому в человеческом сознании постоянно, в разных вариантах возникает желание перерождения. Рождения на Земле той же души, но в другом теле.
По теме есть довольно обширная статистика. Например, на основе воспроизводства родинок у младенцев, совпадающих, по локализации на теле, с родинками недавно умерших родственников.
Переселение душ — известным законам природы не противоречит, а неизвестным… тем более. Просто… я об этом уже говорил — надо учитывать дивергенцию ротора дивергенции магнитного поля планеты.
Да я сам! Вот — Иван Юрьевич! Типичный пример переселения душ! Попандопуло, ляпающееся по Иггдрасилу! Блымс-ляп-пшш… Я ж рассказывал!
Боголюбский насчёт реинкарнации брата — и верит, и не верит. И мне его убеждать… ни в чём! — не надо. Поскольку я про того Ивана Юрьевича — ничего толком не знаю. Какие у него с Андреем общие детские воспоминания… ничего не ведаю. Вздумал бы поддержать «гипотезу баобаба» — прокололся бы сразу же. Пришлось замазывать «ангельской амнезией». Но очень мягенько, не акцентируя. Зёрнышко-то я забросил.
