Внедорожник затормозил сразу за шлагбаумом, неподалеку от КПП. У входа в дежурное помещение лежали два тела — это были солдаты-срочники, которые и являлись малочисленной охраной аэродрома. Неподалеку от них сидел, привалившись к стене, лейтенант, который был немногим старше своих подчиненных. Глаза его были раскрыты и сосредоточенны, а рука все еще сжимала пистолет, который он успел выхватить из кобуры перед самой смертью.
Водитель внедорожника и первый вышли из машины, следом за ними выбралась Зоя. Не обращая на трупы никакого внимания, мужчины, как зачарованные, смотрели на пылающий самолет.
Зоя подошла сзади и остановилась между ними.
— Вот, черт… — проговорила она. Затем повернула голову к Первому: — Дай-ка мне пистолет.
Первый ухмыльнулся.
— Стрелять-то уже не в кого. Зачем?
Зоя холодно повторила:
— Дай пистолет. Сейчас узнаешь, зачем.
Когда пистолет оказался в ее руках, Зоя сняла его с предохранителя и передернула затвор. Затем сделала два молниеносных выстрела.
Водитель и Первый с отверстиями в головах, не проронив ни слова, попадали на землю. На лицах их не было даже удивления — осознать, что с ними произошло на самом деле, они, по-видимому, так и не успели.
* * *
Пожарная машина все еще стояла на месте. Двигатель работал. Одна рука Ракитина лежала на руле, вторая вибрировала на рычаге переключения передач. Каратаев сидел рядом, а Дементьева перебралась назад, к мальчику, который так и не приходил в сознание. Юлия Николаевна наклонилась и протянула руку к его шее, пытаясь нащупать пульс.
— Пульс еще есть, — сказала она через несколько секунд. — Он жив.
Каратаев повернул к ней голову.
— За ними? — неуверенно спросил он.
— Нет, Антон, — Юлия Николаевна подняла на него глаза. — Надо ехать в город. Мальчик умирает.
Ракитин не сказал ничего.
Он вставил скорость, нажал на газ и резко вывернул руль. Машина развернулась и двинулась обратно.
Через час место катастрофы было уже оцеплено. Однако, осмотр пока не начинался — пожарные машины боролись с пламенем, а также ждали следственную бригаду, которая должны была прибыть из Москвы.
К вечеру, когда пожар был потушен, от самолета остался только черный остов, который местами еще дымится.
После захода солнца взлетную полосу осветили многочисленными яркими лампами, установленными на треногах. Поодаль, в сотне метрах от пепелища, стояло несколько черных легковых машин.
У одной из них находился генерал Бояринцев. Лицо его было хмуро. Безо всякого интереса смотрел он на груду обломков, от которых кое-где еще поднимался дым. По обе стороны от генерала стояли Каратаев и Дементьева.
— Лунина мы потеряли, товарищ генерал… — рассказывал Каратаев. — Однако вместе с этим получили и новую информацию. Орден все-таки существует.
— Значит, вот они где все-таки проявились, — задумчиво сказал генерал. — У нас.
— Однако, урон мы ему нанесли сокрушительный, — оптимистично заметил Каратаев.
— Не мы, — хмуро поправила его Юлия Николаевна. — А лично лейтенант Лунин.
— Отчего же он все-таки пошел на такую смерть? — спросил Бояринцев.
Дементьева вздохнула:
— Выглядит это нелепым… Но мне кажется, объяснение этому все-таки есть. Он прекрасно знал, что выйдет живым из любой заварухи. А тут такой шанс — уничтожить как можно больше врагов.
— Как ты считаешь, Юля, он мог выжить?
— Не мог, — уверенно ответила Дементьева. — В его теле должна сохраняться хоть какая-то структура, которая послужила бы основой для регенерации. А тут взрыв и такой пожар… Он был в самом эпицентре.
— В любом случае — говорить о нем в прошедшем времени рано, пока мы не найдем хоть каких-то останков, — заметил Бояринцев.
Дементьева кивнула:
— Согласна, товарищ генерал. И еще… У меня возникало ощущение, что членам Ордена были прекрасно известны все наши планы. Они следовали за нами буквально по пятам и всегда опережали нас на шаг. Вам не кажется, что…
Бояринцев бросил не нее взгляд.
— У вас есть какие-то факты? — сухо спросил он.
— Фактов пока нет, но…
— Нет фактов — нет и предмета разговора. Вот что — отправляйтесь в гостиницу и отсыпайтесь. Завтра утром в Москву.
Дементьева попыталась возразить:
— Но, товарищ генерал…
— Никаких но, Юля, — перебил ее Бояринцев. — Лунина у нас нет. Задание провалено. Засветились так, что… Надо отсюда уходить. Это приказ.
* * *
Когда они возвращались в город, машину вел Каратаев. Дементьева сидела рядом, безучастно наблюдая за несущимся за окном ночным пейзажем.
Каратаев сосредоточенно смотрел на дорогу.
— Когда он спросил, есть ли факты, ты ответила — «пока нет», — вдруг спросил он. — Мне тоже показалась все это странным. Без утечки информации тут не обошлось. Думаешь, факты появятся?
— Не знаю… — устало ответила Юлия Николаевна. — Знаешь, а ведь утром я с вами никуда не поеду.
— Вот как? — удивленно спросил Каратаев.
— Ровно в полдень я встречаюсь с Ракитиным, — добавила Дементьева. — В кафе «Голубой Дунай». У Ракитина что-то есть по этому поводу, и он обещал мне все рассказать. Мне кажется, что эта встреча все поставит на свои места.
Некоторое время Каратаев не реагировал на ее слова. Затем сказал:
— Мне не хотелось бы оставлять тебя тут одну. Могу я тоже остаться? Возможно, буду чем-то полезен.
— Как хочешь, Антон, — равнодушно ответила Юлия Николаевна. — Как хочешь…
Глава 18
По ступеням подъезда поднимался молодой мужчина. В руке его был чемоданчик-«дипломат» из черного пластика, которым он беззаботно помахивал.
Он остановился на площадке третьего этажа и нажал кнопку звонка одной из дверей. В ответ из квартиры не донеслось ни звука. Мужчина прислушался, достал из нагрудного кармана расческу и причесался, глядя на глазок, как на зеркало. За дверью кто-то стоял.
— Никанорова? Глафира Петровна? — требовательно спросил он Двадцать четвертого года рождения?
Замок щелкнул, дверь и створка образовали узкую щель, зафиксированную цепочкой. В этой щели мелькнул острый старушечий нос.
— Она самая, свет мой, она, — ответила хозяйка. — Ты чего пришел? По делу или как?
Мужчина не ответил. Он уперся коленом в косяк двери и плашмя положил на него дипломат. Откуда ни возьмись, на его черную поверхность лег типографский бланк. Мужчина достал из кармана ручку, и начал скрести ею по бланку, пытаясь расписать стержень.
Какое-то время Глафира Петровна с опаской наблюдала за его действиями. Потом не выдержала:
— Никак повестка? Ужель в военкомат?
— Не парься, старая, — снисходительно ответил мужчина. — В армию не возьмут. Льгота тебе положена… На горячее водоснабжение, ясно?
Внезапно мужчина затряс ручкой в воздухе, будто пытаясь пронзить ею какую-то невидимую тварь.
— Вот, сука… — пробормотал он. — Не пишет. Ручка в доме есть?
Глафира Петровна, вдохновленная неожиданной льготой, откинула цепочку.
— Найду, голубчик, — обрадовалась она. — Для тебя — что хочешь найду…
Мужчина распрямился и вставил ручку в нагрудный карман пиджака. Он поднял руку и посмотрел на часы. До полудня оставалось еще полчаса.
Это был Третий, — один из тех, кто гонялся за Луниным по крышам. Тот, кто лично застрелил Самохина.
Ботинок с одним из каблуков, пробитых пулей и окончательно испорченных краской, на нем теперь не было. Третий был обут в дешевые кроссовки с люминесцентными полосами.
* * *
Машина, в которой сидели Каратаев и Юлия Николаевна, остановилась. Развернувшись, она въехала задом под арку, за которой был тупик. В одной из кирпичных стен его была прорублена дверь, наглухо заколоченная крест-накрест досками, а рядом с нею стояли два мусорных контейнера.
Когда задний бампер почти коснулся контейнеров, Каратаев затормозил. Бросив взгляд на, часы, расположенные на приборной панели, он сказал:
— Посидим пока тут. Время еще есть. «Голубой Дунай» за углом, в пятидесяти метрах. Можно дождаться Ракитина и там, но будет лучше, если ты не придешь первой.
Юлия Николаевна достала из сумочки зеркальце и помаду и принялась подкрашивать губы.
— Ты прав… — ответила она. — Подождем.
— Знаешь, — сказал Каратаев, — я утром звонил в больницу.
Юлия Николаевна оторвалась от зеркальца и внимательно посмотрела на него.
— Ты говорил с врачами? Как мальчик?
— Говорят, жить будет, — вздохнул Каратаев.
* * *
У тротуара остановилась белая «шестерка» Ракитина. Капитан вышел из нее, осмотрелся по сторонам и закрыл дверцу на ключ.
* * *
На кухне Глафиры Петровны стояла двухконфорочная газовая плита. Над пламенем одной из конфорок располагалась кастрюля, из-под прыгающей крышки которой выбивалась и стекала по стенке серая картофельная пена. Из комнаты доносился звук громко работающего телевизора.
