В девятнадцать лет я уже был «стариком» для экипажа нашего вертолета и теперь ощущал бремя лежащих впереди дней и испытывал мучительный страх. Я представлял себе, как кто-нибудь дома, в приюте, спрашивает: «Интересно, что сталось с Дэвидом Глассом?» — и слышит в ответ: «Разве ты не знаешь? Он погиб во Вьетнаме». Мне отчаянно хотелось избежать этой печальной эпитафии, и груз оставшихся девяноста дней давил на меня в то утро, когда мы вылетели для встречи с генералом Ганном в штаб его дивизии.
Генерал Джордж Ганн и полковник Клей стояли на посадочной полосе, когда мы сели ровно в восемь тридцать. Представление было кратким и официальным, и через несколько минут мы снова были в воздухе, направляясь на разведку районов боевых действий. Со своего места за пулеметом я видел спину генерала, сидящего у открытой двери в верхнем отсеке. Полковник Клей устроился напротив и угодливо соглашался с каждым словом генерала. Время от времени генерал заглядывал в карту, разложенную у него на коленях, и передавал сержанту Брайту по переговорному устройству координаты района, который хочет обследовать. В каждом указанном пункте мы кружили низко над землей, в то время как генерал тщательно осматривал местность в бинокль. Если не было никаких признаков боевой деятельности, мы двигались к следующему пункту, пересекая, расстилающуюся внизу безмятежную дельту, покрытую пышной зеленью. Ничто в этом мирном ландшафте не указывало на наличие войны. Если люди и убивали друг друга на зеленых, разделенных бурыми полосками воды рисовых полях, похожих на клетки шахматной доске, то это не было заметно глазу. Через некоторое время начало казаться, что генерала беспокоят не боевые действия, а их отсутствие. Не знаю, как он оценивал положение в этой сельской местности, но я был совершенно убежден в ее мирном характере. У меня не было повода стрелять из пулемета. Я уже надеялся, что мой двести семьдесят шестой день во Вьетнаме пройдет без насилия, без смерти. Но не тут-то было. Этот лень стал днем гибели генерала Джорджа Расти Ганна.
Мы находились в воздухе уже три часа, когда сержант Брайт доложил генералу, что скоро придется вернуться на базу для дозаправки. Это сообщение рассердило генерала. В течение последнего часа он все время жаловался, что на земле не видно никаких признаков боя. Несколько раз он низко нагибался над местами, отмеченными им на карте как районы боевых действий, но видел только небольшие группы наших войск, расположившиеся на позициях, где предполагался противник. Если чарли был где-то поблизости, он хорошо маскировался. Однажды мы заметили патруль, устало пробирающийся через высокую траву, окружающую лощину; генерал связался с ним по радио и приказал доложить о выполнении задачи. Ему сообщили, что патруль послали прочесать лощину, якобы занятую вьетконговцами, но они прошли ее насквозь и не обнаружили никаких признаков чарли, кроме ряда покинутых подземных ходов. Генерал приказал патрулю запросить авиацию, чтобы она разрушила подземные ходы и «замуровала скрывающихся в них паршивых гуков».
Вслед за этим он указал сержанту Брайту курс на базу.
— Дозаправимся и найдем эту чертову войну, если даже потратим весь день. Сержант, держитесь на уровне вершин деревьев. Я хочу внимательно изучить местность по пути домой.
Сержант Брайт снижался до бреющего полета, пересекая открытые поля, и поднимался вверх лишь настолько, чтобы не задеть деревья на лесистых участках.
— Молодец! — рявкяул генерал в переговорное устройство. — Держись пониже!
Я видел, как генерал, высунувшись из открытой двери, вертел головой, обшаривая землю в бинокль. Он решил во что бы то ни стало что-нибудь найти и нашел. Мы пересекли рисовое поле и начали подниматься, чтобы обойти лежащую впереди деревню, как в переговорном устройстве затрещал голос генерала:
— Сержант!
— Сэр?
— Сделать широкий разворот влево назад и еще раз пересечь это поле. Курс тот же, высота та же.
— Что-нибудь случилось, сэр?
— Ничего не случилось, сержант. Просто хочу еще раз внимательно посмотреть.
— Указатель горючего стоит довольно низко, сэр.
— На сколько летного времени хватит, сержант?
— На пятнадцать минут, сэр. Но не хочется доводить до предела.
— Поворачивайте назад, сержант.
— Слушаюсь, сэр.
Сержант Брайт описал широкую дугу влево. Мы пролетели над деревушкой.
— Медленнее, сержант. Когда дойдете до дальнего конца рисового поля, зависните, пока я не скомандую идти вперед. Потом плавно и медленно пересечете поле. Поняли?
— Так точно, сэр. Но если бы я знал, что вы ищете, сэр, это могло бы помочь.
— Скажу вам, когда буду готов, сержант.
— Слушаюсь, сэр.
Пока мы облетали поле, я не спускал глаз с генерала. Он болтал с полковником Клеем, но сквозь жужжание винтов я не мог разобрать о чем. Однако, что бы ни говорил генерал, полковник согласно кивал.
Наконец генерал отложил бинокль, вытащил из кобуры пистолет сорок пятого калибра и направил его на землю, поддерживая для устойчивости правую руку левой. Я не понимал, что он делает, но меня это заинтересовало. Потом он покачал головой, засунул пистолет в кобуру и спросил по переговорному устройству:
— Сержант, есть на борту винтовка?
— Так точно, сэр. Стрелки все время носят ее с собой.
— Хорошо. Мне нужна винтовка.
— Слышишь, Гласс?
— Да, сержант.
— Встань с места и дай генералу свою винтовку.
— Слушаюсь.
Я снял наушники, взял винтовку, отнес ее наверх и вручил генералу. Он схватил ее и поставил на автоматическую стрельбу. В ней был полный магазин. Я собрался вернуться на свое место, но генерал приказал мне сесть рядом на скамейку.
— Оставайся здесь, сынок! — закричал он, покрывая рев винтов. — Пулеметчик для этого не нужен.
Я сел рядом, недоумевая, какого черта ему надо, и посмотрел на сидящего напротив полковника Клея, который ответил мне полукивком и полуулыбкой, ничего мне не сказавшими.
На дальнем конце поля сержант Брайт снизился примерно до пятидесяти футов и завис в воздухе.
— Хорошо, сержант, — сказал генерал. — Теперь, когда я скажу «вперед», направьте вертолет прямо через поле к левой окраине деревни. Идите как можно медленнее. На полпути справа увидите в поле трех вьетконговцем. Идите так, чтобы я мог держать их на прицеле. Поняли, сержант?
Без наушников я не мог услышать ответ сержанта, но видел, что он разозлил генерала. Нахмурившись, он резко сказал:
— Я узнаю вьетконговцев с первого взгляда. Там внизу три гука в черных пижамах. Наплевать, что они сажают рис. Они меня не обманут. А теперь ложитесь на курс и идите медленно.
Со своего места я увидел, как сержант Брайт покачал головой. Потом он дал полный газ, и мы рванулись вперед через поле. В этот момент генерал Ганн поднял мою винтовку и, твердо держа ее, направил вниз, в открытое поле.
При первом заходе со своего места у пулемета я видел в поле людей. Насколько я мог судить, это были крестьяне, сажающие рис. Они не были вооружены и даже не посмотрели вверх, когда мы пролетали над ними. Это было типично для здешних крестьян. Они давно научились принимать войну как должное. Вьетконговцы попрятались бы, как только заметили вертолет. Генерал должен был это знать. Он пробыл во Вьетнаме гораздо дольше, чем я. Но он жаждал крови. День был слишком мирным для этого любителя войны, и он не мог допустить, чтобы он прошел спокойно. Я прочел весь его замысел по самодовольной улыбке на лице полковника Клея. В тот момент мне отчаянно захотелось провалить их план. Но как? Если бы я вел вертолет, я мог бы его качнуть, чтобы генерал промахнулся, но я знал, что сержант Брайт выполнит приказание. Он лучше меня привык к жестокостям войны. Все, что я мог сделать, это, сидя рядом с генералом Ганном, смотреть, как он следит за полем через прицел моей винтовки.
— Вот так. Отлично, — весело сказал себе генерал.
Я поднялся со своего места и заглянул через его плечо. Я увидел, как ствол винтовки повернулся вправо, потом заметил впереди крестьян, склонившихся над ростками риса; их соломенные шляпы покачивались в лучах солнца. Мы приближались к ним на высоте пятьдесят футов; до них оставалось не больше шестидесяти футов. Они не прервали работы, чтобы взглянуть вверх. Высунувшись далеко вперед в открытую дверь, генерал открыл огонь. Он попал в крестьян первой длинной очередью, и все три черные фигуры упали на землю. Генерал продолжал стрелять, пока не выпустил весь магазин. Полковник Клей, не отрывавший глаз от направления стрельбы, радостно всплеснул руками:
— Вы попали в них, генерал!
Генерал Ганн полюбовался этой картиной, потом повернулся к полковнику с сияющим от радости лицом:
— Знаете, Клей, когда я убиваю гуков, я испытываю возбуждение.
Полковник рассмеялся.
