Эх, не облажаться бы!
На сцену вышел Роман Плуженко, ведущий телепрограмм, пользующийся бешеной популярностью у дамочек "за сорок". От своей "звёздности" у чувака совершенно поехал чердак, и выносить его присутствие в обыденной обстановке, по словам коллег, было весьма затруднительно.
Вот и сейчас он подошёл к микрофону, истекая от сладострастной истомы по себе, любимому. Улыбнулся залу и произнёс: "Добрый вечер".
Очаровашка! Зал в ответ зааплодировал, и концерт можно было считать начавшимся.
Сначала толстые дядьки и увешанные драгоценностями тётки нудно трепались о возрождении украинской культуры, о молодых талантах, о творческом наследии и всяком таком. Слушать это было невозможно. Я ничего не имею против культурного возрождения, но к чему этот официоз? Собрался народ послушать музыку – так давайте музыку! А этот пафос выросших при социализме номенклатурщиков, старательно прикидывающихся "отцами украинской культуры", уже все печёнки проел.
Пипл в зале спал, музыканты потихоньку матерились.
После вступительного трёпа стали награждать достойных. В числе оных ваш покорный слуга вышел на сцену и получил из рук грудастой девки в вышитой сорочке букет цветов, коробку конфет и безвкусный горшок неизвестного назначения. После чего ему был вручён диплом и было доверено пожать пухлую ладошку незнакомого деятеля из городской администации. Наконец со всей этой бодягой было покончено и
"запустили музыкантов".
Для затравки объявили "Живую воду". Приятный групешник, с которого началось моё "украинское созревание". Услышав в своё время их тексты, я понял, что украинская рок-поэзия – не пустой звук.
Правда, их тексты нельзя было назвать рок-поэзией в прямом смысле этого слова. Лидер "Живой воды" Тарас Чупринка очень удачно положил на музыку стихи своего покойного отца, известного поэта-дессидента.
А тот в своё время, наверное, и не догадывался, что его изысканные вирши будут скандировать толпы неухоженных фанов "Живой воды". Как бы там ни было, я любил их музыку, даже несмотря на то, что на дух не переносил Чупринку, крыша которого здорово текла от прогрессирующей звёздной болезни.
Я устроился поудобнее в кресле и стал наслаждаться. Я – благодарный потребитель хорошего музона. Следя за фронтменом, вдохновенно атакующим публику образами из отцовских поэм, я невольно останавливался взглядом на размытой фигуре, раскачивающейся на заднем плане. Апрель… Трагический росчерк местного андерграунда.
Талантливый гитарист, имеющий стопроцентную чуйку, маг гитарных звуков, блюзовый волшебник. Торчок, сжигающий себя на медленном огне
"системы". Тонкий силуэт, колеблющийся в мареве переплетающихся звуков, остранённо живущий в этом пространстве. Я наблюдал его расслабленные движения – его руки живут отдельно. Пальцы бродят по грифу, скользит по своей бесконечной дороге слайд6, вынимая из меня душу своими протяжными нотами. Апрель… Мы все знали, чем закончится твой блюз.
Дальше пели какие-то бесцветные эстрадники. Стандартный джентльменский набор – мамина избушка, журавли, отчий дом, Украина.
Меня передёрнуло. Собрался, было, уйти, но объявили Роксолану, и я остался послушать сенсацию.
Что вам сказать? Выглядело это, действительно, знатно. Эдакая миниатюрная леди, макияж а-ля "девушки Гарлема", стройная фигурка, вокальчик на пять баллов. И обаяние, затягивающее обаяние, обволакивающая аура! Я был покорён.
После объявили "Индюков". Я остался слушать. Команда, вылупившаяся из одного яйца с "Живой водой", и идущая с ними в одной упряжке. Совместные проекты, общая тусня, песни на стихи одних и тех же поэтов. И всё это весьма приятно выглядит. "Индюки" появились в своё время, как "акустическая формация". Полубардовский проект, усиленный скрипкой и флейтой. Симпатичная студенческая "контора".
Позже "Индюки" поняли, что не акустикой единой жив человек, пригласили ритм-секцию и утяжелились в гитарном плане. Непоющий, зато шибко пьющий и артистичный фронтмен богемного пошиба, полуиграющий лидер-гитарист и едва различаемый на общем плане второй гитарист с акустикой. Ритм-секция держалась особняком и смотрелась более профессионально, чем основной состав. Добавьте к этому вечно импровизирующего скрипача и девушку с неясной функцией в группе – тамбурин, вокалы, подтанцовки. В этом плане они напоминали скорее молодую бесшабашную компанию, чем рок-группу со своими дрязгами, амбициями, проблемами. "Индюки" мне импонировали своей любовью к музыкальным экспериментам и склонностью постоянно "шляться" из стиля в стиль. Люблю музыкантов, не зажатых рамками стилевых направлений и шорами имиджа.
Ребятишки отскакали весьма резво. Я про себя сострил: не зря, мол, лидер-гитарист "Индюков" Ромка Горобец, работая на радио, взял себе nomme de guerre7 Ди Джей Скачок. По-моему, в кассу. Зал в полный рост оттягивался под весёлые искромётные вещички "Индюков".
Это их позже накроет музой декадентского смура. А сейчас они вовсю отрывались на рутовской сцене. Я поднялся с кресла и побрёл в гримёрку – скоро наш выход.
Там я наткнулся на сцену "Палыч на охоте". Маленький Казанова старательно приручал нашу незваную гостью. Рассказывая ей какие-то байки, он без зазрения совести скармливал ей наши конфеты!
Представляете, каков подлец? Я заглянул в коробку, и от возмущения лишился дара речи – там оставалось не больше трети того, что было сначала! Это при том, что кроме брата и его "шоколадной" феи никто и не притронулся к коробке! Нет, не подумайте, я человек не жадный, но разве ж можно в такую маленькую мамзель паковать столько сладкого? У неё же зубы выпадут или аллергия случится! Женщина – существо нежное! А коллеги по группе останутся без конфет.
– Собирайся, терминатор, наш выход, – я решил не устраивать сцен.
– Уже иду! Солнце, посмотри на нас из зала, – Палыч послал ей нежнейшую улыбку.
– Обязательно! – она улыбнулась в ответ и зацокала каблучками по ступенькам.
– Чуваки, нас объявили, – в гримёрку заглянул Паша.
– Мы уже в пути.
Как передать моё состояние, когда я в первый раз в жизни вышел на
"большую" сцену и подошёл к микрофону, фиксируемый фотовспышками, выхватывавшими мои движения из сценической коловерти. Я чувствовал волну нетерпения исходящую от зала, некую сладкую угрозу, заставлявшую моё тело дрожать струной. Я прикрыл глаза и шепнул в микрофон:
Скляні вірші сплітаються в дощ,
Що розтинає тіло тиші…
Я звал их за собой и они отзывались на мой призыв. Что-то подсказало мне, что не следует давать из себя мэтра. Пусть всё будет так, как оно есть. Я постарался забыть о том, что меня "пасут" телекамеры, я постарался забыть о том, что в нескольких шагах от меня зоной отчуждения дышит зал, жадное до зрелищ враждебное мохнатое существо. Я постарался забыть о том, что нужно "играть" под них. Пусть всё идёт по-настоящему. Я стоял, закрыв глаза, обхватив до боли в пальцах металлическое горло микрофона и тихонько рассказывал им обо всём, что им хотелось узнать:
Люблю дивитись, як дзеркало п'є вогонь,
І божевілля тихесенько ллє в сон.
Соло захлёстывает их внимание тугой петлёй, сжимающейся всё туже и туже. Им некуда деваться от давящего напряжения. Я постепенно отклоняюсь назад всё ниже и ниже. Согнутое дугой тело звенит от напряжения. Виток, ещё виток, ещё и ещё виток. Паша ведёт их по бесконечной спирали, пронзающей сознание, подсознание и все
"заточки" из этой оперы. Он нанизывает их на эту спираль и отпускает серпантином. Я касаюсь волосами сцены, Паша взбирается на немыслимую высоту звука.
Дальше идти некуда.
Отпускай.
Отпустил…
Выдох облегчения.
Куплет.
Кода.
Зал взрывается. Я открываю глаза и привыкаю к обстановке.
Незнакомая девушка легко вспрыгивает на сцену и дарит мне цветы.
Щурясь от яркого света софитов, я кланяюсь "почтеннейшей публике" и ухожу за кулисы. Несколько минут музыки, а я выжат, как лимон.
Улыбаясь подбегает Роксолана:
– А ты классно смотришься на сцене, – она лукаво улыбается.
– Мерси, – я возвращаю комплимент, – а ты – вообще потрясно!
К нам подходят ребята из "Долины снов", команды, взявшей второе место.
– Саша, – представляется их лидер, чернявый парень с жёстким татарским прищуром глаз.
– Тарас, Вадим, Андрей, Серёга, Малютка, – подтягиваются остальные музыканты.
Мы в ответ называем себя.
– Чуваки, оставьте нам свои координаты, пожалуйста. Мы хотели бы встретиться и обсудить идею совместного концерта.
– Ради Бога, – мы пишем на клочках бумаги свои телефоны, отдаём им, получая взамен такие же обрывочки с их координатами.
Разговаривать нет времени. "Долине" пора на сцену, а мы с Палычем спешим к Татке.
– Ни пуха, чуваки, – я хлопаю Сашу по спине и бегу в гримёрку.
– Палыч, алярм! Вытри фейс, забираем цветы и линяем по быстрячку!
