– Нет, прямо в шатер провели. Шатер Батый из Венгрии привез. Шатер и трон венгерского короля. И даже вино предложили, но я по твоему совету, дядька Чогдар, с кумыса начал.
– Правильно сделал. Монголы любят, когда гость уважает их обычаи. Чингисхан требовал ссорить между собой покоренные народы, а Субедей-багатур делать это умеет. Нет, похоже, что здесь – другой замысел. Похоже, что Бату-хан очень нуждается сейчас в союзниках. А это может означать, что…
Чогдар неожиданно замолчал. Невский и Ярун выжидательно молчали тоже, отлично понимая, что только Чогдар знает таинственную душу завоевателей и может дать наиболее верное толкование всей цепочке их неожиданных поступков.
– Много юрт вокруг ханского шатра? – неожиданно спросил Чогдар.
– Очень много. Стоят кое-как, будто их из горсти высыпали, – сказал Невский. – Ни улиц, ни проулков, а народу – тьма.
– Будут там и улицы, и проулки, – усмехнулся Чогдар. – Думается мне, что Бату отводит свои войска из западных стран, несмотря на приказ великого хана Угедея пробиваться в глубь Европы. А неисполнение повеления великого хана карается смертью, от которой не спасает даже родство с самим Чингисханом. В каком случае можно рискнуть и не исполнить повеления великого хана? Только в одном: когда великого хана уже нет в живых.
– Ну, это только предположение, Чогдар, – усомнился Ярун. – Тут еще бабушка надвое сказала.
– Вероятное предположение, весьма вероятное, – сказа! Невский. – Батый собирает вокруг себя все свои силы. С какой целью он так делает, Чогдар?
– Если Угедей и вправду умер, то через пять лет на курултае будет избран новый великий хан. Бату – любимый внук Чингисхана, но его отца Джучи не любила армия, и в конце концов ему сломали хребет. И сделано это было по настоянию тех самых ветеранов, которые подпирают трон великого хана в Каракоруме. Они не позволят провозгласить Бату новым великим ханом, потому что боятся за собственные жизни. Смерть отца должна быть отмщена. Что тогда делать Бату? Искать союзников, что он и начал делать. Я размышлял, идя от конца к началу, от следствий к причине, и тебе, князь Александр, судить, насколько мне это удалось.
– Я очень благодарен тебе, дядька Чогдар. Как по-твоему, какими силами располагает Батый?
Чогдар пожал плечами:
– Бату-хан воюет шесть лет. Он пополняет свою армию за счет покоренных им народов: ты сам говорил, что большинство уже говорит по-кыпчакски.
– Так мне сказал Сартак.
– Он сказал правду. В армии Бату-хана стало очень много заволжских тюрок: мы с Яруном столкнулись с одним из них. Только не сделай из этого вывод, что можно поднять восстание.
– Мне тоже нужны союзники. Католические рыцари куда опаснее для Руси, чем осевшие в степях татары, с которыми, как выяснилось, можно не только говорить, но и торговаться. – Александр встал. – Вы очень помогли мне сегодня. Очень. Идите почивать, мне предстоит еще одна беседа.
– Мало спишь, Ярославич, – посетовал Ярун. – Гляди, не загони себя раньше времени.
– Надо, дядька Ярун, надо, – вздохнул Невский. – Ливонцы – враг нешуточный.
Советники вышли, и тут же в двери заглянул Савка.
– Пришел?
– Ждет.
– Зови. Вина подай да еды, какая под руку подвернется. Проголодался я что-то.
– К вину ветчина хорошо идет, Ярославич.
– Давай, давай.
Савка приоткрыл дверь, разминулся на пороге с Яковом Полочанином.
Яков был на пиру, поднял первый кубок и тут же ушел, сославшись на срочные дела. Пока Савка накрывал на стол, он и Александр перебрасывались ничего не значащими словами, но как только Савка управился со своими обязанностями, князь сразу же отпустил его. И Савка вышел, с особой тщательностью прикрыв за собою двери.
– Рассказывай, Яков.
– Троих мне удалось просунуть в Псков, хотя щелочка была узенькая. Один – по торговой части, двое пристроились при Твердиле. Люди надежные, смотреть и слушать умеют.
– Как передают, что видят и слышат?
– Через торговца.
– И что именно?
– Выделю главное, Ярославич. Первое: войска ливонцев стягиваются к Пскову, а в лоб его не взять. Второе: сильно лютуют рыцари. Церкви какие позакрывали, в каких конюшни устроили. Народ бурлит внутренне, в голос побаиваются. Но до времени все.
– До времени не давай им подниматься, – строго сказал Александр. – Время я укажу.
– Такой наказ я уже отдал. Один из моих людей завел знакомство с воротниками. Пока приглядывается, прощупывает их. Если все будет ладом, сговорит ворота тебе открыть.
– Вот за это выпить стоит, – сказал князь, наливая кубки. – Ты ешь, Яков, попировать от души нам с тобой не удалось сегодня.
– Ничего, Ярославич, мы еще попируем. Мы попируем, а враги наши кровавыми слезами умоются.
– Ты чего-то осерчал, Яков.
– Полоцк литовцы взяли. Твой тесть, а мой родич князь Брячислав в сечи пал. Только сегодня узнал об этом…
4
Никогда еще в короткой жизни Сбыслава не было такой мучительной ночи. Бессонница сменялась короткими провалами забытья, которые не приносили облегчения, переполненные кошмарами и видениями. Он впервые испытывал тупую, безнадежную боль в сердце, впервые понял, что такое отчаяние, впервые ловил себя на мысли, что ненавидит Невского, и тут же испуганно гнал эту мысль. Он не был религиозным, поскольку вырос среди воинов, не умевших молиться, а лишь исполняющих необходимые обряды, да и то кое-как, и не знал, как получить облегчение в откровении. Он страдал, метался и маялся, потому что физически ощущал, сколь дорога ему Марфуша, ныне уходящая от него навсегда.
Его кумир, вождь, друг и живой, зримый пример князь Александр Невский оказался причиной гибели всех его юношеских надежд и тайных мечтаний. Оказался обманщиком чистой, бесхитростной девушки, отдавшей князю свою святую первую любовь, вручившей ему не только свое сердце, но и свое будущее, свою честь да и саму жизнь свою. Сбыслав не желал разбираться в далеких от его забот отношениях между князем-отцом и князем-сыном, не желал задумываться над политическими расчетами владетелей, не желал признавать, что и сама-то первая любовь князя Александра могла оказаться всего-навсего юношеским увлечением, не желал понимать, сколь часто власть имущие оказываются рабами сложившихся обстоятельств, что они куда менее свободны в своих поступках, чем последние среди их подданных. Ничего он не желал понимать, потому что с обостренной болезненностью переживал крах собственной первой любви. И чувствовал, что должен исчезнуть из Новгорода, в котором пока еще жила Марфуша, и с глаз Невского, который сломал ее жизнь.
– Отпусти меня к своему брату Андрею, князь Александр.
– Ты мне нужен здесь, Сбыслав.
– Андрею я нужен больше, чем тебе. Никогда ни о чем не просил, князь Александр, а сейчас – Богом прошу.
В пустых, словно отсутствующих глазах Сбыслава, в напряженном тоне его голоса было что-то настолько незнакомое, что Невский решил не настаивать. Однако он не привык, чтобы ему перечили, а потому сразу же отыскал причину для собственного отступления:
– Добро, отпущу. Только ты сначала заедешь в Переяславль и от моего имени прикажешь, чтоб ни словечком не обмолвились Александре, что князь Брячислав погиб. Отец мне говорил, что она после родов до сей поры в себя прийти не может.
Сбыслав тут же выехал, объяснив Яруну, что исполняет повеление Невского. И всю дорогу с непонятым самому себе злорадством думал о том, что едет если не к виновнице Марфушиного безутешного горя, то уж, во всяком случае, его причине. А приехав, с княгиней видеться не стал, но ближней ее боярыне сказал, что князь Брячислав погиб. Боярыня заголосила, запричитала, а Сбыслав вскочил на коня и помчался к князю Андрею. И всю дорогу был весьма доволен своей утонченной местью.
Пожалел он о ней потом. Когда умерла княгиня Александра.
Но это несчастье случилось не вдруг и не сразу, а потому и не помешало Невскому со всей свойственной ему решимостью готовиться к взятию Пскова штурмом. «На копье», как тогда говорили. Решимость объяснялась долгими тщательными размышлениями, итог которых он и сообщил ближайшим соратникам:
– Ливонцы уже стянули и продолжают стягивать в Псков все силы. И нам надо вытянуть их оттуда. Бери обе новгородские дружины и иди в Ливонию, Домаш. Жги их замки, которые послабее, вешай фогтов, изменников, перебежчиков и рыцарских прикормышей беспощадно. И – вперед, вглубь, пусть решат, что ты в их земли мстить пришел. Тогда за тобою бросятся: добро-то спасать надо. Подпусти, жаль, как Чогдар советует, но в битву не ввязывайся. Уводи их от Пскова подальше. Понял задачу?
– Нагнать страху и оттянуть от Пскова войска, Ярославич. Когда оттяну и запутаю, поспешать к вам.
– Верно, Домаш. Ступай и не медли. – Невский обождал, когда новгородский воевода выйдет, и продолжил: – Гонца – к Мише. Пусть ведет свои отряды к Пскову, только без лишнего шума. Готовь мою дружину, Гаврила Олексич. К Пскову сам ее поведу.
