в сухое, спустился в бар и заказал полпинты рома с имбирной водой. Записи в папке были отрывистыми, беспорядочными, девочку швыряло из одного года в другой, будто кораблик в штормовую погоду. Он пролистал еще страниц десять и наткнулся на запись о себе самом, которая заставила его улыбнуться. Можно ли быть убийцей, обладая безупречными щиколотками?
«Бриатико» медленно высыпался из письма, будто порошок из аптекарского пакетика, и это был январский «Бриатико», наверное, из-за замерзших дроздов, сидящих на черной от сажи трубе. Столько лет прошло, подумал он, закрывая папку, а девочка до сих пор думает, что я душегубец и лиходей. Но что это за выпад, мелькнувший в самом конце письма? Fiddle while Rome burns? В гостиничном лифте, поднимаясь на свой этаж, он снова достал листок и перечитал его, наморщив лоб.
«Я хочу, чтобы ты боялся этого дня, Маркус Фиддл, поддельный англичанин. Ты паршивый любовник, не посмевший взглянуть мне в глаза, удравший тайком, будто деревенский вор с ягненком за пазухой. Ты и есть вор, хотя считаешь, что добыча принадлежит тебе по праву. Видишь, я все о тебе знаю. Играй, покуда Рим горит, но помни, что однажды твои струны лопнут и станет совсем-совсем тихо».
Петра
— Так и быть, я прощу тебе испорченную сиесту, — сказал комиссар, когда я забежала в участок по дороге на почту, меня отправили в деревню оплатить муниципальные счета. — Твои гарроты, студентка, второй день нас веселят! Пианист из отеля тоже смеялся, когда рассказывал нам, в чем дело.
— Видать, хороши у нас дела с криминальной обстановкой, если оружие так веселит полицейских, — сказала я холодно, продолжая стоять в дверях.
— Забирай. — Он нашел гарроту в ящике стола, взял двумя пальцами и протянул мне, будто цветок. — Верни ее хозяину. Твой платок я оставляю в качестве штрафа. У Джузеппино вечно не хватает чистого платка в кармане. Верно, сержант?
— С какой стати вы верите объяснению пианиста? — Я убрала руки за спину. — И какое это вообще имеет к нему отношение?
— Это его железки. — Комиссар дунул на гарроту, будто на одуванчик, и она закачалась в его руке. — Он попросил Риттера купить их в городе, потому что сам не выберется туда до воскресенья. Позавчера он дал ему тридцать монет, а Риттер привез заказ из магазина, но еще не успел передать.
— Из какого еще магазина?
— Из магазина Сталоцци возле рынка, он торгует старыми роялями и всякой прилагающейся к ним дребеденью. Это рояльные струны, девочка. Новенькие рояльные струны. На них играют музыку. Отправляйся работать и не шарь больше по чужим ящикам. Подвези ее до поворота, Джузеппино!
Вернувшись в «Бриатико», я направилась прямиком в библиотеку — мне нужен был нормальный интернет, хотя я толком еще не знала, что искать. Начать стоило с того, что мне уже известно: брат собирался купить «альфа-ромео» 8C Competizione, и это была не шутка. Он пытался что-то мне сообщить. Значит, нужно начать с этой гладкой сутенерской тачки, это первая зацепка, она подскажет мне, сколько брат собирался заработать.
Вторая зацепка — это то, что я услышала у ворот кладбища: небрежные слова тренера о марке, которую хозяин носил с собой. Если марка все же попала к брату (а он вырезал ее маникюрными ножницами), то мое предположение о шантаже может оказаться ложным — слава Деве Марии, если так. Противно представлять Бри пишущим подметные письма и требующим денег за молчание.
Она заплатит за свою ошибку, сказал Бри перед тем, как повесить трубку. Черт бы подрал его привычку говорить загадками. Ему всегда хотелось меня помучить, заставить попрыгать вокруг него с вопросами. Угадай, Петручча, что я тебе принес, говорил он, пряча руки за спину.
Однажды в руках у него оказался ежик в картонной коробке, и брат объяснил, что принес его маме, поскольку она собиралась варить варенье из вишен. Ягоды нужно прокалывать зубочисткой, сказал он, и нас с тобой заставят заниматься этой скучной работой, поэтому я поймал ежика в роще, он нас выручит. А что он будет делать, спросила я, держа коробку, в которой замер свернувшийся ежик. Мы должны высыпать вишню на стол и ласково катать его туда-сюда, сказал брат, с одного конца стола на другой. Глядишь, ягоды и продырявятся!
Выклянчив пароль у хмурой библиотекарши, заметившей, что персоналу не положено отираться в клубе, я поклялась, что управлюсь за двадцать минут, пообещала принести ей мятного чаю из кухни, присела к компьютеру, дождалась, пока библиотекарша отойдет, и быстро набрала 8C Competizione. Алая сверкающая модель завертелась передо мной на рекламном баннере. Двести тысяч евро. Да это же целый сундук с пиастрами!
Ясно, что по номиналу марка должна стоить намного дороже. Значит, мне нужен список марок, которые стоят, ну, скажем, от четверти миллиона и выше. Ничего в этом не понимаю. Когда в школе один из мальчишек подарил мне кляссер с марками, брат заявил, что это занятие для ботаников, не умеющих играть в футбол. Я тут же обменяла подарок на горсть стеклянных шариков. Это было пятнадцать лет назад, в начале весны.
По первой ссылке я вышла на лондонский сетевой аукцион филателистов. Слово ошибка там никто не употреблял, по крайней мере, я не нашла. Еще один сайт, и еще один, все впустую. Минут через сорок я вышла на форум коллекционеров при торговом доме «Петер Цапп». Слово ошибка попадалось там четыре раза. Я открыла список лотов, и у меня зарябило в глазах: блоки, рулоны, листы, гашеные и негашеные, с клеем и без клея, черт ногу сломит.
На форуме под темой «Итальянские марки» был задан вопрос: сколько может стоить сицилийская марка с женщиной в короне и гербом с крестами? Вырезанная из открытки, без повреждений. Под вопросом анонимного пользователя была целая груда комментариев, я читала их с дрожью в сердце: мне казалось, я слышу голос брата, это был он, его неумелый спотыкающийся английский!
Посетители форума забросали брата вопросами, они спрашивали, обрезаны ли края по форме рисунка, красного ли цвета кресты, какое гашение — почтовый штемпель или
