В этом месте Сергея повело уже всерьез, воображение разыгралось не на шутку: вот она прилетает домой и вокруг шумной крылатой стаей собираются сородичи, теребят со всех сторон и расспрашивают, как прошла вылазка «в люди». И Янка заводит мягким таинственным голосом, каким обычно рассказывает про свои ауры, тренинги и гипотезы: «А где я сегодня была!..» Миниатюрные эльфята в ответ оттопыривают остренькие уши и подрагивают от нетерпения прозрачными радужными крылышками за спиной… Пугливый маленький эльф; наверно, для нее это было большим приключением. Разумеется, строгие родители вряд ли отпустят ее во второй раз…
Он встряхнул головой, отгоняя эти полусумасшедшие мысли — а то так и крышей недолго тронуться! Вслух по инерции вырвалось:
— Эльфийская принцесса… — она почти незаметно в сумерках улыбнулась — оценила полет фантазии, значит! На том бы и следовало доблестно закруглиться, но он для чего–то добавил: — Глаза у тебя действительно нездешние.
И промахнулся, не успел толком понять, в чем дело: Янка раздосадованно от него отмахнулась и передернула голым плечом, словно от холода:
— Знаешь, сколько раз я это слышала? «Не от мира сего, витает в облаках»!..
— Ну, что есть, то есть, — подколол Сергей, уже полностью придя в себя. И окунулся с головой в реальность города за спиной: приглушенный визг тормозов, дальний грохот троллейбусов, надсадные трели клаксонов… Стало нестерпимо стыдно за это свое лирическое отступление — романтик, ё-маё!.. Хорошо, хоть вслух не брякнул, хватило ума. Янка, по всей видимости, опять собиралась на что–то обидеться, отвернулась, демонстрируя роскошную львиную гриву, струящуюся по спине. Но он не дал ей опомниться: без слов протянул обе руки и поднял со ступенек.
«Непонятно, почему это я его слушаюсь?! — возмутился кто–то строптивый у нее в голове. — Да кто он такой?..» Яна по привычке попыталась привести себя в боевое настроение, как боксер перед поединком, но колючки упорно не выпускались. Точно им было лень и вообще недосуг…
— Не читай на ночь так много фантастики! — негромко сообщил в самое ухо Сергей — вроде бы и насмешливо, но совершенно не обидно. И привлек ее к себе.
Руки у Янки были до странного хрупкие на ощупь и окоченевшие, почти ледяные — не руки, а зябкие лягушачьи лапки. Он обнял ее за плечи, такие же в темноте тоненькие до бесплотности, и неловко полубоком прижал к себе: пускай погреется. Даже и говорить ничего не надо, чтоб не спугнуть: вон как притихла, как будто бы и не дышит, затаилась. И недавняя задиристость куда–то испарилась без следа, так отчаянно и смешно от него защищалась!..
Они молчали до самого Янкиного дома, боясь нарушить что–то невидимое и хрупкое, повисшее между ними. Неслышный звон стеклянных колокольчиков, ни с чем другим и не сравнишь… Казалось, одно неосторожное слово — и они сорвутся, разлетятся по асфальту тысячей крохотных остолков, а там захрустят под подошвами стеклянной трухой. Только у самого подъезда Янка объявила (и как всегда, с бухты–барахты):
— У меня, кстати, тоже синий! Синий с золотым.
— Какой синий? Где синий? — не понял он.
— Цвет ауры. Я часто вижу перед глазами как будто бы вспышки… такого красивого сине–голубого цвета, похожего на сварку. У тебя никогда не бывает?
Сережа отрицательно покачал головой, не вдумываясь в смысл слов — скорее слушал ее голос, как музыкальное сопровождение. Негромкое полудетское сопрано: тонко, но в допустимых пределах, не до писклявости. И манера выговаривать слова непривычная, деликатно–вежливая, что ли… В общем, недурственно.
— Хотя папа говорит, это нормально, в «Агни–йоге» что–то такое описывается… Кажется, «огни духа», так называется.
«А вот это я зря, рано сейчас про «Агни–йогу»! — попрекнула себя Яна. — Всему свое время.»
Подчиняясь внезапному импульсу изнутри, Володя подошел к окну и наугад отдернул штору. Так и есть, в свете тусклого желтого фонаря у подъезда стояла Янка. (Ее присутствие он ощущал едва не за километр, и это без всякого преувеличения, не раз проверял.) Володя не сразу разглядел рядом с дочерью кого–то чужого и высокого, кричаще постороннего — весь в черном, как шпион иностранных спецслужб, сливается ненавязчиво с темнотой. Зато Янкину светлую голову издалека видать… Подожди, а что это она там делает?!..
«Вот и началось! Теперь хоть ружье покупай, чтоб кавалеров разгонять, — почти что на полном серьезе подумал он. — Пролетели спокойные деньки!»
Глава десятая. Володя
Как перейти жизнь? Как по струне бездну — красиво, бережно и стремительно.
«Агни–йога»
Вечером они так и не поговорили — Янка пришла поздно и в сильнейшем возбуждении, Володя уже не стал ее дергать. Молча сидел на кухне и слушал, как она мотается по квартире, чем–то в ванной оглушительно гремит и поминутно роняет, напевая себе под нос. Повезло еще, что маму не разбудила, а то бы та устроила всем веселую жизнь!
Было безнадежно тоскливо и одиноко, как бездомной собаке. Умом Владимир прекрасно понимал, насколько это абсурдно, если озвучить вслух: «Дочка меня бросила, ушла к другому!» Он больше не самый главный и обожаемый в ее жизни мужчина, к такому в два счета не привыкнешь, нужно время. А ведь только ради нее и Ярика он столько лет играл этот бессмысленный спектакль под названием «Счастливая семья»!..
Володя тяжело, чуть ли не старчески кряхтя, поднялся с табуретки и включил электрочайник, тот высоко и пронзительно засвистел в тишине, словно над ним насмехаясь. Ну что ж, пускай будет второй полуночный марафон: ударим по одиночеству лошадиной дозой кофеина!.. «Могла бы, кстати, забежать перед сном, пожелать спокойной ночи, раз уж на то пошло. А ведь не забежала!» — с горечью подумал Владимир. Неужели Янка почувствовала его тяжелое настроение и то, что оно как–то связано с ней? С ее почти нечеловеческой чувствительностью — вполне возможно, что уловила, засекла внутренним радаром. Да только вряд ли она поняла, в чем тут дело, и еще не скоро поймет…
«Ничего, дочка, это не должно тебя касаться. Это мои страхи, я сам с ними разберусь. Счастливых тебе снов!» — Володя мысленно погладил ее по голове. Показалось, что Янка в ответ улыбнулась, не раскрывая зажмуренных глаз.
Проснулся он поздно, с чугунной головой. Дочка спозаранку уже прочно висела на телефоне: неужели со своим «кадром» любезничает? Ее голос звучал непривычно (в свете последних событий) громко и оживленно, на всю квартиру — вон как смеется–заливается во всё горло! Давненько он такого не слышал… Что самое поразительное, и не думает скрываться: обычно сотню раз перепроверяет, чтоб никто, не дай Бог, ни слова из ее секретных разговоров не перехватил. Вот ведь конспиративный Скорпиошкин, Штирлиц доморощенный! Янка между тем переспросила у того самого кого–то, к кому Володя не питал слишком теплых чувств:
