– Я что-то не припомню, чтобы зрители так тихо приветствовали появление отрядов бойцов.
– Все просто, Габба. Они не знают, как реагировать на это, да еще и в моем присутствии, – обнажив клыки в довольной ухмылке, заметил Всевластный, обращаясь к своему младшему брату.
– Понятно. Послушай, Гирдган, мне не показалась удачной эта твоя идея свести на арене твоих ветеранов и кучку этих людишек. Разве не видно, что твои воины сильно превосходят людей? Тебе стоило выставить хотя бы пятнадцать урукхай против тридцати людей.
– Во-первых, это не мои воины. Мои солдаты сейчас сидят на трибунах, а это отребье перестало иметь право именоваться солдатами Империи в тот момент, когда осмелилось совершить преступления, за которые все и были приговорены к смертной казни. У них нет никаких шансов вернуться в строй, потому что для армии они уже мертвы. Во-вторых, не уподобляйся тем, кто рассуждает с презрением в отношении будущего противника: именно чтобы стереть с их лиц презрительное выражение, я и выставил равное количество воинов при практически равном вооружении.
– Ты думаешь, что у людей есть какие-то шансы на победу?
– Разумеется, нет. Эти подонки, конечно, позор армии, но все они в прошлом неплохие солдаты, среди них нет ни одного новобранца, все они имеют за плечами боевой опыт – в той или иной степени, но не новички. Этот наглый человечишка тоже хорошо побегал и, я уверен, выбрал лучших из того, что у нас есть.
– Но если так, то эти преступники быстро разделаются с людьми. Как бы хороши они ни были, но превосходство урукхай очевидно.
– Ты не солдат, поэтому тебе простительны подобные рассуждения, но я не могу понять, почему так же рассуждают мои офицеры с большим опытом войн за плечами. Конечно, урукхай победят людей, в этом нет сомнений, но только вот я думаю, что, прежде чем последний человек истечет кровью, около половины урукхай поляжет на этот песок. Этого будет достаточно, чтобы солдаты задумались и пересмотрели свои взгляды.
– А если люди победят?
– Гхарылл-гхы-гхы, – не сдержавшись, рассмеялся Гирдган. – Брат, в это не верю даже я.
В это же время на одной из зрительских трибун вольготно расположились два офицера, которые вели неспешную беседу, воззрившись на посыпанную белым песком арену. Песок был белым не просто так, а для того, чтобы на нем были отчетливее видны красные пятна крови, которой будут орошать арену бойцы, – это придает большую зрелищность схваткам. Сидящие вокруг них солдаты старались держаться от офицеров подальше: нет нужды лишний раз мозолить глаза командирам, если есть возможность этого избежать, а места на трибунах хватало. Офицеров это тоже вполне устраивало, так как образовавшаяся вокруг них пустота способствовала более расслабленному общению.
Офицеры, хотя и были немолодыми, но тем не менее состояли в звании всего лишь цербенов, что говорило о том, что это заслуженные ветераны, сумевшие дослужиться до офицерского звания. Уже только это заставляло рядовых держаться от них подальше, так как все их уловки, способные поставить в затруднительное положение командиров из благородных или обмануть их, на этих не произвели бы никакого впечатления, так как все, что мог придумать изворотливый солдатский ум, им давно уже было известно. С такими офицерами солдаты с удовольствием были готовы идти в бой – ведь их боевой опыт был несомненен, но вне его предпочитали все же быть в подчинении у благородных: с ними было попроще.
– Ну и что ты на это скажешь, Брон?
– Скажу, что тот ратон в таверне был прав: Всевластный думает, что люди – серьезный противник.
– А ты так не считаешь?
– Если так считает Всевластный…
– А ты? Ты как считаешь?
– Послушай, Глок, то, что ты, наслушавшись того кавалериста, проникся уважением к людям как к противникам, мне лично непонятно. Посмотри на арену. Там стоят бывалые воины из людей, это видно любому опытному бойцу, потом посмотри на тех, кого обрядили в честные доспехи нашей армии: да, они преступники, да, они недостойны называться солдатами, но сути это не меняет – они солдаты, и все далеко не новички, каждый из них знает цену доброй схватке. Вот сейчас ты смотришь на них, можешь сравнить, – ну и кто, по-твоему, победит?
– Победят урукхай, – спокойно проговорил Глок. – Только не думаю, что эта победа дастся так легко, как думаешь ты.
– Хорошо. Давай заклад. Я готов против твоей серебряной монеты выставить золотой, если люди положат хотя бы десяток урукхай. Раненые, которые не смогут драться дальше, тоже идут в счет.
– Непонятный спор. Если бы речь шла о победе, а так…
– А если люди победят, то я готов выставить в заклад три золотых.
– Зачем тебе это?
– Хочу выпить за твой счет.
– Ты и так можешь выпить за мой счет. Или я когда-нибудь отличался жадностью?
– Нет. Но выиграть будет приятнее. Ну же. Да таких ставок ты нигде не встретишь!
– Ну, если ты так уж хочешь…
Зависшее в зените солнце нещадно палило, раскаляя доспехи до такой степени, что прикоснись к ним голой кожей – и вполне можно заработать ожог. В этих краях было гораздо жарче, чем в человеческих землях, расположенных значительно севернее, но денек выдался особенно жарким даже для этих мест, хотя и была всего лишь весна. Оставалось только удивляться, как эти края под такими палящими лучами могли обладать такой плодородной землей, но это было именно так, потому что земля здесь была черной и очень плодородной, хватало и лесов, и рек, и ручьев, имелись и невысокие горы, сплошь покрытые густыми лесами.
Сэр Эрик барон Арунделл тяжко вздохнул и наклонил голову из стороны в сторону, в ответ на это движение его шея издала привычный хруст, он повел плечами – и тело также отдалось хрустом суставов. Стоящий рядом с ним гигант только ухмыльнулся. Он с детства был наставником молодого барона, а потому ему была известна эта привычка рыцаря похрустеть костями перед предстоящей схваткой.
Окажись здесь Андрей – он сильно удивился бы тому, что рыцарь, которого он некогда сменил на службе в гарнизоне форта в Кроусмарше, сейчас находится на арене в столице Закурта, но тем не менее это было так. А всему виной его материальные затруднения. Прослышав о том, что некий отряд разведчиков на границе со степью весьма неплохо зарабатывает на сбыте соли, он также решил попытать счастья, иначе все шло к тому, что он мог лишиться родового замка.
Напроситься на службу удалось, даже удалось сменить тот самый отряд, вот только заработать не вышло, а пару месяцев назад его дружина и вовсе угодила в западню, устроенную им степняками. Примерно половина его людей так же, как и он, израненные, попали в плен к оркам, но вот только их не убили, а, наоборот, заботливо выходили, а потом продали в рабство.
На своего наставника он нарвался случайно, когда выискивал желающих сразиться на арене: никого из своей прежней дружины отыскать не удалось, но и те, кого он отобрал, новичками в схватках не были.
– Ну, что скажете, сэр?
– А что тут скажешь, Джон. Этот Всевластный, чтоб ему, обманул меня. Это не преступники, а самые настоящие воины.
– Ну, может, это осужденные воины.
– Вот только нам от этого не легче. Ну что, парни, будет несколько труднее, чем мы думали. Ну да выхода-то у нас нет – либо мы, либо нас. Сотрем ухмылки с этих рож. Вы как, со мной?
– До самой смерти, сэр, – хохотнув, проговорил один из бойцов.
– Эт точно. До самой что ни на есть, – поддержал второй.
Со всех сторон послышались невеселые смешки обреченных на смерть, но все же готовых драться до последнего людей. Положение было препакостным, но парни были готовы драться: уж больно им не понравилось положение рабов, а это было уже кое-что.
– Джон, как считаешь, стоит ломиться стенка на стенку?
– И думать нечего, сэр. Они в этом не новички, а среди нас только я могу хоть как-то встать с ними вровень.
– Тогда клин.
– Кто на острие? – скосив глаза на сэра Эрика, поинтересовался гигант. Вопрос был справедливым, ибо это место по праву принадлежало именно барону – ведь он был единственным рыцарем в их отряде.
– Могу и я. Но только вынужден буду уступить эту честь тебе, Джон. А то получится, как в той притче: «Да, он сильный. Да, он могучий. Но легкий».
В ответ на эти слова люди грохнули дружным хохотом, и в нем уже не было прежней напряженности – все знали эту притчу, весьма поучительную и веселую. Тем временем прозвучал чистый звук трубы, и орки, построившись в три шеренги, начали движение по направлению к людям.
– Ну, с богом. Джон, по моей команде.
– Понял.
– Пошли, парни.
Отряд людей двинулся навстречу орочьему, также придерживаясь построения в три шеренги, по десять в каждой. Двигались они вполне синхронно, хорошо держа равнение, да только у орков все же выходило на порядок лучше. Их строй двигался не так быстро, как людской, но выглядел как-то более монолитным. Это можно было бы списать на то, что люди были из разных дружин и до недавнего времени не были даже знакомы, но все дело в том, что орки также представляли собой «сборную солянку».
