Прибежали папа, Мэри, Глэдис и мама. В этот момент Табита споткнулась и кубарем полетела вниз. Мы подбежали к ней; она лежала без сознания у подножья лестницы, лицо в крови, тело неестественно вывернуто.
Огонь распространялся медленно, и до прибытия пожарных к нам на помощь прибежали соседи, они выстроились в цепь и передавали друг другу ведра с водой. Мы спасли все, что можно было спасти. Но четвертый этаж, свидетель моего детства, был полностью уничтожен. Уничтожены мои акварели, сгорели дотла коллекции цветов и бабочек, обращены в пепел скелеты на проволоке, дневники (которые я вела с восьми лет), книги Шекспира, «Книга новых чудес», письма от Бланш и записка от мистера Эшли (спрятанные в корзинке Питера). От восемнадцати лет, прожитых мною на этой земле, не осталось ровным счетом ничего. Но страшнее всего была жуткая смерть Кука, Милдред, Джулиуса, Дорогуши Номер Два и Маэстро. В ушах звучали их предсмертные крики. В первую ночь после пожара я слышала во сне, как они зовут меня на помощь, и просыпалась, чтобы броситься к ним. Ни Питер, ни Петруччо не пострадали. Я лишь немного обожгла руки. Табита пострадала до неузнаваемости: обгорели волосы и часть лба, нос сломан, лицо в отеках. Руки, ноги, ребра были переломаны; доктора сомневались, сможет ли она вообще ходить. Позже один из них зашел к нам сообщить, что Табита называет себя «мисс Финч» и требует отдать ей тело погибшего в пожаре сына по имени Кролик Панкрас. Помешательство Табиты объяснили пережитым ужасом и падением с лестницы. Про пожар я сказала так, что все посчитали его причиной уголек из камина, попавший на шторы. Табита была вне подозрений: я заявила, что она обгорела в попытке спасти животных. Даже в горе я не могла обвинить Табиту. Я уже давно (возможно, всегда) знала, что она не в себе. Но я привыкла к ней и не считала опасной. Она меня по-своему любила. И я по-своему отплатила ей взаимностью.
Теперь нашему дому был нужен ремонт, а мне — успокоение, поэтому крестная предложила меня приютить. Так мы с Глэдис переехали в роскошный особняк Бертрамов с видом на Риджентс-парк. Мне выделили просторную спальню с ванной комнатой. Петруччо и Питер не могли пользоваться такой же свободой, как у меня на четвертом этаже, поэтому почти все время сидели в клетках. То ли потрясенный разлукой с Табитой, то ли от пережитого ужаса, но ворон онемел. Папа, который был сам не свой от случившегося, однажды принес мне мольберт, краски, кисти и бумагу. Я снова начала работать; крестная позволила пользоваться библиотекой, где провел свои последние дни Филип. Мной овладевало какое-то мрачное спокойствие в окружении книг, где рукой Филипа были сделаны пометки на полях, загнуты уголки страниц.
В первый день Энн бросилась ко мне с бурными выражениями соболезнования. Главным образом ее интересовало, не оказалась ли я на улице в одной ночной рубашке. После этого она, как и все, кто считает горе заразным, держалась от меня на расстоянии, посылая издалека воздушные поцелуи перед тем, как по лондонской, вечно промозглой погоде выпорхнуть из дома в подбитой мехом одежде и ботиночках.
Лидия при встрече удостоила меня лишь парой незначащих фраз, выразив таким образом сочувствие по поводу произошедшего. Но, к моему удивлению, она стала иногда навещать меня в библиотеке, где гладила Питера и хвалила первую акварель, которую мне удалось нарисовать после утраты остальных. Как-то раз я услышала звуки рояля в гостиной; отрывок был мне знаком — его уже играли в стенах дома Бертрамов.
Лидия
Это можно играть в четыре руки. Иногда мы играли вместе с Филипом или…
Она резко захлопнула инструмент и присела возле меня на диван.
Лидия
Давно уже хочу вам сказать, Черити… Не думайте, что я забыла. Вы были так добры к Филипу. И так терпеливы. А он был таким эгоистом.
Я
Как и все, кто болеет. И я не была ни доброй, ни терпеливой. Просто мне нравилось то же, что и ему.
Но Лидия, очевидно, уже вбила себе в голову, что у меня золотое сердце.
Лидия
Когда вокруг нас столько самовлюбленных и злых людей, приятно видеть таких, как вы. Не хочу ничего сказать о моей сестре, но… Полагаю, вы его очень любили?
Я
(предпочитаю обратить все в шутку)Ну если я такая добрая и терпеливая, то люблю всех без исключения.
Лидия
Если бы вы только знали, что Энн болтает о вас! Что вы причислили себя до срока к старым девам, что вы чудачка, от которой несет крысами!
Слова Лидии удивили меня меньше, чем тот глухой гнев, с которым они были сказаны.
Лидия
Она прилипла к вам в Брайтоне только потому, что хотела встрять между нами. Она отнимает все, что только может мне понравиться. Или пытается отнять.
Я догадалась, что в этом представлении мне отводится малозавидная роль «доверенного лица королевы». Мне пришлось выслушивать все, что я не имела ни малейшего желания знать: что Энн с раннего детства завидовала старшей сестре, что она не выносила, когда Лидию хвалили за красоту, музыкальные таланты или умение держаться в седле.
Лидия
И, конечно, все еще ухудшилось с тех пор, как умер Филип и я стала наследницей. Она потешается над моими поклонниками, но не упустит случая с ними пофлиртовать, чтобы выставить меня на посмешище. Я совсем не умею защищаться от ее нападок…
Мне не хотелось слушать продолжение, и я сделала попытку встать с дивана. Не тут-то было: Лидия вцепилась в мою руку, в точности как Энн.
Лидия
И то же с мистером Эшли. Она хочет вскружить ему голову, а на самом деле его не любит.
В роли доверенного лица мне бы следовало спросить: «О моя королева, что подсказывает вам ваше сердце?»
Я
Прошу прощения, Лидия, но я… я здесь в гостях и совсем не могу…
Лидия
(сухо)Понимаю. И это мне следует просить у вас прощения.
Я была рада вернуться в свою комнату, к Питеру и Петруччо. Не выношу, когда люди друг друга мучают. Я подошла к клетке Петруччо.
Я
Повтори: «Я демон, я демон». Ну же, постарайся!
Но Петруччо лишь поднял клюв, повернул голову вправо, потом влево, прикидываясь самым беспамятным вороном на свете.
Я и сама искала забвения в книгах. В библиотеке Бертрамов их было не счесть. Французские романы в желтых переплетах с историями вечной любви уносили меня далеко отсюда. Я представляла себя на месте героев. Признаюсь, мне нравилось все подряд, лишь бы история была со счастливым концом. Будь моя воля, я бы ввела закон, запрещающий романы, где все заканчивается плохо. Я читала — и страстно влюблялась в людей, которых никогда в жизни не видела, но которым так желала счастья.
Однажды после обеда, когда я читала в библиотеке, кто-то тихо постучал в дверь и вошел.
Кеннет Эшли
Нет-нет, не вставайте, мисс Тиддлер!
Он шагнул ко мне, присел, чтобы посмотреть в глаза, запустил руку в карман и выудил оттуда маленькое серое обезумевшее от страха существо, которое он опустил мне на юбку.
Кеннет Эшли
Ее зовут Дезире.
Он поднялся при звуке голоса, который звал его по имени из коридора, прижал палец к губам и повернулся на каблуках.
Кеннет Эшли
(во все горло)Иду, мисс Энн! Я как раз вас искал!
Мне пришлось поймать мышку в складки юбок, чтобы она не убежала. В этом весь Кеннет Эшли — он делал подарок так, словно хотел над вами подшутить. Как и тогда, в пять лет, я взяла мышь в ладони и побежала наверх, к себе в комнату, где посадила ее в шляпную картонку. Глэдис раздобыла старую клетку, в которой Энн когда-то держала канареек. И я смогла поближе рассмотреть свою новую подружку.
Я
Так-так, Дезире… Боже мой, как вы похожи на Мадам Петипа! Вы, случайно, не ее дочь?
И тут я сделала то, чего не делала со дня пожара. Я заплакала. Я плакала навзрыд по своим сестричкам и по мышкам, по Клювохлопу и Филипу, по жабам и акварелям, по Джулиусу и Маэстро, Милдред и Куку, по Табите и Бланш Шмаль, которая никогда уже не станет снова моей мадемуазель.
Мне повезло с Дезире. Она легко дала себя приручить и повадилась спать, свернувшись клубочком под боком у Питера.
20
Шли месяцы. За то время, пока я жила у Бертрамов, Лидия успела отвергнуть три предложения руки и сердца: от Фредерика Андерсона, Мэтью Паттерна и еще одного джентльмена, имени которого уже не припомню, — он потом еще сватался к Энн, но с тем же успехом. Ко мне еще пока никто не сватался, и это начинало тревожить маму, хотя мне было всего девятнадцать. Но она никак не хотела признать, что мужей ищут на балах и пикниках, а вовсе не на благотворительных и прочих богоугодных собраниях.
