Там, где одежда слабо прилегала к телу — на запястьях, между рукавами и перчатками, и над воротником пальто, — кожа начала чесаться. Хотелось тереть ее и тереть. Вовремя заметив, что Зик с ожесточением возит по шее шерстяной перчаткой, Руди покачал головой и шепнул:
— Перестань. Только хуже сделаешь.
Здания казались бесформенными грудами многогранников, наваленных друг на друга. Окна и двери были либо выломаны, либо заколочены и заделаны. Напрашивался вывод, что в заколоченных домах более или менее безопасно; в случае необходимости можно будет поискать там убежище — надо лишь сообразить, как проникнуть внутрь. Но сказать было проще, чем сделать. То и дело ему попадались на глаза пожарные лестницы — громоздкие сплетения перил и перекладин, на вид не прочнее, чем мебель из кукольного домика; если прижмет, можно взобраться и по ним, но что потом? Разбить окно, спуститься в подвал?
Руди как-то упомянул, что тут повсюду припрятаны свечи.
И вот Зик уже вынашивает планы, как бы от него улизнуть.
Когда он понял, что именно этим сейчас и занимается, то был немало удивлен. Он ведь больше никого не знал в городе. Не считая калеки, ему тут встретилось всего двое, но одного из них Руди прикончил, а другая пыталась прикончить самого Руди. И если даже проводник честен с ним, шансы выжить у него все равно пятьдесят на пятьдесят — так почему бы не взять дела в свои руки?
Тут ему опять вспомнился китаец, и содержимое желудка попросилось на выход.
Нет. В маске нельзя. А если ее снять — умрешь. Забудь.
Усилием воли он заставил живот успокоиться, и тот подчинился.
Руди сутулой иноходью семенил вперед, плечо его поникло. Дорогу он показывал тростью, в которой — как теперь было известно Зику — умещалась всего лишь пара зарядов. А что такое две пули против своры слюнявых трухляков?
Не успел он подумать о них, как откуда-то поблизости донесся негромкий стон.
Оба застыли на месте.
Руди судорожно завертел головой, высматривая путь к отступлению.
«Трухляки?» — одними губами произнес Зик, но лицо его было скрыто маской, и ответа, естественно, не последовало.
А вот и второй стон — словно в ответ на первый. Тембр у него был другой, и звучал он как-то рвано, словно в производившем его голосовом аппарате не хватало кое-каких мелочей. Вслед за стонами послышались шаги — медленные, нерешительные. И звучали они так близко, что страх впечатался Зику в грудь кованым ботинком.
Обернувшись, Руди притянул его за маску к себе и тихо-тихо прошептал:
— Несколько кварталов отсюда. Высокая башня — белая такая. Залезаешь на второй этаж. Будет что-нибудь мешать — сломай. — На одну долгую секунду калека закрыл глаза. Затем открыл и произнес: — А теперь давай деру.
Увы, Зик сейчас никому и ничего не мог дать. Грудь, точно канатами, стянуло, на горле кто-то затягивал колючую петлю из шарфа. Посмотрев в направлении, указанном Руди, он только и увидел что пологий склон, который, подсказывало чутье, уведет его еще дальше от пресловутого холма.
Перед внутренним его взором прошли строем заученные наизусть карты, подтверждая неприятные догадки. Туда ему не надо… но хватит ли сил взбежать на холм? И куда прятаться, если не в ту башню, о которой говорил Руди?
Паника набивалась Зику в маску, ослепляла его, но это уже не играло никакой роли. Стоны, хрипы и шаркающие шаги слышались все ближе и ближе. Скоро, очень скоро они на него набросятся.
Первым сорвался Руди. Увечья увечьями, а бегать он умел. Только не тихо.
При первых же звуках топота стоны взмыли на высокую, визгливую ноту, и где-то в глубинах тумана начали сбиваться в стаю хладные тела. Силы стягивались. Охота начиналась.
Зик часто-часто задышал, пытаясь себя то ли успокоить, то ли раззадорить. Затем повернулся к спуску и бросил последний взгляд через плечо. Не увидев ничего, кроме ненасытной клубящейся мглы, собрался с духом. И побежал.
Трещины в мостовой чередовались с кочками — то ли следы землетрясений, то ли отметины времени. Он оступался, кое-как удерживал равновесие, спотыкался и падал на руки — и те раз за разом срабатывали парой пружинок, тотчас же возвращая его на ноги. И он бежал дальше, игнорируя синяки и царапины.
А за его спиной катилась шумливой волной орава трухляков.
Чтобы не оглядываться, он сосредоточил все внимание на кособокой фигуре Руди, маячившей впереди и неуклонно набиравшей скорость; как это ему удавалось, Зик не представлял. Возможно, Руди привык разгуливать в маске и не так уж от нее мучился. Или приврал, когда рассказывал о своих увечьях. Как бы то ни было, до белого строения, вынырнувшего неожиданно из желтой пелены, бежать ему оставалось всего ничего.
Туман разбивался о башню, словно злобствующий прилив о скалу, затерянную посреди океана.
Вот Зик очутился уже у ее подножия… и тут начались затруднения. Он понятия не имел, как попасть на второй этаж. Никаких лестниц — ни обычных, ни пожарных. Один только парадный вход — высоченные бронзовые двери, потускневшие от времени и завешенные теперь цепями да заложенные бревнами.
Выставив перед собой ладони, мальчик с разбегу налетел на стену башни и лишь так сумел затормозить. От удара руки, которым и так хорошо досталось, засаднили пуще прежнего, но он тут же кинулся ощупывать кладку между заколоченными окнами с затейливыми рамами — там, где ее не закрывали доски и листы железа.
Его проводника нигде не было видно.
— Руди! — пискнул он, потому что от страха не мог ни кричать как следует, ни хранить молчание.
— Я здесь! — отозвался тот откуда-то из тумана.
— Где?
— Здесь, — прозвучало снова, и на сей раз куда громче: теперь калека стоял совсем рядом с ним. — Нам сейчас за угол, идем. Живей, они на подходе.
— Я их слышу. Они прут…
— …со всех сторон, — закончил за него Руди. — Так и есть. Чувствуешь?
Он подтолкнул руку Зика к какому-то карнизу на высоте груди.
— Ага.
— Дуй наверх, малец.
Зацепившись тростью, Руди взобрался на карниз и полез по импровизированной лестнице. Теперь Зик знал, где искать, и без труда ее разглядел: доски и прутья были вделаны прямо в стену.
Только вот подтянуться на выступ оказалось не таким-то простым делом. Ростом он был пониже мужчины и уступал ему в силе, а еще задыхался от нехватки воздуха и резиново-кожной вони, бьющей в нос.
Вернувшись, Руди сграбастал его за руку, втащил на карниз и развернул лицом к лестнице:
— Ты как у нас, быстро лазишь?
Вместо ответа, Зик ящеркой пополз по стене. Проверять каждую перекладину на прочность было некогда, авось выдержат. Он уперся ногами в доски, обхватил ближайший прут — и полез. За ним пыхтел Руди, уже далеко не так резво. Хотя на земле он справлялся более чем пристойно, на подъеме искалеченное бедро давало о себе знать, так что каждый его шажок сопровождался ругательствами и ворчанием.
— Стой, — прохрипел Руди, но тут на глаза Зику попался небольшой балкончик с окном. Зрелище вселяло надежду.
— Нам сюда?
— Что? — Руди вскинул голову, и его шляпа чуть не слетела.
— Смотрите, там окно. Это…
— Да, оно самое. Давай, я сразу за тобой.
Поперек окна шла скоба, прямо как на печной заслонке. Видимо, ее и надо было дергать. Так Зик и поступил; рама с протяжным скрипом шевельнулась, но и только. Он потянул сильнее, и неожиданно створка вышла из переплета, а сам он едва не кувырнулся с балкона.
— Поосторожней там, парнишка, — напомнил о себе Руди, допыхтевший наконец до места назначения.
Пока мальчик копался с окном, Руди позволил себе отдохнуть.
Меж тем на улице под ними стало темным-темно — и не из-за теней, а из-за напирающих друг на друга, стонущих тел, сгустившихся киселем. Опустив глаза, Зик не сумел разобрать отдельных мертвяков: тут виднелась чья-то рука, там — голова. Ядовитая пелена скрадывала все очертания.
— Не обращай на них внимания, — сказал Руди. — Забирайся в комнату, а то мы никогда уже не снимем этих чертовых масок. Больше я в ней не вытерплю и минуты.