Я прищурила глаза.
— Когда ты успела стать такой наблюдательной?
— Всегда была такой.
— Расскажи мне о Татьяне, и я скажу тебе, почему избегаю Константина.
Глаза Даники распахнулись.
— Неплохая сделка, — засмеялась она.
Я даже не знала, зачем спросила. Я почувствовала присутствие Татьяны, преследующей поместье, и обнаружила, что не могу перестать беспокоиться об угрозе, которую она спровоцировала. Но мне пришло в голову, что Даника знала Татьяну, а не Титуса. Никто не знал Титуса, и в этом состояла проблема.
— Я постараюсь сделать все возможное, — согласилась она. — Скажи мне, почему ты избегаешь Константина.
Я положила голову на руку.
— Я застала его за мастурбацией.
Даника моргнула раз, другой.
— Ох, — наконец сказала она, все еще не оправившись от шока. — Хорошая причина избегать его, — вырвался у нее смех. — Я бы умерла. Он тебя поймал?
— Да.
Даника рассмеялась, заглушая свое смущение руками.
— О Боже... Роман думал, что он сделал предложение, а ты сказала «нет». Но это... это еще хуже.
Я закатила глаза.
— У вас двоих слишком много свободного времени. — я приподнялась на руке. — Я сказала тебе, почему избегаю Константина. Расскажи мне о Татьяне.
— Что ты хочешь знать?
— Все, что ты думаешь, что стоит рассказать.
Когда Даника попыталась сбросить на меня побольше травы, я поймала ее в ладонь и швырнула обратно в нее.
Она ухмыльнулась, увернулась и легла рядом.
— Перестань портить траву.
Она вытянулась рядом, глубоко вздохнув.
— Татьяна... Я встретила ее, когда мне было пятнадцать. Она и Роксана стали матерями, которых у меня никогда не было. Я хотела быть такой же, как они. Татьяна была милой, теплой. Она могла бы воспитать в нас даже худшие стороны.
Я сидела тихо, прислушиваясь.
— Она была единственной, кто подтолкнул меня закончить среднюю школу. Все остальные были рады позволить мне принять решение самой, но Татьяна позаботилась, чтобы я получила корочку. Она подвозила меня и забирала, следила за оценками. Роман мог тусоваться со взрослыми, но Татьяна заставляла меня делать домашнее задание. — лицо Даники потеплело от тоски. — Она действительно заботилась обо мне. Она хотела, чтобы у меня были варианты, чтобы я была лучшей, какой только могу быть.
— Чтобы уйти?
— Нет, уход из Братвы никогда не был вариантом. Она хотела, чтобы я стала влиятельной в организации, а не просто зарабатывала деньги через брак. — Даника пожала плечами. — Это Константин научил меня допрашивать, но именно Татьяна поощряла меня слушать его.
— Похоже, она очень верила в тебя.
Она кивнула.
— Да. Татьяна верила в каждого. Думаю, именно поэтому Дмитрий влюбился в нее. Она полностью верила в него, а он в нее. Хотя, оглядываясь назад, никто из нас не должен был ожидать от нее какой-либо лояльности.
Я наблюдала за ней. Печаль мелькнула в золотисто-карих глубинах ее глаз, показывая боль, которую она изо всех сил старалась скрыть.
— Тебе следует спросить Артема или Роксану, — сказала Даника. — Они знают больше, чем я. Они были рядом в самом начале, когда Татьяна была еще молодой.
— Я хотела услышать от тебя. — я снова легла на траву, прислушиваясь к хихиканью детей. — Как думаешь, где она сейчас?
— Она может быть, где угодно, — ответила Даника. — Ветер, море, земля. Татьяну не найдут, пока она сама этого не захочет. — у нее вырвался грустный смешок. — На самом деле, это то, о чем я никогда не забуду. Если Татьяна чего-то хотела, она это получала. Несмотря ни на что.
— Я знаю. — я вытянула ноги, вздрагивая, когда напряженные мышцы расслабились. — Но я тоже так думаю. Так что посмотрим, кто в конце концов получит, желаемое.
Даника с интересом взглянула на меня.
— Ты планируешь что-то, о чем я должна знать, Елена?
— Я всегда что-то планирую. Мой разум никогда не останавливается, — ответила я.
— Не хочешь поделиться?
Я улыбнулась ей.
— Не хочешь поделиться тем, что происходит между тобой и Романом?
Ее щеки покраснели.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Кто бы говорил, — пробормотала она, но ее смущение убрало резкость в словах. — Ничего не происходит.
— Ничего?
— То же самое ничего, как между тобой и Константином.
— Так что вообще ничего.
Мы обменялись взглядами товарищества. Тот, который, как я представляла, разделяли Воры и рэкетиры, когда они открывали рты, чтобы солгать.
Наше внимание привлек громкий треск, за которым последовали крики Еввы. Я вскочила на ноги и бросилась туда, где они играли. Евва лежала на земле, на колене у нее образовалась неприятная царапина. Нико стоял рядом с ней, слезы текли по его щекам.
— Что случилось?
Я присела на корточки рядом с Еввой.
— Она... она споткнулась.
Нико зарыдал.
Я убрала волосы с ее лица, успокаивая плачущую малышку.
— Никому из вас не нужно плакать, мои хорошие. Все будет хорошо. — я посмотрела на Нико, проверяя, нет ли травм. Он был в порядке, просто расстроен, что Евва пострадала. — Хорошо, Евва, дорогая, давай отведем тебя внутрь.
Евва обвила руками мою шею, когда я подняла ее. Ее слезы пропитали мою рубашку. Нико схватил меня за ногу, крепко держа, когда я, пошатываясь, вошла в дом. Когда Даника попыталась засуетиться из-за него, он снова разрыдался.
Я усадила их обоих на кухонный стол, поставив ноги в раковину. Даника схватила аптечку первой помощи, прежде чем отправиться на поиски родителей Еввы.
Я разорвала салфетки.
— Так, Евва, будет больно. — она захныкала. — Но ты храбрая девочка, не так ли?
— Нет, — сказала она.
— Да, ты храбрая, — настаивала я. — Ты должна быть храброй, чтобы накормить loshadi — лошадей.
Евва подумала об этом, и ее слезы на секунду остановились.
— Я кормлю лошадей.
— Ты кормишь! Потому что ты очень храбрая.
Она обменялась довольным взглядом с Нико. Он спросил:
— Я тоже храбрый, мама?
— Да, вы оба исключительно храбрые. Храбрее меня.
— Нееет. — Евва покачала головой. — Ты больше.
Я подавила смех.
— Я больше, ты права. Но я не такая храбрая, как ты. — я подняла салфетку. — Теперь я должна очистить твою ранку, чтобы избавиться от плохих микробов. Будет больно, но это просто плохие букашки умирают. Все хорошо?
Евва со слезами на глазах кивнула.
— Я храбрая, — решила она.
— Очень храбрая.
Я осторожно промыла ее рану. Она зашипела, но не пошевелила ногой. Гордость наполнила мое сердце. Когда я была в ее возрасте, я бы с криком отдернула ногу.
— Все сделано!
— Пластырь? — спросила она.
Раны заживали лучше, когда их оставляли открытыми, но она была такой храброй. Я достала два пластыря, один розовый с принцессами и один зеленый с лягушками.
— Какой из них ты хочешь?
— Розовый, пожалуйста.
— Очень хорошие манеры.
Я послала Нико многозначительный взгляд. Он просто усмехнулся, забыв о слезах.
Евва смотрела, как я осторожно приклеиваю пластырь на верхнюю часть ее раны.
— Вот так-то! Все сделано.
— Отвратительный кусочек. — она указала на ссадину. — Еще один пластырь?
— Только один, дорогая. Раны заживают быстрее, когда они открыты.
Евва выглядела задумчивой.
— Пока-пока, плохие букашки, — сказала она наконец.
— Пока-пока, плохие букашки.
Я пригладила ее темные волосы. Пряди выбились из косичек, придавая ей полудикую прическу.
— Можно мне тоже? — спросил Нико.
Я рассмеялась. Никогда не понимала одержимости пластырями.
— Ты поранился?
Он ухмыльнулся.
— Нееет.
— Ну, тогда никакого пластыря. — я ткнула в него пальцем. — Это не приглашение тебе навредить себе, дикий мальчик.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ответная улыбка моего сына ни в малейшей степени не успокоила меня.
— ЕВВА! — Артем влетел в комнату, широко раскрыв глаза.
