далеко не целиком принимают даже мыслящие умы [Mill 1866, 124]. Поэтому в перспективе нашей работы необходимо более пристально вглядеться в отношения между Ренаном и другими представителями «позитивизма в широком смысле слова», чтобы понять, почему Ренан воспринимается учеными-гуманитариями XX века как фигура родственная, а Огюст Конт – все-таки нет.
В первую очередь необходимо, конечно, ясно очертить границы понятия. Д. Дж. Чарльтон в своей монографии «Позитивистская мысль во Франции в эпоху Второй империи» подчеркивает «безнадежную многозначность» слова позитивизм и выделяет четыре главных смысла, в которых историки употребляют это понятие:
Во-первых, под позитивизмом может пониматься «социальный позитивизм»: позитивизм как одновременно и философия истории, и социологическая теория. Во-вторых, хотя и менее часто, этим термином обозначают «религиозный позитивизм» – позитивистскую религию Человечества, основанную Контом: эту религию отправляют позитивистские церкви Человечества, рассеянные по всему миру. В-третьих, понятие «позитивизм» иногда используют для обозначения доктрины Конта в ее целокупности, включая сюда историческую, социологическую и религиозную теории Конта. Наконец, это понятие могут использовать в его строгом философском значении, а поскольку и «социальный», и «религиозный», и «контовский» смыслы понятия «позитивизм» все предполагают это философское значение и опираются на него, то можно сказать, что строгое философское значение является базовым значением понятия «позитивизм». ‹…› «Философский позитивизм» – это теория познания. В своей простейшей форме эта теория утверждает, что, за исключением познания логических и математических систем (ибо эти системы не имеют какой-либо необходимой связи с наблюдаемым нами миром), – образцом единственно достижимого для нас познания является наука. Все, что мы знаем о реальности, – это то, что мы можем наблюдать или можем законно вывести из наших наблюдений [Charlton 1959, 5].
Последовательно исходя из этого «строго философского значения» понятия «позитивизм», Чарльтон приходит к выводу, что очень немногие французские мыслители XIX века могут быть полностью вписаны в рамки этого «философского позитивизма». Чарльтон распределяет французских мыслителей по двум группам. К первой группе относятся Конт, Ренан и Тэн. Чарльтон называет их «ложными друзьями философского позитивизма»: у всех троих подлинно позитивистские утверждения сочетаются с теориями, чуждыми позитивизму как таковому. Вторую группу составляют «истинные друзья философского позитивизма». К этой группе Чарльтон относит всего двух мыслителей: Литтре и Клода Бернара [Оp. cit., 2].
По-иному подошли к понятию «позитивизм» французские ученые: специалист по творчеству Ренана Жан Гомье и исследовательница французской философии науки XIX века Анни Пети: см. [Gaulmier 1978], [Petit 2003]. И Гомье, и Пети употребляют слово «позитивизм» в его первоначальном смысле, т. е. в значении «философия Огюста Конта и его последователей»:
Если в XIX веке термин positif [положительный] являлся широкоупотребительным, даже банальным, и при этом очень часто связывался с понятием science [наука], то термин positiviste [позитивистический или позитивист] имел другое употребление и очень четкие коннотации: его относили к философскому движению, основанному в первой половине века Огюстом Контом; во второй половине века вождем этого движения, по крайней мере во Франции, выступал Эмиль Литтре [Petit 2003, 74].
Впрочем, замечает Пети, этот исторически данный смысл понятия «позитивизм» являлся уже и сам по себе достаточно сложным, поскольку существовали важные разногласия между Контом и его учениками, между ортодоксами и диссидентами позитивистского движения. Именно из этого исторически данного смысла исходят и Гомье, и Пети в своих работах. Далее мы будем опираться преимущественно на исследование Пети, поскольку ее анализ носит более систематический и широкий характер, чем наблюдения Гомье. В результате ей удается показать, сколь многочисленны и значимы были расхождения между Ренаном и тем, что французы XIX века называли «позитивизмом». Но сначала, опираясь на Гомье, еще раз напомним о том главном совпадении, которое служило основой для любых разговоров о близости Ренана к позитивизму. Это главное совпадение состояло в полном отрицании сверхъестественных явлений. Как подчеркивает Гомье,
в мышлении Ренана есть все же одна особенность, которая, порождая фундаментальное недоразумение, сближает ренановскую мысль с позитивизмом: Ренан не устает повторять аксиому Мальбранша, согласно которой Бог не действует по своим частным хотениям. С тою же силой, с какой Огюст Конт в 1-й лекции «Курса позитивной философии» постулировал подчиненность всех явлений неизменным законам природы, Ренан, начиная с конца 1843 года, провозглашает «незыблемость законов природы». После этого, имплицитно или эксплицитно, аксиома Мальбранша фигурирует в большинстве великих текстов Ренана [следует перечень из 14 текстов Ренана; причем Гомье указывает, что этот перечень «неполон»] [Gaulmier 1978, 15].
Сам Ренан писал в «Воспоминаниях о детстве и юности»:
Единственным источником истины стала для меня позитивная наука. Позднее я испытал своего рода раздражение от преувеличенной репутации Огюста Конта, видя, как его возводят в ранг великого человека лишь за то, что он сказал на плохом французском языке вещи, которые на протяжении вот уже двухсот лет были видны научно мыслящим умам столь же ясно, как ему [Renan 1983, 144] (цитата взята из главы «Семинария в Исси», впервые опубликованной в 1881 году).
Теперь перейдем к расхождениям между Ренаном и позитивизмом (еще раз подчеркнем, что позитивизм понимается здесь фактически как «контизм»). Прежде всего, отмечает Пети, упоминания «позитивизма» в корпусе текстов Ренана (корпусе чрезвычайно обширном, напомним мы от себя), во-первых, весьма редки, а во-вторых, сплошь уничижительны. Если учесть к тому же слова Ренана, сказанные им в предисловии к «Воспоминаниям…»:
Писать надо всегда лишь о том, что любишь. Забвение и молчание суть наказания, которые мы налагаем на то, что нам кажется уродливым или пошлым [Renan 1983, 5],
– то, констатирует Пети, мы неизбежно приходим к выводу: Ренан не любил позитивизма.
Пети анализирует три большие группы идейных расхождений между Ренаном и Контом. Первая группа расхождений связана с вопросами истории умственного развития человечества. Вторая группа – с вопросами классификации наук. Третья – с вопросами бытия науки в обществе. Мы относительно подробно остановимся на первой из трех вышеназванных групп [Petit 2003, 85–91], поскольку именно в ней собраны разногласия по наиболее общим вопросам.
Если говорить об «истории человеческого духа», то в этой сфере первое расхождение между Ренаном и позитивизмом, согласно Пети, касается ключевого вопроса об отношении к первопричинам и к глубинной природе вещей. Если Конт в первой лекции «Курса позитивной философии» подчеркивал, что, достигнув положительного состояния, человеческий ум отказывается от поиска первоистоков и предназначения вселенной, а также от познания скрытой природы явлений, и всецело сосредотачивается на открытии действующих законов, которым подчиняется наблюдаемое воздействие вещей друг на друга, – то Ренан в своих декларациях никогда не отказывается от познания «начал и концов». Более того, поиск истоков является для него самым важным.
Второе расхождение, выделяемое Пети, касается отношения к тем стадиям, которые проходит в своем историческом развитии человеческий ум. B понимании Конта три стадии – теологическая, метафизическая и научная – сменяют в жизни человечества одна другую естественно и неизбежно, как сменяют друг друга времена года или разные возрасты человека. Поэтому Конт относится к двум первым стадиям с благодушным релятивизмом: они принадлежат прошлому, с ними нет нужды сводить счеты; наоборот, можно даже любоваться этими детскими попытками строительства системы знаний. Для Ренана же научная и теологическо-метафизическая формы познания находятся в состоянии синхронного сосуществования и вытекающей отсюда жестокой и непримиримой конкуренции (подобное видение неудивительно, добавим мы от себя: ведь эта конкуренция прошла через ум и сердце самого Ренана). Поэтому суть научной формы познания для Ренана состоит в критике. «Критика» для Ренана – высшая ценность в сфере умственной жизни. Для Конта же «критический» дух – это чрезвычайно ограниченный в своем мировоззрении «негативный» дух, особенно характерный для XVIII века; позитивизм, по Конту, должен избавить человеческий ум от этого «критического» духа.
Третье расхождение
