«И снова здравствуйте!»
(Смена дежурства)… — Юрьевна, пойдём покурим.
- Пойдём.
- Ты заказала Ивановой плазму?
- Да. Ты можешь просто курить. Всё уже обсудили на «пятиминутке».
- Хорошо… А Петрова как?
- Иди в жопу. Всё написано в истории.
(Подходит анестезиолог)- Слышь, Юрьевна, родственники Сидоровой приходили?
- Ты тоже — в жопу!!!
Юрьевна скатывается кубарем на лифте в подвал — полминуты. Переодевается — две минуты. Ищет ключи от машины — полчаса. Выходит на улицу — тридцать секунд. Ищет машину — двадцать минут. Находит. На том же месте, на котором поставила вчера вечером. Садится. Пытается ехать. Понимает, что это — ручка переключения передач и её не надо держать, как «писчее перо». А пуговицу мужу на свитер опять не пришьёшь — инструмент забыла. Как они шьют без иглодержателя, эти женщины?! На светофоре засыпает. На следующем светофоре засыпает. На следующем светофоре засыпает. Каждый раз просыпается от звонка мобильного.
- Сегодня в пятнадцать ноль-ноль — клинразбор.
- Хорошо, Светланапетр-р-ровна.
- Ты подготовила рецензию?
- Да, Светланапетр-р-р-р-ровна.
- Всё как надо?
- Да! Светланапетровна!
Дом. В ванной — засыпает. Просыпается от звонка мобильного.- Где плазма для Ивановой?
- Там же, где обычно, — в холодильнике. Спроси акушерку.
- Петровой твоей капать сегодня то вот, что…
- В истории записано!
- Слушай, к Сидоровой родственники приехали — отказываются платить за лекарство. Так что теперь — с тебя. Потому что из личных запасов было.
— Иди! В!! Жопу!!!
Выпивает кофе прямо в постели. Отрубается, сжимая в левой руке чашку. В правой — телефон…
- Да?!!
- Здравствуйте, Татьяна Юрьевна. Это я — Лена, ну помните, та, которая… У меня, по-моему, воды отошли… Вы не могли бы подъехать?..
Как же вы мне все дороги!
- Еду…
Вместо эпилога «Будьте здоровы!»
Не так давно, как кажется, и давным-давно, как оказалось, я работала акушером-гинекологом в родильном доме, входящем в состав многопрофильной клинической больницы.
Придя в эту профессию с неохотой, я втянулась и полюбила.
Меня учили, и я проникалась.
Нигде и никогда люди не раскрываются так, как перед лицом рождения и смерти.
Имея возможность со-радоваться и со-страдать, я осознала, что первое — приятнее. Но без второго об этом не узнаешь.
Вон та высокомерная девица за соседним столиком, к примеру, была когда-то просто испуганной девочкой, пришедшей на первый в жизни аборт. А злобная тётка за стойкой в гардеробной… Когда-то я гладила ей поясницу в родзале, хотя это не входило в мои профессиональные обязанности.
Обычные люди. Лишь врач знает, что это такое. И как это прекрасно — быть обычным человеком. Он знает, как вы устроены. Стоматолог — о ваших кариозных зубах. Гинеколог — об эрозии шейки матки. Гастроэнтеролог о гастрите. И это их не смущает. У них у самих кариозные зубы, эрозии и гастрит. И те же проблемы государственного масштаба, что и у вас, — неуправляемые дети, хреновые дороги, жидкие щи и мелкие бриллианты. Плюс ответственность. Де-юре и де-факто. Да, они кажутся вам чёрствыми. Но ведь и вы привыкаете к реалиям своей жизни. А для них человеческая боль — реалии. И она же — пятый круг распассов, при ставках на вист[61] — одна жизнь.
* * *
В том самом недавнем давным-давно одна милая девочка прекрасно родила. Её лицо сияло, несмотря на пережитые муки. Ещё бы — ведь ей на грудь положили только-только рождённое дитя. Она благодарила нас, и мы в очередной раз приобщились к чужому счастью. Ведь именно ради этого, а не ради денег, как может показаться, идут во врачебную специальность. Никто не становится писателем или космонавтом только ради денег. Нет, никто не сбрасывает со счетов мирское — в конце концов, врачи устроены так же, как вы. У них такой же желудочно-кишечный тракт, и он может простудиться без зимних сапог. Они радуются вашей благодарности. Ведь врачи большей частью всё ещё бюджетники. Да и у сотрудников частных клиник свои подводные камни. Нет-нет, я не плачусь на тяжёлое материальное положение. Среди хороших врачей много состоятельных людей. Просто я объясняю вам, когда врач доволен, а когда — счастлив. Улавливаете разницу?
Стоя рядом с этой девочкой — юной мамой, — мы были счастливы после бессонной ночи за неизменную зарплату. И она была счастлива. А потом наступило утро следующего дня. И один не очень опытный юный неонатолог написал на титульном листе детской истории болезни: «Сифилис под вопросом». И оставил на столе в ординаторской. Девочка зашла и увидела.
История болезни, история родов — документы для служебного пользования. Их может затребовать администрация, прокуратура и так далее, но в них не положено совать нос пациентам. Да. В данном случае ординатор был не прав. Один положительный РВ[62] ни о чем не говорит. Он должен был на-писать «РВ-положительный», но написал то, что написал. Это была ошибка, далекая от преступления.
Девочка впала в истерику. Повторный анализ показал, что все в порядке, и юную маму выписали домой вместе со здоровым ребёнком. Естественно, в поликлинику ушла документация, где был отмечен один положительный РВ.
Спустя некоторое время нас — акушера-гинеколога, принимавшего роды, неонатолога и ещё нескольких персонажей вызвала к себе начмед. Её посетил адвокат с исковым заявлением за моральный ущерб. Адвоката привела мама нашей юной роженицы. Мы обвинялись во всех грехах — в том, что у девочки пропало молоко «на нервной почве», в том, что мы «сделали сифилитика из нормального ребёнка», в грубом отношении персонала, в том, что анестезиолог «ударил её по лицу прямо в родзале», и ещё в каких-то нелепицах.
- Вы понимаете, что дело бесперспективное? — спросила адвоката начмед.
- Понимаю, — вздохнул адвокат. — Я уговаривал истицу отказаться от решения вопроса подобным образом. Всё это бездоказательно и вымотает всех участников. Но она настроена решительно, и я, как платный наёмник, буду отстаивать их интересы до победного. Хотя я объяснил истице, что гонорар мне необходимо будет выплатить при любом исходе дела.
— Хорошо. — Наша разумная начмед раздумывала пару минут. — Если мы предложим даме, интересы которой вы представляете, некоторую сумму денег, естественно, меньшую, чем она хочет по исковому заявлению, она его заберёт?
Но истица, перепутав желание начмеда сберечь время персонала роддома, включая своё собственное, со слабостью «униженных и привлечённых», решила обменять жидкие щи на крупные бриллианты. И понеслись суды.
Столь же бесчисленные, сколь и бессмысленные заседания. Закончившиеся в итоге ничем. На каждом из которых девочка не смотрела нам в глаза. Кажется, завершился весь этот цирк к двухлетию её вполне здорового отпрыска.
«Ерунда! — говорила наша начмед. — В Штатах, если на тебе не висит до пятнадцати судебных исков, ты и врачом-то нормальным не считаешься!»
Есть случаи врачебной ошибки. Есть случаи трагических случайностей. Есть случаи преступной халатности и даже должностных преступлений. За что надо наказывать по всей строгости закона. Но…
«Моя бабка 5 дней не могла дышать от боли! Она блевала кровью! Она жаловалась на боль в животе! Она уже была синяя! И вот мы вызвали «Скорую», и они её повезли в больницу! Эти сволочи врачи ехали так быстро, что мы за ними не успевали! Её соперировали, а она умерла! Врачи — сволочи, дегенераты, бездушные твари! Угробили молодую женщину 98 лет! С прекрасным здоровьем! У неё сердце знаете как билось? Ого-го! Мы со спальни слышали, как оно бьётся! А желудок!!! Да она ела килограммами острый перец! Курила «Беломор»! Пила виски! Литрами!»
Вы думаете, я издеваюсь? Вы полагаете, это сарказм? Это реальные слова реального родственника реальной бабушки, сказанные реальному доктору!
Когда это касается тебя лично — горько и обидно. Не за потраченное время и энергию, предназначенные быть созидательными. А за то ощущение общего счастья, возникшее в момент рождения. Ведь именно таким являет нам подкорка утраченный Эдем. Только теперь у нас в распоряжении лишь секунды от некогда Вечности. Жаль. Никто не виноват.
Для вас это ребёнок, и нервы, и бабушка. Для нас — работа, клинические разборы и летальная комиссия.
Зло должно быть наказано. Добро должно восторжествовать. Только это не застывшие категории. Лодка, вытащенная на отмель, и та же лодка, плывущая по течению. В котором купаемся все мы — врачи и пациенты. Просто люди. И очень хочется, чтобы отдельное счастье случалось куда как чаще безраздельного горя. Очень хочется, чтобы мы приходили в эту жизнь с радостью, а уходили — с миром. Что мы есть? Лишь состояние от приёмного покоя родильного дома до выписки из лечебного учреждения? Слепок? Миниатюра? Или Путь из Огромного Неведомого в Великое Неизвестное, где нам снова скажут:
