И на всю свою оставшуюся жизнь она запомнит один урок — никогда не привязывайся к мужчине, которого любишь.
Эпилог
Такси, на котором приехала Мария, стояло в длинной веренице машин, выстроившихся в большую очередь перед входом в один из престижнейших музеев мира — Прадо, в котором собраны величайшие произведения искусства, включая работы таких знаменитых художников, как Веласкес, Гойя, Эль Греко.
И сегодня избранная публика спешила на первую выставку одного из наиболее загадочных художников современности, чьи работы вместо подписи украшало изображение в виде маленькой паукообразной обезьянки — древнего символа индейцев майя, которые считали, что этот символ является божеством, покровительствующим художникам и писателям.
Когда ее такси оказалось перед входом, Мария увидела, что к нему ринулись фотографы и телевизионные операторы. Но она не нервничала. Единственное, чего она боялась, так это встречи с одним человеком уже в самом музее.
Расплатившись, она вышла из машины и стала подниматься по ступенькам, ведущим к входу в музей. Повышенный интерес фотографов не смущал ее. Она была настолько уверена в себе, насколько это может себе позволить женщина ее поколения.
— Кто это? — услышала она мужской голос.
Одна из фотожурналистов ответила:
— Это Андриана, модельер. Но вот что удивительно, в списке приглашенных ее нет.
Когда Мария вошла в музей, ее проводили в специально оборудованную для таких мероприятий раздевалку, где она сняла свою элегантную кашемировую накидку, наброшенную поверх платья, и отдала ее служителю.
Тот факт, что у нее не было приглашения, остался без внимания. Не многие женщины рискнули бы появиться на таком мероприятии в одиночестве и без приглашения.
Проверяющие стояли у лестницы, и Мария, подойдя к одному из них, тихо сказала:
— Добрый вечер. Меня зовут…
— Добрый вечер, мисс Ролингс, — ответил тот, к ее изумлению. — Пожалуйста, проходите.
И повернувшись к своему помощнику, громко сказал:
— Этой даме приглашения не нужно.
Как же он узнал, кто она такая? Откуда ему известно ее настоящее имя?
Все еще недоумевая, она приняла из рук другого подошедшего встречающего, прекрасно изданный, каталог с работами отца и вошла в зал, где были выставлены его картины. Не один раз после того, как она покинула Мексику, ей доводилось видеть его работы. В Лондоне и в Париже его работы иногда продавались на известных аукционах, и она часто читала в прессе, как высоко эти работы были оценены.
Сейчас, глядя на них, она испытывала довольно странные чувства. Взяв бокал шампанского у подошедшего официанта, Мария окинула взглядом зал. Со всех сторон на нее смотрели кусочки ее прошлого. Ей вспомнился отец, этот эксцентричный гений, который оставался для нее центром вселенной до тех пор, пока однажды утром в ее жизнь не ворвался другой мужчина, оставивший незаживающую рану в ее сердце.
Если бы это была обычная выставка, Мария начала бы обходить зал, подолгу останавливаясь у каждой картины. Но сегодня это было невозможно. Она была слишком возбуждена. Конечно, сегодня вряд ли кто-либо из присутствующих будет смотреть на развешанные по стенам картины. Люди, собравшиеся здесь, были заняты обычными светскими делами: они встречались, знакомились, женщины разглядывали друг друга, оценивая туалеты.
Единственная картина, помещенная в центре зала, привлекала всеобщее внимание. Отгороженная широким бархатным канатиком, она, безусловно, была гвоздем программы.
Заинтригованная, Мария подошла поближе: какую же из картин ее отца устроители выставки решили выставить на самом почетном месте? И вдруг она поняла, почему служитель на входе пропустил ее без приглашения. С полотна на нее смотрела она сама. Инстинктивно она отвернулась, чтобы кто-нибудь не признал в ней ту загорелую девушку в белом, изображенную на полотне.
Открыв каталог и полуприкрыв им лицо, Мария пережила второе за сегодняшний день потрясение. Неожиданно она обнаружила, что ее портрет был напечатан на фронтисписе каталога. Подпись под ним гласила: «Портрет дочери художника Марии в 19 лет. См. примечание на стр. 15». Она начала лихорадочно листать страницы, чтобы как-то прийти в себя. В этот момент мужской голос произнес:
— Добрый вечер, мисс Ролингс.
Она обернулась и увидела возле себя незнакомого мужчину.
— Мистеру Дисарту сказали, что вы здесь, — произнес незнакомец, — и он хотел бы встретиться с вами до официального открытия. Пойдемте со мной, пожалуйста.
Такого поворота событий она не ожидала. Ей и в голову не приходило, что он может включить ее портрет в число выставленных картин и что сходство с оригиналом окажется столь поразительным сейчас, когда она уже старше той, что на портрете.
— Хорошо, — согласилась она.
— Сюда, пожалуйста, — жестом пригласил мужчина.
Они вышли из зала, и пошли по длинному коридору. Через несколько секунд ее провожатый открыл дверь, и она оказалась в большом зале, потолок которого украшали панно на библейские сюжеты.
— Мистер Дисарт сейчас подойдет. — С этими словами человек, сопровождавший ее, удалился.
Марии совсем не улыбалось встретиться с Раулем наедине. Но, может, это и к лучшему. Почувствовав, что ее начинает колотить, она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Если он увидит, что она в растерянности, то сразу поймет, как ему себя надо вести.
Дверь отворилась, она, стараясь держать себя в руках, повернулась лицом к входящему.
На какое-то время он задержался в дверях, и его вечерний костюм вызвал у Марии целый ряд воспоминаний об их последней встрече в Мехико, когда Рауль собирался на благотворительный бал.
Он вошел в зал и тихо прикрыл за собой дверь. Внимательно вглядываясь в его лицо, Мария поняла, что он уже не тот, каким она его знала. Седина заметно тронула виски, лицо немного похудело, но загар остался прежним.
— Добрый день, Рауль, — сказала она довольно сдержанно. — Ты хочешь сказать мне что-то важное? Если нет, то я лучше пойду. Здесь, в Мадриде, я проездом, и хотелось бы еще раз взглянуть на работы отца. Сегодня вечером я уезжаю.
Это было чистой правдой. Если бы она не раскрыла «Таймс» и не прочла заметку, то вряд ли узнала бы об открытии выставки.
За последние годы Марии часто приходилось видеть, как мужчины приходят в ярость, хоть и не она являлась причиной их злости.
Глаза Рауля не налились кровью, и лицо его осталось спокойным. Лишь по движению желваков и по тому, как он сжал губы, Мария поняла, что он в ярости.
