очень быстро и незаметно входит в привычку. Как жвачка, оно прилипает к нашим ботинкам и таскается за нами повсюду.
– Ну надо же! – воскликнул Шурик, и его радостная улыбка растянулась от уха до уха, точно гирлянда, которую закрепили на двух гвоздиках. – Как здорово, что ты нашла среди барахла нужную вещь. Это феноменально!
«Беспрецедентно», – мысленно поправила его Катя, процитировав главного редактора «Городского вестника», но вслух произнесла совершенно другое:
– Ты очень мне помог! Спасибо!
– А холодильник?
– Починят на днях!
– Здорово, – сказал Шурик, вернувшись к перестановке солонки и перечницы. Когда он не знал, как себя вести, то пытался занять себя бессмысленными вещами – за один разговор в столовой Катя успела убедиться в этом.
Заметив, что Шурик начинает нервничать, она поспешила прервать неловкое молчание. Поблагодарила за обед и, пожаловавшись на работу, прозрачно намекнула, что пора возвращаться в редакцию. Шурик послушно засобирался. Рядом с вешалкой засуетился, очевидно, не зная, стоит ли подавать Кате верхнюю одежду. Пока джентльмен решался, его дама уже сама надела пуховик. Она сделала это нарочно, просто Кате не нравилось само дурацкое правило: она ведь не кукла, чтобы ее наряжали.
Говоря о пустяках, они вернулись в редакцию. Воздух здесь был ватным и горячим, от него в легких появлялась неприятная тяжесть. Поблагодарив Катю за компанию, Шурик отправился в свой кабинет – походка его была пружинистой, точно он хотел подпрыгнуть от радости, но сдерживал порыв. Кате сразу вспомнился продавец из книжного.
По пути она заметила фигурку в конце коридора. Без сомнения, это была Мила. Слабое зрение различило только силуэт в темном пальто, остальное пришлось домысливать и угадывать. Мила стояла, отвернувшись к окну и беспокойно переминаясь с ноги на ногу, словно пыталась согреться. Очевидно, она ждала главного редактора, которая, по своему обыкновению, неспешно распивала в своем кабинете чай для похудения. Тот, судя по растущим габаритам начальницы, путал свои должностные обязанности и давал обратный эффект.
…Тем вечером в кафе Кате пришла идея, как помочь Миле. После увольнения Ирки в коллективе произошли перестановки. Общественно-политическую колонку доверили приближенной главреда, а на место секретаря стали искать новую «принеси-подай». Должность незавидная, но других в редакции не было. Катя чувствовала себя виноватой, поэтому хотела исправить ситуацию: поменять «минус» на «плюс». Тогда она продиктовала номер редакции и предложила Миле позвонить. Та воспользовалась шансом – и теперь взволнованно ожидала, когда ее вызовут на собеседование.
Вначале Катя хотела подойти к Миле, чтобы поддержать, но первый порыв сменился более привычной отстраненностью. Она тут же нашла себе оправдание. «Зачем ей мешать? Да и что говорить? Опять какую-нибудь глупость ляпнешь», – убеждал ее внутренний голос. Этого хватило, чтобы Катя, стараясь остаться незамеченной, прошмыгнула в свой кабинет.
В тот же вечер Катя позвонила по номеру из объявления. Ответил скрипучий и тихий голос, который из-за помех был едва различим. Катя с силой прижала трубку, но ценой заболевшего уха все же выяснила адрес. Встречу назначили на шесть часов, поэтому сразу после работы пришлось ехать в старый район города, застроенный обветшалыми хрущевками. Кирпичные стены, изуродованные временем и паутиной трещин, тихие захламленные дворики – все здесь казалось брошенным, словно жизнь остановилась, потому что дома устали от нее. Оказавшись в старом, пропахшем хлоркой и кошками подъезде, Катя ощутила ужас, от которого по телу побежали противные мурашки. И если бы с ней не было Шурика, она сразу сбежала бы отсюда. Но его присутствие придавало смелости. Хорошо, что она додумалась пригласить Шурика в сопровождающие.
Дверь, скрывающая за собой продавца книг, отличалась от всех прочих дверей в подъезде своей ветхостью. Вокруг были массивные металлические двери, а эта выглядела не надежнее шторки, повешенной в летней кухне от мух.
Об этом размышляла Катя, ожидая, когда обитатель квартиры отреагирует на звонок в дверь. Шурик выглядел более сосредоточенным на миссии, которую разделил с Катей, а потому упрямо жал на звонок и зачем-то пытался заглянуть в дверной глазок. Наконец, за дверью раздалось шарканье, а в следующее мгновение – лязг замков. На пороге возник высокий, худощавый мужичок в белой майке-борцовке и трико с растянутыми коленками. Продолговатое лицо, заостренный подбородок, большой рот, миндалевидные глаза – казалось, что кто-то раскатал его скалкой, придав фигуре и чертам лица неестественную вытянутость. Вдобавок к отталкивающей внешности от него пахло потом и пылью, как от старого, залежавшегося пальто.
– Здравствуйте, я по объявлению, – выдавила из себя Катя, стараясь ничем не выдать своего отвращения. – Я звонила вам сегодня.
Людям она не доверяла, поэтому первое впечатление зачастую было негативным. Едва встречая незнакомца, Катя высматривала в нем недостатки, замечая оторванную пуговицу на пиджаке, картавость или ломаность речи.
– Приветствую, – отозвался мужичок. В реальности его голос был таким же тихим и глухим, словно связки застряли у него в ребрах и звук доносился из глубины.
– Добрый вечер, – добавил Шурик, поставив точку в параде сконфуженных приветствий и обратив на себя внимание мужичка. Тот оценивающе оглядел паренька и, тут же потеряв к нему интерес, обратился к Кате с вопросом:
– Вы с другом за книгами пришли?
Катя кивнула и прошла в квартиру вслед за мужичком, пожелавшим, чтобы его называли просто Алексеем, хотя возраст уже настойчиво требовал прибавлять к имени отчество. Переступив порог квартиры, Катя напряглась – как кошка, она боялась новых помещений. Самым веселым в этой компании выглядел Шурик, очевидно, роль Катиного друга пришлась ему по душе. Они миновали длинный узкий коридор и оказались в комнате, служившей когда-то залом. Сейчас же помещение больше напоминало барахолку, где вздымались горы хлама. Идущий вслед за Катей Шурик громко чихнул, попав в эпицентр клуба пыли, который поднялся от занавесок, висящих в дверном проеме.
– Квартира пустовала больше года, – сказал мужичок, словно в одном чихе услышал и вопрос, и недовольство, и укор, требующий от него оправданий. – Так что пыли здесь предостаточно.
Гости тактично промолчали, однако предпочли остановиться посреди комнаты, боясь приближаться к вещам, которые грозились поднять новое пылевое облако. Тем временем, пробираясь через горы хлама к шкафу, чьи полки были плотно заставлены книгами, Алексей продолжал:
– Это квартира отца. Долго не решался ее продать, но переезд вынудил. Вот для вас это – гора хлама, а для меня – воспоминания, – разведя руки в стороны, словно в стремлении обхватить все вещи сразу, сказал мужичок. – Поэтому, освобождая квартиру от того, что риелтор окрестил «мусором», я не хочу, чтобы эти вещи оказались на помойке. С воспоминаниями так не поступают. Вот я и раздаю все вещи, словно бы делюсь воспоминаниями с другими людьми.
Он замолчал и стал рыться на полках, переставляя пыльные книги с места на место, разыскивая нужные. Пока он перебирал свою библиотеку, Катя и Шурик разглядывали комнату: ветхую мебель, часы с застывшими стрелками, сваленные в кучу вещи, паутину по углам… Атмосфера брошенной старой квартиры сдавливала горло, отчего хотелось распахнуть окно и вдохнуть свежего воздуха. Но оба не двигались с места: Катя ждала появления книги с подсказкой, а Шурик просто не хотел показаться трусом. Оба облегченно вздохнули, когда мужичок закрыл дверцы шкафа и протянул Кате стопку книг. Это был трехтомник произведений Пушкина: издание тридцатилетней давности, удивительным образом сохранившее блеск обложек и золотое напыление букв. Казалось, что со времен покупки книги никто никогда не открывал, поставив на полку как предмет декора.
Катя взяла первый томик и раскрыла его. Обложка хрустнула, но не так громко, как у новой книги, а тихо и неуверенно, словно издав последний выдох перед смертью. На левом форзаце размашистым почерком было выведено послание от безымянного дарителя: «Дорогому Пете с наилучшими пожеланиями. 1987 год». Пожелтевшие страницы, шероховатые на ощупь и пахнущие пылью, зашуршали под тонкими пальцами Кати. Она бегло пролистала книгу, дойдя до середины с переплетом. Пальцы ощутили под
