Но... Февральская революция всколыхнула старый мир, а Октябрьская его смела. Страдающей от голода и тифа полуразрушенной Советской России было не до ядерной физики.
Все же новая страна, РСФСР, унаследовала от царской России могучий научный потенциал, и что важнее — научные школы, которые могли увеличивать число ученых (особо отмечу — не людей с дипломами и степенями, а именно ученых). Одной из таких школ была «школа Иоффе» в Ленинградском физико-технического института. Ее в шутку называли «детским садом папы Иоффе». Чуть забегая вперед, заметим, что советскую атомную бомбу создадут именно ученики Иоффе.
Иоффе был патриотом России. В 1934 году, находясь в Бельгии, он отклонил предложение уехать на работу в США.
А в 1936 году, фабрикуя сценарий процесса над Каменевым и Зиновьевым, Сталин дал распоряжение Молчанову, чтобы один из арестованных оговорил Иоффе. Лишь двумя неделями позже Сталин распорядился: «Вычеркните Иоффе, он еще может пригодиться нам». Страшно подумать, что могло произойти, если бы Сталин не передумал.
2 августа 1939 года Альберт Эйнштейн по просьбе Лео Сциларда отправил президенту США письмо, указывающее на опасность разработки атомного оружия в фашистской Германии. Эйнштейн рекомендовал обеспечить государственную поддержку «группе физиков, работающих в Америке над цепными реакциями». Эйнштейн в это время был далек от ядерной проблематики, и инициатива письма исходила целиком от Сциларда. Будучи давним другом Эйнштейна (они даже запатентовали несколько совместных изобретений), Сцилард решил, что авторитет видного ученого сделает письмо весомей.
Но еще весомей письмо сделал всего через месяц Адольф Гитлер, перейдя границу Польши. В Европе вспыхнула Вторая мировая война.
В том же 1939 году в туполевской «шараге» появился новый заключенный, венгр по фамилии Сцилард. Много позднее, вернувшись в Венгрию, он стал академиком и был обласкан венгерскими властями. Шутка ли — венгр, создававший советскую атомную бомбу.
Но в 1939 году это был всего лишь зек. Тихого, застенчивого Карла в «шарашке» скоро стали дружески называть «Карлуша» — и именно под этим именем он сохранился в воспоминаниях. Карлуша молча, стараясь не привлекать к себе внимание, работал за своим кульманом. Когда к нему кто-либо подходил, он неизменно поднимался из-за стола и, вежливо улыбаясь, объяснял свой чертеж.
Но, как вспоминал Л.Л. Кебер, на тихого и застенчивого венгра временами внезапно нападали приступы необъяснимого бешенства. Зажав лицо руками, он начинал быстро ходить взад-вперед по коридору, а когда звенел звонок об окончании работ, бежал к себе и бросался на кровать.
Так повторялось регулярно, и заключенные решили узнать, что с ним происходит. Выяснилось, что у Сциларда была жена, венгерка, не знающая русского языка, и двое детей. Где они, что с ними, было неизвестно. В этой стране они непременно должны были пропасть. Все вокруг казалось Сциларду кошмаром, он считал, что в стране фашизм, и всех заключенных рано или поздно убьют.
Опасаясь, что гитлеровцы могут воспользоваться разработками американских ученых, Лео Сцилард принялся уговаривать своих коллег, чтобы они прекратили публикации по ядерной тематике. Это предложение поначалу показалось невероятным. Работа ученого должна оканчиваться публикацией — это и его престиж, и финансирование, и приоритет, и смысл работы. Но скоро протесты стихли — ученые отлично понимали, с чем имеют дело. В 1940 году публикации по ядерной теме прекратились.
В мае 1942 года в почти безлюдный читальный зал одной из московских библиотек зашел человек в военной форме. Это был солдат, который следовал в свою часть и по дороге решил посмотреть журналы по физике. Перелистывая страницы, Флеров с удивлением обнаружил, что тематика журналов изменилась. Статей по проблемам ядерной физики не было. Повторилась та странность, которая была замечена еще до войны, когда он с коллегами, опубликовав очень важную работу, к своему изумлению, досаде и даже обиде не нашли на нее откликов. Но с того времени прошло два года. Не может быть, чтобы эти два года работ по ядерной физике не велось! Они, безусловно, продолжались, но по какой-то причине не публиковались. А этой причиной могло быть только одно — ядерной физикой занялись военные, и разработки ведутся уже в военных лабораториях.
Вернувшись из библиотеки, Флеров немедленно написал письмо с предупреждением, что немцы могут создать атомную бомбу первыми. Письмо было адресовано Сталину.
Это может показаться невероятным, но заключенные туполевской «шараги» смогли разыскать жену и детей Карлуши Сциларда. Действовать приходилось через родственников. Сына Сциларда взяла к себе жена зека А.Р. Бонина, а дочку — родственники другого заключенного. Семьи арестованных материально поддерживали жену Сциларда, которая, не зная языка, не могла работать.
Когда это дело удалось провернуть, в «шараге» радовались не только тому, что удалось спасти семью Сциларда, но и что удалось обмануть охрану. Это был хоть и маленький, но реванш.
Возможно, письмо Флерова осталось бы без ответа, если бы ведомство Берии с 1941 года не стало получать информацию об атомной бомбе. Надо сказать, к этому времени старое поколение разведчиков было практически полностью уничтожено, так что разведка была малоэффективной. По счастью, для получения информации по американской и английской атомным бомбам полноценной разведывательной работы и не понадобилось — эту информацию СССР просто отдали. Поздней осенью 1941 года советское посольство в Лондоне посетил английский физик немецкого происхождения Клаус Фукс. Он был антифашистом, причем имел к ним персональный счет, поскольку когда он жил в Германии, его жестоко избила группа штурмовиков. К. Фукс сообщил о своем участии в секретном англо-американском проекте и выразил желание передавать о нем информацию. К работе с Фуксом подключилась разведка Наркомата обороны.
Но это был не единственный источник. Информации было много, и даже на удивление много. Ученые Лос-Аламоса отлично понимали, что за оружие они создают. Делали они его на тот случай, если подобное оружие появится у Германии, но руководитель американского атомного проекта генерал Гровс ясно дал им понять, что будущая атомная бомба будет предназначена для использования против СССР. Эта его армейская прямота стоила Америке дорого, поскольку по меньшей мере один из источников мотивировал свое желание работать на советскую разведку именно откровенностью генерала.
Много позже в своих воспоминаниях среди источников генерал Судоплатов назвал и Лео Сциларда. «В традиционном смысле слова Оппенгеймер, Ферми и Сцилард никогда не были нашими агентами» — напишет он.
В «традиционном смысле». А в нетрадиционном?
В 1943 году из Америки начала в большом объеме поступать информация по атомной проблеме. Размах ее был велик — 690 научных материалов в виде документов, чертежей и расчетов. Когда было что-то неясно, Курчатов просил уточнения. Иногда поступали не только документы, но и секретные изделия.
Нет ничего удивительного в том, что фамилия Карла Сциларда в конце концов заинтересовала соответствующее ведомство. Намного удивительнее, что столь долгое время органы не обращали на это внимания. Впрочем, Сталин долгое время не придавал особого значения ядерной тематике. На странную фамилию обратили внимание только когда это направление получило высокий приоритет. Разведка немедленно привлекла Карла Сциларда к своим работам. Павел Судоплатов вспоминал: «Лиза Зарубина... нашла выход на Сциларда через одного его родственника в Москве, работавшего в специальной лаборатории НКВД по авиационной технике». Далее Судоплатов пишет: «...Оппенгеймер, Ферми и Сцилард помогли нам внедрить надежные агентурные источники в Ок-Ридж, Лос-Аламос и чикагскую лабораторию».
К весне 1945 г. США добились уже весьма ощутимых результатов. На бомбу было потрачено более двух миллиардов долларов; над проектом работало 123 тысячи человек. В СССР же в это время над атомным проектом трудилось все еще не более сотни человек. Можно определенно утверждать, что если бы не информация разведки, отставание было бы катастрофическим.
Внимание И.В. Сталина к атомному проекту радикально изменилось только после двух ядерных взрывов, один из которых смел Хиросиму, другой — Нагасаки. К тому же в 1945 году от Фукса была получена подробная информация о плутониевой бомбе, взорванной американцами на испытательном полигоне. Постановлением ГКО от 20 августа 1945 года наконец стартовал и советский ядерный проект. Он уже безнадежно отставал.
Пуск первого реактора произошел в 1946 году (американцы сделали это в 1942). Выяснилось, однако, что в нем есть конструктивные недоработки. Изменения можно было делать либо быстро, но с облучением для работающих, либо медленнее, но отставая от Америки еще больше. Курчатов принял решение делать быстро — и сам пошел выполнять опасные операции, которые добавили ему число рентген в общий зачет и сократили жизнь.
