— И что же было дальше?
— Ну, мы прибыли в эту деревню, Майолу, которая на границе патрулируемой зоны. Там русло реки сужается, и вверх по течению даже каноэ не пройдет, поэтому нам пришлось идти пешком вдоль берега.
Стелла слушала, глядя на открытую дверь; летучие муравьи исчезли, и между ветвями франгипани просвечивало ясное темно-синее небо.
Энтони сел и разжег трубку, за дверь медленно потекла белая струйка дыма.
— Летучих муравьев больше не видно, — заметила Стелла.
— Да. — Вашингтон протянул руку и зажег лампу. Мигая и жмурясь от света, они всматривались в бледные, напряженные лица друг друга. Кот, сидевший над головой Стеллы, исчез, гекконы разбежались по углам. На столе остались опавшие крылышки муравьев, и только одинокий таракан все еще стучался в стекло лампы.
Вашингтон первым делом посмотрел на Стеллу, потом обвел взглядом комнату. Тело его напряглось, рука крепко сжала веер, он натужно дышал. Стелла метнула быстрый взгляд в угол, но увидела там лишь сидящего на корточках Хитоло, свесившего между колен длинные тонкие руки. На его лоснящихся щеках плясали два пятнышка света, глаза сверкали, словно драгоценные камни.
Вашингтон замахал веером.
— Вы испугали меня, Хитоло, — сказал он с нервным смешком. — Я уж было подумал, что у вас на лице белая краска. Я не мог себе представить, зачем вам понадобилось раскрашивать лицо. Да, на чем я остановился? До Эолы оставалось еще полдня пути, и тогда наши проводники решили сбежать домой. Мы еще не вошли во владения Эолы, но уже были близко, и они не хотели испытывать судьбу. Но носильщики, которые были из миссии, а потому не такие дурни, как те два проводника, согласились продолжать путь. Потом и они тоже занервничали, и дальше мы пошли одни. Они разбили лагерь в окрестностях деревни и остались ждать нашего возвращения. Мы пошли в саму деревню, а когда вернулись, они сгрудились вокруг костра, чуть живые от страха, хотя никого и не видели. Вся деревня плясала на празднике. — Он остановился и промокнул лицо носовым платком. — Господи, как жарко, правда? Хитоло, подай веер миссис Уорвик.
— Погода здесь не так уж отличается от австралийской, — сказала Стелла.
Вашингтон рассмеялся.
— Так кажется поначалу. Эта страна, миссис Уорвик, не из тех, что показывают свой нрав в первые же минуты. Будь иначе, здесь бы никто не жил, по крайней мере белые люди. Она потихоньку запускает в тебя когти, а потом плюет тебе в душу. Но тогда уже слишком поздно, и никуда не деться.
Стелла, которую насторожил его напряженный голос, испугалась, что он снова оседлает любимого конька, и спросила:
— Вы пошли в деревню. Кто еще был с вами?
— Кроме меня, ваш муж и Серева.
— Там было золото?
Его не удивило, что ей известно о золоте.
— Мы видели очень немного. Только несколько ожерелий, вероятно изготовленных в других уголках страны.
Он что-то утаивает, подумалось Стелле. Она была уверена, что Вашингтон говорит неправду, но она не могла понять, когда он начал лгать. Она чувствовала, что задела его за живое. Она, словно хищное животное, медленно подкрадывающееся к своей жертве, бесшумно подползающее сквозь травяные заросли и кусты, осторожно подбиралась к самой сути, боясь спугнуть неуловимую истину. Один неверный шаг, хрустнет ветка или зашуршит лист, и она встрепенется и исчезнет без следа. Стелла чувствовала, что Вашингтон насторожился, почти физически ощущала исходящую от него ауру нервозности.
— Как те, что принес Джоб, — сказала она и сцепила руки, чтобы унять дрожь. Для нее уже не существовало ни этой загадочной комнаты, ни темных печальных глаз Энтони Найала. Она впервые в жизни ощутила свою силу. Стелла знала, что наступил решающий момент и все зависело от нее самой. Никто не подсказывал ей, как поступить. Она противопоставила свой ум уму более взрослого, более опытного человека. Она заерзала в кресле, глаза ее горели.
Ее, словно змеиное жало, пронзил колючий взгляд светлых глаз Вашингтона.
— Да, как те.
— А остальное золото было в длинном доме?
— Да, но только, думается, какая-то часть. Трудно сказать, мы ведь только мельком все осмотрели. Эти люди очень оберегают длинные дома, особенно от чужаков. Они устраивают там церемонии посвящения. В основном это безобидная чепуха, но туземцы считают, что иногда очень опасно вмешиваться в такие дела. Уорвик немного осмотрелся там, потом мы вернулись к Хитоло и носильщикам, которые сидели вокруг костра и ждали появления вада.
— Понимаю. И это все?
Он помахал веером.
— Все.
— За исключением смерти Серевы.
Веер замер. Вашингтон рассмеялся.
— Конечно, как это я забыл. Как легко поддаться общепринятому мнению, что на такие вещи не стоит обращать внимания. Он был хорошим, чудесным человеком. Вашего мужа потрясла его смерть. Никогда не видел его таким удрученным.
— У вас есть какие-нибудь предположения, почему это произошло?
Он неопределенно махнул рукой.
— Это могло быть что угодно. Лихорадка, испорченная пища…
— Но он умер так быстро.
— В этой стране папуасы умирают быстро. Может быть, это вада… — Голос его сорвался.
Стелла бросила взгляд на Хитоло. Он все так же сидел на корточках, свесив между коленей руки с блестящими голубоватыми ногтями.
— Но вы не верите в вада.
— Неважно, верю или нет, — быстро проговорил Вашингтон. — В них верил Серева, и этого было достаточно. — Потом сдавленным голосом он продолжал: — Сразу видно, что вы недавно в этой стране, миссис Уорвик. Не забывайте, что этот народ жил здесь не одну тысячу лет — так мы полагаем. Разве хорошо смеяться над верованиями, складывавшимися веками? Мы пытаемся трезво смотреть на жизнь в тропиках, но нам и в голову не приходит, что они наверняка знают ответ. Дело в том, что мы истощили все силы своего разума, и нам ничего не остается, как только глумиться над этим.
Наступила тишина.
— У вас есть еще вопросы? — спросил Энтони.
— Да, — сказала Стелла. — Сколько времени вы шли? Я имею в виду от Майолы, где вы оставили районного комиссара?
— В общей сложности четыре дня, но можно дойти и за три. В один конец, конечно. Это не так далеко от патрулируемой зоны.
— Туда трудно добраться?
— В джунглях всегда трудно, — ответил Вашингтон. — Но туда попасть легче. Не нужно сверять направление. Просто идешь по течению реки, и дороги там проторенные. Но лично я не люблю такие походы. Жара, грязная одежда, отвратительные консервы. Хотя мне нравится местная стряпня. Батат, если его правильно приготовить, очень вкусный. Но москиты, пиявки… Нет, это ужасно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
