– и бемц!
– Не вяжется, – возразила Арина. – Если это убийство – значит, ради того, чтобы она никогда никому ничего не сказала, так? И тогда действительно смысла нет забирать у меня подследственную.
– Или… – Ева немного подумала, поменяла местами несколько папок и конвертов, восстановила исходный порядок. – Кто-то испугался, что она, молчавшая перед тобой, там, – Ева неопределенно мотнула головой, – может и расколоться. Не совсем, а порциями: камера камерой, но можно ведь за условия поторговаться.
Арина относилась к детективам – точнее, к их воплощениям в реальности – куда более скептично, чем Ева, которая в любой случайности моментально подозревала всемирный заговор. Но в то же время смерть Адрианы произошла как-то очень не вовремя. Или наоборот, вовремя – как поглядеть.
– Да, любопытно… Не исключено, что кто-то из бывших заказчиков очень испугался, что она заговорит. И тогда это должен быть какой-то очень непростой заказчик. С доступом к информации и прочими возможностями. И тогда непонятно – почему сейчас? Почему не месяц назад или хотя бы неделю?
Ева вдруг засмеялась:
– Вершина! Я вдруг подумала… А не пофиг, кто ее отправил фиалки в небесном саду нюхать? Или адские котлы драить, что вероятнее.
– Но убийство… – Арина осеклась. – Хотя… в самом деле. Помер Максим – да и фиг с ним. Доискаться, кто до нее дотянулся, у меня всяко не выйдет.
– Или руки оторвут.
– Это точно. Но ты права – пофиг. Она-то, небось, планы по своему освобождению строила, а тут, как ты выражаешься – бемц! Туда ей и дорога! Хотя так, для себя, мне любопытно, случайная смерть или не совсем. Но она точно? В смысле…
– Ой, я тебя умоляю! Позвони Плюшкину, напросись на вскрытие и успокойся уже. И. кстати, о звонках… Тут тебя шумилинская вдова домогалась. По телефону то есть.
– Прямо домогалась?
– Не то чтобы, но она как бы удивлялась, почему с ней никто до сих пор не связался. Она не именно тебя спрашивала, а следователя, который кладбищем занимается…
– А чего она к нам, а не в полицию? Так-то подследственность их.
– Ой, ну откуда я знаю! Может, в ГУВД звонила или в РУВД, а оттуда ее уже к нам перепасовали. Ну я ей сказала, что дело пока не возбуждали, проводится доследственная проверка по факту вандализма.
– И что? Гневалась?
– Да нет. Я, правда, ей твою фамилию все-таки назвала. Ну типа что лучший следователь и все такое.
– Но она не впечатлилась?
– Кто ее знает, – Ева пожала плечами. – Велела передать, что если следователь сочтет необходимым с ней или с ее дочерью побеседовать, то завтра они обе дома будут. Адрес, телефоны – все продиктовала.
– Адрес я знаю, а телефоны давай. Если, говоришь, следователь сочтет необходимым? Экая церемонность! Только почему у меня ощущение, что все наоборот: мне вдовствующая императрица аудиенцию назначает? Милостиво так, но не отвертишься.
– Да брось! Хотя не без. И она ж и есть, по сути, вдовствующая императрица.
– Ладно, не гневалась и ладно, пойду работать.
* * *
Однако она и до кабинета своего дойти не успела, как в кармане затренькал телефон. Звонил давешний следователь, фамилию которого она так и не выяснила.
– Арина Марковна, вас вчерашний труп еще интересует?
Хитрый какой! Точно хочет дело из своего производства нам отдать. Да, Арине было любопытно, но ответила она обтекаемо:
– Не то чтобы очень, мне ее расспросить надо было о некоторых обстоятельствах. Но теперь-то…
– А… – разочарованно протянул тот. – Ну ладно.
– У вас что-то интересное появилось? – не удержалась Арина.
– Интересное или нет, пока непонятно. Во-первых, машина. Вы удивлялись, почему наша жертва пешком шла.
– Татьяна Ильинична ее звали, – сухо уточнила Арина.
– Да-да, конечно. Простите, затягивает все это, закостеневаешь. Нехорошо. Машина у Татьяны Ильиничны имелась, пятилетняя «субару».
– И?
– Там парковка неподалеку. Машину Татьяна Ильинична оставила там за сорок минут до убийства. Если временем убийства считать то, которое вы назвали. Ну то есть когда вы с ней беседовали, и разговор прервался.
– Сорок минут? Что же это за «недалеко» такое?
– Она еще в магазин заходила. Хлеб, кефир, виноград. Видели, там пакет сбоку валялся? Сумочки не было, а пакет валялся.
– Да, точно. Но вы сказали «во-первых». Значит, еще что-то есть?
– Есть, – невидимый собеседник, судя по голосу, улыбнулся, как будто собирался сказать что-то радостное. – Телефон ее нашелся!
– Неужели? Вот прямо так и нашелся?
– Не сам по себе, ясное дело. Еще персонаж при нем. Вот опера его подогнали. Вряд ли он сам эту даму умертвил, но – потенциальный свидетель. Не хотите поучаствовать в допросе?
– Можно… – максимально равнодушно согласилась Арина. – У меня на сегодня вроде ничего срочного, так что сейчас подъеду.
«Сейчас» получилось дольше, чем хотелось бы: соседи делили здание, точнее, комплекс из четырех соединенных переходами строений с РУВД, и поиск нужного кабинета занял изрядное время. Нехорошо, думала Арина, путаясь в поворотах и лестницах, одно дело – присутствовать с самого начала допроса, совсем другое – явиться к его середине. Но владелец кабинета был один. И фамилия у него оказалась не Волков, и не Коровин, а Когтев.
– Здравствуйте, Всеволод Севастьянович – лучезарно и немного виновато улыбнулась Арина.
Тот аж руками замахал, сверкнув неожиданно яркими голубыми глазами:
– Просто Сева, чего язык ломать.
– Ну тогда и я – просто Арина, договорились? И где ваш свидетель, Сева?
– Сейчас доставят. Не хотел без вас начинать, – и после короткой паузы пояснил. – Да не из вежливости, не смущайтесь. Просто чем меньше Сомик тут будет находиться, тем лучше. После него кабинет замаешься проветривать.
– Сомик? Он Сомов, что ли?
Сомовым звали одного из дежурящих в следственном комитете полицейских. Впрочем, фамилия более чем распространенная.
Когтев пожал плечами:
– Кто его знает, не помню. Может, и Сомов, сейчас посмотрим.
Опер, доставивший свидетеля, не морщился, но когда следователь разрешил ему подождать в коридоре, вздохнул с явным облегчением. Кабинет моментально заполнила вонь немытого тела, нестиранных – не исключено, что годами – тряпок и сладковатый запах разложения, словно доставленный гнил заживо. Контраст с обитателями кладбища был, что и говорить, разительным. Сразу стало трудно дышать. Когтев открыл окно.
– Холодно, начальник, закрой! – заканючил «свидетель». – Мне нельзя простужаться, я ж тогда сразу коньки отброшу.
Довольно высокий, он так горбился и ежился в своем засаленном пуховике (пуховик! в мае! должно быть, у мужичка и впрямь не все в порядке со здоровьем), что казался почти карликом. Правда, отметила Арина, кроссовки у «карлика» были весьма крупными, не меньше сорок третьего размера. И – почти новыми. И сочувствия нарочитая его убогость
