будет, на эффект неожиданности рассчитывала. Вот тебе и эффект, вздохнула она, доставая телефон. Придется звонить, договариваться – где и как. А это уже совсем другое дело.
Она ткнула еще раз в беленькую кнопку – самую верхнюю из трех – послушала далекое дребезжание, вздохнула совсем уж обреченно…
– Чего трезвонишь? – раздалось вдруг совсем близко.
Хлипкая филенчатая дверь с неожиданно массивным глазком посередине отделяла «карман» с тремя, судя по количеству звонков, квартирами от лифта и лестницы. Три звонка на дощатом косяке: гусевский и еще двух квартир. Дверь за Арининой спиной, отделявшая такой же «карман» напротив, была куда солиднее: металлическая, вставленная в явно новую, металлическую же, раму всего с одним звонком. Хотя квартир в том «кармане» должно было располагаться, судя по нумерации, две. Либо одна стояла брошенная, либо ее выкупили соседи, создав себе пятикомнатные или даже шестикомнатные апартаменты.
– Чего надо? – требовательно повторил голос за филенчатой дверью, явно женский. – Ща милицию вызову!
– Я как раз оттуда, – Арина поднесла к глазку удостоверение.
Дверь приоткрылась, в проеме показался остренький, довольно длинный носик, блестящие голубые глаза и крашеные хной кудряшки. Изучив удостоверение, хозяйка кудряшек удовлетворенно вздохнула и открыла дверь пошире. Лет ей было не то сорок, не то шестьдесят, «лишние» двадцать килограммов, подчеркнутые туго подпоясанным халатом, выглядели скорее соблазнительно, чем удручающе, пухлые щечки розовели здоровым румянцем, и даже сеточки морщинок в углах глаз и вокруг рта дамочку не старили.
– Я-то думала, в телевизоре молодых красивых следовательш для картинки показывают, а ты вроде всамделишная.
Арина засмеялась:
– Вы думаете, стоит устроиться в следовательском кабинете, сразу в старуху превращаешься?
– И то верно, – засмеялась в ответ соседка Марата, смех у нее был хороший, почти по-детски звонкий. – Так чего надо-то? – деловито спросила она, все еще придерживая хлипкую дверь «кармана».
– С Маратом Гусевым надо побеседовать, – объяснила Арина.
– Да это я уж поняла. Неуж натворил чего? Вроде тихий, не скажешь, что из этих. Ни пьянок, ни гулянок, ни девок голых. Чего к мальчишке цепляться?
– Ничего, – почти честно ответила Арина. – Поговорить просто.
– Типа свидетель, что ли?
– Вроде того.
– Ну… ладно, – сказала она после небольшой паузы. – На крышу поднимись, он там, небось.
– На крышу?
– На девятый поднимешься, там лесенка железная, над ней люк, – охотно объяснила соседка. – На люке замок висит, только это так, для блезиру. За люком… да там уже не заблудишься, через будочку вылезешь, Маратик там, небось, сидит.
Поблагодарив, Арина выполнила полученные инструкции и через пять минут уже стояла на плоской, выстланной листами рубероида и обильно посыпанной щебнем крыше. Метрах в десяти, почти у низкого наружного ограждения, сидел, обняв колени, Марат. Увидев Арину, он почему-то не удивился:
– Вас Зойванна сюда направила?
– Если Зойванна – это ваша соседка, то да, она. Вы тут, похоже, часто бываете?
Из-за джинсового колена виднелся термос.
– Угу. Тут хорошо. Тихо. Никого и ничего… Завтра опять на съемки, – он засмеялся, но смех вышел грустный, как будто через силу. – Работа есть работа. Чаю хотите? Холодный.
– Холодный?
– Все удивляются. Как будто раз термос – значит, внутри что-то горячее. А термос в обе стороны работает. Так что чай у меня холодный, практически со льдом. Зеленый и с лимоном.
– Давайте.
Пить хотелось ужасно. Чай был вкусный. И соседка, как ее, Зойванна, вон как ринулась защищать этого гаврика. Хороший, должно быть, парень. Но – он правильно сказал – работа есть работа. У него своя, у нее – своя. Состоящая в том числе и из задавания вопросов. Как правило – неудобных.
– Марат, вы ведь были на кладбище незадолго до эксгумации?
– Что значит – незадолго? Мы приехали… ну… за час где-то. Может, за полтора.
– Нет, я имею в виду за день, за два… В предыдущую неделю, в общем. Хотелось бы знать, когда именно, поточнее.
– Вы так строите вопрос, как будто уверены, что я там был. Это прием такой? Следовательский?
– Вас видели, – не слишком охотно сообщила Арина. Маратово спокойствие ей почему-то не нравилось.
– Как интересно… Видели, значит? Небось эта сумасшедшая Лина? Или еще кто-то из отцовских поклонниц там торчит? Да нет, это точно она, да? Приживалка шумилинская. Она, если бы могла, меня бы собственноручно удавила. Я же посягаю на светлую память ее обожаемого и несравненного. Как будто у нее единоличное право на отца, ей-богу. Ладно бы Карина Георгиевна в позу вставала, а то эта… сушеная роза.
– Сушеная роза?
– Ну знаете, как засушенные цветы в память о былом в книжках хранят?
Арина знать не знала, кто такая Лина, но Марат почему-то разговорился, и этим надо было пользоваться.
– Лина, говорите… Она тоже была… утешением?
– Кто ж их знает. Может, и нет, оттого сейчас так и надрывается. Поезд-то уже ушел. В смысле, покойника-то в постель уже не затащишь. А тут я, живое свидетельство упущенных возможностей. Вот она и защищает светлый образ своего идола. И Камиллу заодно – деточку, кровиночку папину, принцессочку.
– То есть она врет, когда говорит, что видела вас в подходящее время в подходящем месте?
– Может, и не врет.
– То есть вы там были? – Арина почти удивилась.
– Может, и был, – согласился Марат совершенно равнодушно. – Правда, я как раз всю предыдущую неделю был на съемках, но мало ли. Может, чуть раньше. Но на самом деле, – он хмыкнул, – я вовсе про другое. Может, ваша… свидетельница и не врет в том смысле, что искренне верит в то, что говорит. Потому что Лина… она… Не удивлюсь, если ее видения посещают.
– Однако свидетельствует она вполне уверенно.
Марат как будто приободрился – плечи расправились, губы изобразили насмешливую улыбку:
– У вас есть что-то кроме слов этой дамы? Нет? Тогда простите, не смею больше отнимать ваше время.
Надо же. Как будто из собственного дома выгоняет, а не с общей крыши. Арине стало смешно:
– Это из спектакля какого-то?
Подвижное лицо искривилось почти брезгливо:
– Из сериала. Роль второго плана, но вроде ничего так получилась. А что, не убедительно?
– Не очень. Марат, вы не могли бы мне график ваших отъездов на съемки написать?
– Типа алиби, что ли?
Она не ответила – реплика тоже явно была из какой-то роли. Молча протянула открытый на чистой странице блокнот. Гусев хмыкнул, пожал плечами, вытащил зачем-то смартфон, потыкал, повернул экранчиком к Арине:
– Вот все даты. Могу прямо вам на телефон перебросить, могу в блокнот переписать. Если вам зачем-то нужно, чтоб собственной рукой, – он как-то нехорошо усмехнулся.
– Давайте и так, и эдак. Чтоб не было потом: ой, это, оказывается,
