— Оттуда мы пройдем к сокровищу! — сказал не без страха Тусун.
Наступило молчание. Каждый обдумывал про себя то, что было сказано в древнем пергаменте.
— Ну что ж, идём дальше. Все равно: клад или остров там, мы должны дойти до конца нашего путешествия, а на месте уже решим, что нам делать дальше, — сказал профессор и пошёл вперёд. За ним последовали Хромоногий, Медведь, Элка и Павлик. Элка и Павлик делали стальными остриями шила метки на скалах.
Тропинка становилась всё уже, но зато свод стал уходить всё выше, с него свисали сталактиты, а ржаво-коричневые гематитовые породы сменились серым мелкозернистым гранитом, в котором были инкрустированы блёстки халкопирита и галенита. Частые повороты стали встречаться на каждом шагу, так что группа вытянулась в извивающуюся вереницу. Постепенно повороты приобрели определённую форму. Это уже не были изгибы длинного пути, а петли вокруг белых мраморных колонн исполинской толщины. Колонны постепенно становились всё более разреженными, наконец их густой лес поредел настолько, что превратился в огромный колонный зал, где сталактитовые и сталагмитовые образования поражали человеческий взор.
— Нет никакого сомнения, что только карстовое явление может создать такую роскошь и изящество! — прошептал профессор. — Если я не ошибаюсь, то слышу шум воды. Она нам расскажет больше. Найдём её!
Профессор повёл свою разношёрстную группу вперёд, в сердце подземного мира, забыв обо всех кладах на свете и о всех противоречивых интересах.
Перед его глазами раскрывалось невиданное богатство — пещерный мир. Для него это не были только изящные формы, а длинное и увлекательное повествование. Каждая застывшая капля, каждая стройная колонна говорила с ним на языке пламенного сердца, которое сжимается и бьётся перед образом воплощённой мечты. Тысячелетия шептали ему о своих невзгодах, стремлениях материи воплотиться во всё более совершенном и организованном образе. Катаклизмы, длительные тихие процессы, монотонные часы и века непроглядной ночи, в которой ничего не спало под покровом мрака, теперь говорили о них громкими отголосками, отзвуком равномерных шагов.
Среди шагающих с ним были однако и такие, сердце и душа которых не были затронуты красотой.
Хромоногий разнюхивал как ищейка за каждой колонной, за каждым изгибом пути: кружевные декорации для него были всего лишь препятствием по дороге к кладу.
Павлик и Элка шли рядом.
В этом лабиринте они не сделали ни одной чёрточки, ни одной метки. Ведь это было бы кощунством!
Чабан сначала держался одиноко в сторонке, но не скучал. Он все чаще приближался к молодым людям, проявлял любознательность. А они были рады поделиться с ним тем, что знали сами, и объясняли ему, что могли. Это сближало их и, в конце концов, они пошли вместе.
— Детки, берегитесь! Спрячьтесь за какую-нибудь колонну и держитесь крепче! — раздался вдруг встревоженный голос профессора.
На мгновение они оцепенели. Но увидев, что профессор, а за ним Хромоногий бегут перед растущей за ними пенящейся стеной воды, они, в свою очередь, поспешили отбежать в сторону, укрылись от удара водяного вала, который быстро вырастал и пенился как морская волна. Вода настигла их, когда они уже крепко держались за руки чабана. Исполин уперся в две соседние каменные колонны и удержался против напора воды. Она прошумела вперёд, разбиваясь на тысячи брызг, и, словно сделав своё дело, быстро хлынула обратно. Их залило приятной тёплой струей.
«Что это было такое»? — спрашивал себя каждый. Профессор Мартинов и Хромоногий подбегали с другого конца зала, так же мокрые до колен. В это время сильный, всё нарастающий гул, подобный реву какого-то подземного титана, стал раздаваться в подземелье. Воздух наполнился разнообразными шумами и всем стало казаться, что через мгновение их поглотит нечто чудовищное, страшное …
Элка вцепилась в руку чабана с криком, звучавшим ужасом человеческой беспомощности.
Последовало нечто вроде тяжёлого вздоха, плеск воды раздался как оглушительная пощёчина. Затем все увидели, как к своду взлетели тонны воды, разбились о потолок, а потом, усмирённые, обрушились на пол и тоже устремились назад.
Наступила мучительная тишина. В ушах ещё стоял оглушительный вой разъярённой и утихомирившейся водной стихии.
Всё заглохло, как после грозового ливня. Крупные капли падали со свода, как летом капает из водосточных труб после дождя. Одновременно с этим пахнуло горячим воздухом, насыщенным парами как в бане.
О красоте уже не мог думать никто, ужас оказался убедительнее и гораздо доступнее для всех.
Первым пришёл в себя профессор.
— Детки, вы промокли? — спросил он машинально, собираясь с мыслями.
Элка выпустила руку чабана и вцепилась в профессора.
— И вы не менее мокрый, — ответил Павлик.
— Да-с! — промолвил профессор рассеянно. Было явно, что мысли его заняты другим.
— У меня есть верёвка, — сказал он вдруг. — Я обвяжусь ею, а вы дружно держите конец. Я спущусь поглубже, чтобы посмотреть, как обстоит дело.
— Нет, это сделаю я! — предложил Павлик.
— Ты? — Профессор пристально посмотрел на него поверх очков. — Ну, хорошо. Принимаю. Смелость — добродетель. Обвяжись понадёжней. Даже если мы рискуем вторым извержением воды, струя не в состоянии — по крайней мере в том виде, как она нам представилась — причинить тебе вред. Что касается тёплого купания, я бы сказал, что в данную минуту оно приятно, а потом мы что-нибудь придумаем, чтобы высушиться.
Не дожидаясь нового приглашения, Павлик развязал рюкзак профессора, достал верёвку и обвязался ею вокруг талии. Затем он протянул ему ружьё с многозначительным взглядом, не укрывшимся от внимания Хромоногого, и пустился бегом вглубь подземелья. Свет его фонарика подпрыгивал и метался на бегу, а лампа пыталась напутствовать его, насколько могла. Наконец, вместо Павлика осталась только светлая точка. Тонкая крепкая верёвка натянулась.
— Теперь продвинемся вперёд! — сказал профессор.
Они прошли шагов двадцать и остановились. Натянутая верёвка ослабела. Павлик в свою очередь прошёл вперёд и снова натянул её. Так повторялось несколько раз, пока, наконец, после четвертого продвижения, верёвка уже не натянулась. Тут послышался голос Павлика:
— И-ди-те сю-да-а!
Они нашли Павлика сидящим на краю колодца, метров тридцати в поперечнике. На глубине около десяти метров в нем бурлила вода, медленно поднимаясь. В центре колодца бил фонтан метра в три высотой над уровнем воды. Очевидно, там находился ключ.
— Это живая вода! — произнес громко и твёрдо Медведь.
— Карстовая вода! — уточнил профессор.
Обходя вокруг колодца, профессор Мартинов увидел нечто, ничего общего не имеющее с пещерным миром, и тотчас же привлёкшее его внимание. Это был человеческий череп, выглядывающий в щель между двумя геометрически правильными прямоугольной формы глыбами, размерами примерно в два метра высотой и метр шириной. Профессор сразу направился туда. Вода не попадала сюда, так как над этими глыбами было нечто вроде козырька, предохранявшего от падающих сверху струй. За профессором приблизились остальные.
— Вот трагическая судьба! — сказал профессор. — Человек, который никогда не вернулся в солнечный мир.
По спинам присутствующих поползли мурашки.
— Как объяснить себе этот случай? — спросил Павлик.
— Это нечто невероятное. Каменные глыбы сделаны человеческими руками и приводятся в движение каким-то скрытым механизмом. До сих пор не было известно ничего подобного. Это приспособление подсказывает мысль о какой-то системе, нависающей как угроза над нашими действиями. Мы должны будем с нею ознакомиться, когда будем исследовать подробно всё здесь.
— Не это ли Остров Спасённых? — спросила Элка.
— Мне это кажется скорее островом приговорённых! — мрачно ответил Павлик.
— А этот скелет что-то держит! — воскликнул Хромоногий и, без малейшего смущения, вытащил и отшвырнул в сторону кости скелета, мешавшие ему заглянуть поглубже в щель.
— Сундучок, — сказал он.
Глаза его расширились от алчности и заблестели в предчувствии добычи.
Элка и Павлик отошли в сторону, потрясенные такой грубостью к человеческим останкам.
Профессор, не колеблясь, заглянул в щель.
— Верно! — подтвердил он. Скелет зажат между глыбами с каким-то сундучком в руках.
— Клад! — воскликнул Хромоногий. Профессор взглянул на него с сожалением.
— Попробуем раздвинуть глыбы! — продолжал Тусун. — Ты, Благой, славишься медвежьей силой, а ну-ка попробуй!
Медведь посмотрел на него исподлобья и ничего не ответил, но в глазах его было больше суеверного страха, чем желания действовать.
