Белобрысик, довольный своими наблюдениями, залёг в кустах, чтобы дождаться окончания событий.
Хромоногий и Медведь вошли в подземелье через отверстие в скале, обнаруженное накануне дедом Стояном с его козочкой.
Белобрысик думал: «Я дам им копать, рыть, делать, что они хотят. Когда я увижу, что именно они вырыли и где они зароют или спрячут клад, позову Павлика, и готово. Клад будет нашим…»
Ему стало так радостно от этих мыслей, что он сам ущипнул себя за щёку и похвалил себя:
— Молодчина, парень!
Успокоенный и довольный собой, Белобрысик ловко влез на развесистое дерево и оттуда взглянул на то место, где исчезли двое кладоискателей.
Овраг был виден вдоль, но начало его заслонялось высоким берегом.
Не сдвинусь отсюда, пока не узнаю всего, — сказал он себе.
Тут ему пришло в голову подать сигнал Павлику и он, искусно подражая крику сойки, просвистал сигнал «Дружба обязывает». Его дерзость на этом не кончилась. Он не усидел на месте до конца. Спрыгнул на землю и добежал до высокого берега. Лёг на землю и пополз на животе вперёд, чтобы лучше видеть, что будет. Но кладоискатели задерживались. Тогда он решил спуститься на дно каменистого оврага. Следы привели его к огромной тёмной скале, в которой зияло ещё более тёмное отверстие.
Следы Хромоногого и Медведя тут переплетались. Ясно было, что они здесь суетились.
Белобрысик зажёг электрический фонарик и направил его внутрь. В пыльном подземелье следы вели вглубь и терялись из вида. Людей видно не было.
— Та-ак! Теперь они в ловушке! — обрадованно подумал он.
Он стал размышлять, где бы ему спрятаться, чтобы удобнее за всем наблюдать, но тут в нём родились сомнения. Его охватило желание войти внутрь, в подземелье, увидеть своими глазами таинственный клад. После всего случившегося, у него не было сомнений, что клад действительно существует. Бумаги, которыми так дорожил Хромоногий, не были праздными бумажками, а действительным указанием. Клад, о котором хотел поведать в свой предсмертный час Радан, по-видимому находился именно здесь.
Сердце Белобрысика бешено забилось. Манящий блеск невиданного сокровища зарябил и в его глазах.
Наконец, он решился. Кончиком ножа нацарапал на Чёрной скале слова: «Я иду по следам Хромоногого. Внутрь. Саша.» Подтянул без надобности ремень пояса, сжал в руке фонарик и очертя голову углубился в тёмное подземелье.
23
В пещерном мире
В низкой тёмной галерее, по которой пошли Элка и Павлик, идти было трудно. По стенам прохода, в котором они двигались несколько согнувшись, видно было, что он образовался под действием текущих вод, а затем кое-где был расширен рукой человека. Воздух тут был тяжёлый, затхлый, не хватало кислорода, дышать стало трудно. Яркий свет фонарика выхватывал из тьмы резкие изломы стен. Картина была монотонной, скалы — однообразного серо-жёлтого цвета. Арка, образуемая сечением прохода, в котором они продвигались, казалась им разинутой пастью.
На скалистом дне галереи не было заметно следов профессора. Павлик шагал вперёд с возрастающей тревогой.
«Неужели, — спрашивал он себя, — есть другой вход в этом же колодце, и я его не увидел? Как профессор не оставил никакого следа?»
Туннель, по которому они шли, все более суживался и, наконец, превратился в одном месте в узкую горизонтальную щель. Чтобы пробраться через неё, надо было ползти на животе.
«Профессор здесь не проходил! В этом нет никакого сомнения», — подумал Павлик, останавливаясь в нерешительности. Он не стал делиться своими мыслями с Элкой, но она сама сообразила и сказала твёрдо:
— Вернемся! Проверим у входа!
Настаивать или спорить не было смысла. Они двинулись обратно. Добрались до входа. Теперь они заметили, что приведшие их сверху ступеньки не кончаются, а продолжаются за поворотом, чего они прежде не заметили.
Спустившись по продолжению лестницы, они на узкой пыльной площадке увидели чёткие следы резиновых сапог профессора. Они обрадовались, пожали друг другу руки и так, взявшись за руку, пошли дальше.
Здесь туннель, по которому они шли, носил явные следы обработки, стены его были сглажены, а пол ровный и местами даже устлан плитами.
Павлик остановился в изумлении перед полусферическим глиняным сосудом, на высоте человеческого роста прикреплённым к стене железной скобой. Здесь останавливался и профессор Мартинов. Элка, больше Павлика разбиравшаяся в археологии, сразу определила, что это — глиняная лампа. На дне её был изображен филин, а вокруг него выгравирована латинская надпись.
— Глиняная лампа — это шахтёрская лампа римских времён. Здесь был римский рудник, — уверенно сказала она. — Надо считать, что и найденное на поверхности, вследствие взрыва, снесшего песок — тоже дело рук римлян. Эпоха очень удалённая от нас и, поэтому, находка ценная. Оставим её на месте.
— По чему ты судишь, что здесь был рудник?
— Лампа шахтёрская. В Археологическом музее в Софии есть такие лампы с изображением филина. Это рудничные лампы, — уверенно ответила Элка.
— Разве ты так хорошо знаешь археологию? — удивился Павлик.
— О, я люблю eё — ответила Элка. — Я люблю две области науки.
— А какая же вторая?
— Ты сам поймёшь, — сказала она, отвернувшись. В глазах её был блеск, свидетельствовавший о затаённых мыслях и переживаниях.
— Но, в таком случае, и те старинные крепостные подземелья, что Саша и я открыли, значит, римские, а не болгарские.
— Этого я не знаю. Но по надписи, которую ты упомянул вчера, думаю, что она болгарская. Может быть, на месте прежнего городища впоследствии… Но к чему гадать? Лучше догоним профессора.
— Вот это правильно!
Они двинулись дальше и вышли в широкую подземную комнату, выдолбленную в горе в виде прямоугольника. Но не форма её была интересна, а то, что вдоль двух противоположных стен были закреплены железные кольца, примерно в метре одно от другого, со свисающими с них цепями.
— Темница! — вскрикнула удивлённая Элка. Они стали рассматривать это странное помещение.
На закопчённых стенах были тысячи царапин. Всмотревшись, они увидели здесь и неумело нацарапанные имена, и просто линии, проведённые нетвёрдой, неискусной рукой, и изображения животных, иногда и целые фразы. За всем этим, однако, таилась судьба множества людей, лишённых на долгое время света и солнца, счастья и правды.
Кто знает, сколько рабских страданий могли бы рассказать эти стены, исцарапанные ногтями, шилом, кусочками металла или камня?!
Павлик и Элка прошли вглубь этого печального помещения и в самом конце его наткнулись на решётку из грубых железных прутьев, крепко вделанных в стену, за которыми ход продолжался куда-то вправо.
Они вернулись из комнаты в галерею и пошли дальше по ней. Но тут выровненная и обтёсанная галерея кончалась, дальше шёл туннель круглого сечения, неровный, с острыми изломами скалы, такой же, в какой они попали вначале, прежде чем спустились сюда. Однако постепенно свод стал уходить всё выше и с каждым шагом перед ними раскрывался всё более богатый и разнообразный пещерный мир. Постепенно им стало казаться, что они находятся в каком-то подземном царстве, богатом и фантастическом, как в сказках. Перед их глазами, в слабом свете фонарика, предстали вишнёвого цвета прекрасные драпировки. Казалось, это был сон. Они не могли знать, что эта красота вызвана гематитом — первой генерации — образовавшем здесь тонкие идиоморфные иголки, рассеянные в мелкозернистом кварце. Поэтому у него был ярко-вишнёвый цвет. Но если здесь взор привлекали краски, то на несколько шагов дальше они попали в фантастический мир форм, развернувший перед ними невиданную игру линий.
Самым распространённым здесь минералом, по-видимому, был кварц. Он заполнял все трещины и, наряду с мелкозернистым серым кварцем, встречался гребневидный белый кварц с хорошо оформленными кристаллами, которые зажигались, светились и гасли, как звёздочки.
Вслед за сводом, украшенным, как праздничная арка, белыми гирляндами, они встретили другую фантастическую декорацию. Просторные и изящные мраморные залы искрились при желтоватом свете фонарика. Центральная часть их выглядела как просторная городская площадь, уставленная колоннами из белого мрамора со свисающими сталактитами необычной формы, с острыми пирамидальными памятниками, окаменелыми кустами белого цвета, над которыми переливались сказочные краски. В самой середине возвышалась великолепная группа сталагмитов, похожая на изящную опаловую вазу, в которую было вставлено несколько тонких стебельков свечеобразных сталагмитов с искрящимися розовыми кончиками.
