– Класс, сам додумался?
– Вот такой я молодец. Комодик в «Икее» купил, диван – чума, футбольное поле.
– Мы что, в футбол едем играть?
– Нет, Надюнчик, отдохнуть и расслабиться.
Сказано – сделано. Покинув «Кувшинчик», Марк с Надей очень быстро прикатили в мастерскую. «Да у него здесь действительно сказочные хоромы, – сразу сориентировавшись на местности, просекла Надя. – Все, кердык тебе, Марк, на этот раз я не лохонусь». Она скинула пальто и начала охать и ахать.
– Ну, Марк, класс, экстра, – заливалась Надька, приспуская кофточку и превращая сильное декольте в декольте до колен. «Что надо сделать, чтобы такую мастерскую заиметь?» – думала она про себя.
– Хочешь шампузория? – предложил Марк. – У меня и ананаска есть.
– Хочу, Маркушка, очень хочу, – хихикала Надька. Она еще раз окинула взглядом все помещение. «Сначала надо усыпить, улюлюкать и елеем залить, а потом трык-трык-трык...» – считал у нее в голове персональный счетчик Гейгера.
– Какие милята! – заверещала она, делая томные глаза и теребя ушко, разглядывая пантеон ангелов, расставленных по всему огромному помещению мастерской. – А этот, глиняный, просто дуська.
– Этого отформуем, Надюнь, на днях формовщик придет, этот – чумово-дорого уйдет.
– Вещь! Марк, ты гений, реальный гений!
– Садись, Надюня, будем ананасик кушать, – промурлыкал Марк, наливая шампанское в бокалы.
– А бокальчики какие прикольные!
– Тоже «Икея», копейки стоят, а видон на лимон.
Надька втиснулась в диван и прижалась к Марку. При этом она, не переставая, подхихикивала, облизывала губы, бросая на него хищные взгляды.
– Где там мой ананасик? – сюсюкала она, поглаживая Марка по причинному месту.
Не дожидаясь полного созревания этого экзотического плода, она сама решила ускорить процесс, то есть все взять в свои руки. Она извивалась всем телом, приторно вздыхала, прикрывая глаза, пускала слюну.
Марк, несколько остолбенев от такого напора, занялся стягиванием с нее колготок. Непрерывное Надькино хихиканье немного сбивало его настрой. «Правда говорят, что бабы с возрастом сатанеют, давно у нее, видимо, никого не было», – крутилось у него в голове.
Во время самого полового действа Надька вела себя как в старом пошлом анекдоте, когда мужичок, высовываясь из-под бабы, с интересом спрашивает: «Простите, мадам, кто сейчас кого имеет?» Марк ничего не спрашивал, возня происходила молча.
Свиньи ничего не обсуждают во время соития, относятся просто по-свинячему к этому событию.
Надо сказать, Марк старался, пыжился вовсю. Конечно, ему не хотелось предстать перед заматеревшей Надькой в облике постаревшего китайца по имени Сунь-Вынь.
– А теперь шампусика, Марк, наоралась, горло пересохло.
Марк предложил выпить в новой джакузи. Он с нескрываемой гордостью смотрел на новоприобретенный шедевр итальянского искусства.
– Просто рай, какие пузырьки, – пищала Надька. «Бешеный баблос», – крутилось у нее в голове.
– На какую оценку мы трахнулись? – не унималась она.
– На пятерку, – Марк даже немного растерялся.
– А я думала, на пять с плюсом.
– Конечно, с плюсом, – лепетал Марк. – Ты вообще the best.
– А пену сюда можно напускать?
– В джакузи нельзя.
– Давай тогда еще на диване ее пустим! – загоготала Надя, напяливая халат.
– Он новый с нуля, – бормотал Марк, – теперь твой будет.
– Мой любимый цвет. А размерчик? – Надя схватила Марка за член. – Подходит, тютелька в тютельку.
– Не маловат?
– Нормалёк.
Она уже бежала к дивану, виляя задницей. Скинув халат, Надька начала активно, с придыханиями изображать «Маху обнаженную».
– Сейчас музончик включу, – предложил Марк.
– Потом, Маркуша, потом.
История Пупель
Государственное учреждение «Психиатрическая больница № 3 им. В.А. Гиляровского» города Москвы (бывшая Преображенская больница) – старейшая, первая психиатрическая больница в Москве, открыта 15 июня 1808 года. Выдающийся психиатр В. А. Гиляровский сказал о больнице: «Преображенская больница – это в живых образах, лицах и фактах история нашей отечественной психиатрии».
Паническая атака – эпизод выраженного дискомфорта или страха, в ходе которого внезапно появляются как минимум четыре из нижеперечисленных симптомов:
выраженное сердцебиение,
потливость,
дрожь,
ощущение духоты или нехватки дыхания,
ощущение удушья,
боль в груди,
тошнота или другие желудочно-кишечные симптомы,
головокружение,
неприятные телесные ощущения,
озноб или прилив крови к лицу,
ощущение нереальности или ощущение обособленности от самого себя,
страх утерять контроль или сойти с ума,
страх смерти.
Пупель открыла глаза. Серый потолок. Она пошевелила рукой, острая боль. Закрыла глаза. Бил озноб. Тиски сдавливали голову. Нет сил терпеть. «За что вы меня мучаете?!» – кричало что-то внутри нее. Ч-и-и-и-те, ч-и-и-и-те отзывалось в искаженном виде, дребезжало и распадалось на несколько вороньих стай, которые, каркая: «Корчите, кар-кар-р-р-р-р-р», влетали прямо в голову, больно ударяя в лоб острыми клювами. За что вы меня? Холодно. Пупель попыталась натянуть одеяло на голову. Кто-то не давал ей это сделать.
– А-а-а-а... – застонала Пупель.
– Тише, тише, – проговорил голос. – Сейчас укольчик сделаю, не дергайся.
Пупель опять открыла глаза. Над ней склонилась женщина вся в белом.
– Повернись на бок, – посоветовала белая женщина.
– Нет! – попыталась выкрикнуть Пупель, но губы ее были вязкие и колючие, горло пересохло. Вместо «нет» выскочил только «е-е-е-е», буква «н» сглотнулась и куда-то пропала.
– Тише, не дергайся, вот и все.
Пупель ничего не почувствовала.
Белая женщина поправила одеяло.
– Поспи, тебе поспать надо.
Пупель погрузилась в пустоту.
Острый яркий свет вывел Пупель из небытия, она опять открыла глаза. Тот же серый потолок.
– Хочу писать, ужас, сейчас описаюсь, – Пупель приподнялась, спустила ноги. Рядом с кроватью стояли чудовищных размеров тапки-оладьи.
Пупель сунула в них ноги, поднялась. Правая рука забинтована. В ночной рубашке в цветочек, едва прикрывающей пипиську, шаркая сваливающимися оладьями, Пупель сделала несколько шагов. Именно в этот момент она поняла, что находится в комнате не одна. На кровати у окна кто-то лежал, прикрывшись одеялом до ушей, а на соседней кровати сидела девушка. Пупель открыла дверь и зашаркала по коридору.
– Ты куда это направилась? – Женщина в белом преградила ей дорогу.
– Писать, – прохрипела Пупель.
– Туалет там дальше, я тебя провожу.
Пупель волочилась по длинному коридору, за ней шествовала женщина в белом.
В кабинках туалета не было дверей. Посередине большого помещения стояла огромная тетка-мамонт в коротком ярко-синем байковом халате с красными маками. Пупель затормозила перед колоссальными ногами, покрытыми темным ворсом. В нос ей ударил удушающий мерзостный запах. В лапах тетка-мастодонт держала кружку и клизму. От этой картины Пупель замутило. Писать вроде бы перехотелось, она рванула к выходу.
– Ты куда опять?! – гавкнула белая тетка. – Мочись, трусы только сними, – проговорила она уже более мягко, подталкивая Пупель к унитазу.
Из-за стенки соседней кабинки высунулась всклокоченная голова и с большим вниманием уперла свои глаза на спускающую трусы Пупель.
– Чего уставилась?! – гаркнула на нее белая провожатая Пупель. – Делай свои дела быстрее!!!
– Сейчас, – проскрипела Пупель, сама не узнавая своего голоса.
– Пойдем, надо карточку заполнить, вчера от тебя ничего добиться не смогли.
При упоминании о вчера внутри у Пупель что-то заскрежетало. По телу пробежал озноб. Женщина в белом халате взяла карточку и приготовилась записывать. Пупель топталась около столика, пытаясь пониже натянуть ночную рубашку.
– Имя, фамилия? – женщина в белом вопросительно смотрела на нее.
– Пупель, – пробормотала Пупель.
Женщина записала.
– Имя?
– Пупель, – опять зашелестела Пупель.
– Ясно, – белая женщина отложила карточку.
– Иди в палату – сейчас доктор тебя будет осматривать.
– Мне позвонить срочно надо, – хлюпнула Пупель.
– Мы сами позвоним, ты номер знаешь?
– Магде позвоните, ее номер 3467523.
– Сестра твоя?
– Подруга.
– Желательно родственникам.
– Позвоните Магде, – страдальчески простонала Пупель.
– Ладно, ладно, а отчество у нее как?
– Магде! – заголосила Пупель.
– Да позвоню, сейчас, не ори, блядь, как вы все меня достали, уроды, – заворчала белая женщина. – А ну, марш в палату.
Пупель вернулась в комнату и кинулась на свою кровать. Вчерашний день отрывками крутился у нее в голове, финала она не помнила. Внезапно страх опять охватил ее всю, она полезла под одеяло.
