Вот, к примеру, захотел художник выставку сделать и произведения свои продать населению. Раньше сколько с этим возни всякой было. Всякие люди мешали художнику до зрителя дойти и реализовать свою продукцию, все эти специалисты, якобы в искусстве понимающие и талдычащие: «Говно – на выставку нельзя, это вообще не искусство».
А теперь! Просто шик-тюрлюлю. Приходит художник с работами, деньги уплатил, если кто там уже висит на этой выставке, ну, на том месте, где он хочет свое разместить, он его продукцией из «Помоги себе» пугнет, и всё. При наличии средств каждый может смело искусство в массы продвигать. В этой области, как правило, люди пользовались легкой артиллерией, культура все-таки. А если это тебе уже серьезный базар, не какие-то картинки-скульптурки, там все покруче. Тут много народу, конечно, по первой подорвалось. Хочу завод, а его уже хмырь говенный вчера купил и загородил всякой тяжелой громозой, не подойдешь. Но что хорошо было на этот момент в Пермолоне, так это то, что все было возможно, если захотеть и деньги уплатить. Тогда проблем вообще никаких. Это так, на определенном отрезке времени было, а потом мало-помалу начали возникать всяческие проблемы, и чем дальше, тем все интереснее и заманчивее все стало прорисовываться.
В один прекрасный день слух прокатился по Пермолону, и даже неизвестно, откуда он просочился, но такой слушок пошел, что-де продана «Швакобаба». И все всё сразу поняли, не дураки. Эта «Швакобаба» всю жизнь под семью замками хранилась, не дай, не приведи и упаси, страшнее ее ничего не придумаешь, кнопочку нажмешь, и всё...
Народ рванул к пещере Бекара, страх обуял, дрожь, ужас и кошмар. Народ змеился длинной рекой на выход из Пермолона, всем пожить еще хотелось.
Бекар поначалу всех обустраивал, расселял, потом смотрит, народу до горизонта скопилось. Он мужик умный был, сразу все понял.
Собрался он, подпоясался и решил идти в Пермолон.
Люся, его любимая жена, говорит:
– Бекарушка, куда это ты собрался, народ сюда весь бежит, а ты куда?
Бекар отвечает ей:
– Люся, надо мне в Пермолон наведаться. А ты пока здесь с ребятами помогай распределять народ в пещере, чтобы давки не было.
Люся вся напряглась до ужаса и говорит:
– Как же ты туда пойдешь? Там ведь страх и жуть!
А Бекар грустно так ей в ответ:
– Милая моя Люся, ты у меня очень умная женщина и должна понимать, что если я пойду, переговорю с президентом, может, сумеем избежать, а если не пойду, то случится неизбежно.
Люся смахнула слезу и говорит:
– Ну, раз так...
Отправился Бекар в Пермолон.
Приходит – батюшки святы! Действительно, кошмар, реально ужас леденит душу. Грохот идет по всему городу: У-У-У-У-У-У-У-У-У-О! По дымному красному небу как страшные птицы летают парштики военные, пропеллерами жужжат: дук – дук – дук. Повсюду таблеры ездят, гусеницами скрипят: ужи – ужи, дула свои страшные тычут. Со стороны космодрома ухи и канонада раздается: паф – паф! Ветер жутко свищет, несет ветер по городу сор всякий, обрывки, клочки, детские игрушки. Окна в домах все забиты, двери мешками завалены.
Меберы бронированные с сиренами по дорогам рассекают. Жутко звучат сирены, душу раздирают. Бекар к дворцу президентскому пробирается. Тут не пройдешь, камнями все завалено, там прохода нет. Еле-еле до центральной площади добрался, там тоже все перегорожено меберами. Высунулся из люка вояка и орет Бекару:
– Ты куда прешь, придурок? Вали отсюда.
Бекар говорит:
– Мне к президенту срочно надо.
Вояка заржал, пальцем у виска покрутил:
– Уноси свои ноги по-быстрому отсюда.
– Я опоздал, – слезы брызнули из глаз Бекара, – все пропало.
И именно в этот момент почему-то вспомнился Бекару давний яркий летний день, когда старший его сын Яшка был совсем маленький, лет двух, а Борьки еще и в помине не было. Люся ушла в магазин, Бекар сидел на лужайке перед домом и писал капус. Яшка возился около бассейна, увлеченно кидая в него игрушки.
И вдруг Яшкин крик: «А-а-а!» Бекар вскочил. Ребенка не было. Бекар рванул к бассейну. Яшка, подгребая маленькими ручонками, плыл, отфыркиваясь, как щенок, к бортику.
– А я и не знал, пап, что умею плавать, – пищал он.
Быстрее ветра кинулся Бекар назад к пещере, петляя, как заяц, по проулкам, усыпанным битыми стеклами, обегая стороной оцепление меберов. Грохот с космодрома нарастал. Это были уже не периодические ухи, а постоянный оглушающий гул, от которого содрогались дома и гнулись деревья.
Вырвался Бекар из Пермолона, бежит по дороге, а над ним птицы. Тысячи птиц все небо закрыли, хлопают крыльями. Ох, беда близка, ох, беда у ворот стоит.
«Только бы они сообразили, время бы не упустить, я-то, может, и не успею, да и хрен с ним, главное, чтобы они...» – крутятся в голове у Бекара мысли. Припустил он что есть духу, бежит, пот по нему льется, дыхание прерывается, спотыкается, ноги себе все в кровь разбил. Прибегает – у пещеры много еще народу толпится, и так все потихоньку внутрь заползают. Бекар протиснулся.
У входа Люся и его сыновья стоят, народом руководят. Люся его увидала: «Слава Богу», – говорит. А Бекар: «Времени мало у нас, пусть скорее все заходят, пусть телом к телу прижмутся, там внутри разберемся, надо срочно дверь замуровывать».
Закрыли они дверь в пещеру, и замуровали ее, и задраили.
И тут грянуло. Звук раздался – и не грохот и не гул, а что-то совсем невозможное, и это невозможное такой силы было, что у всех в пещере уши заложило, а глаза на лоб вылезли. И шепот пошел по пещере: «ШВАКОБАБА».
И начал народ в пещеру углубляться, глубже, глубже, часть осталась у пещерной реки, часть по норам закопалась.
Бекар днями и ночами работал, помогал, глаз не смыкал. Каждый день поднимался он к смотровому оконцу. Было у них в пещере такое потаенное маленькое оконце со стеклышком особенным, чтобы наружу можно было смотреть. Однажды поднялся он к этому заветному оконцу, только хотел заглянуть, чувствует, его кто-то за подол дергает. Смотрит – мальчонка маленький за ним, оказывается, увязался, да так тихо, видно, крался, что Бекар его и не заметил.
– Что ты тут делаешь, малыш? – спрашивает его Бекар.
– Дядя Бекар, мне тоже хочется посмотреть. Ты каждый день смотришь, и мне интересно.
Бекар поднял к оконцу мальчика, тот глянул и говорит:
– Снег идет, дядя Бекар, а сейчас ведь лето, разве такое бывает?
Бекар говорит:
– Бывает один раз в жизни.
А мальчик опять спрашивает:
– Значит, я больше летом снега никогда не увижу?
Бекар взял мальчика на руки и говорит:
– Мы уже видели, нам повезло.
Мальчик засмеялся и говорит:
– Наш раз уже был, да, дядя Бекар?
Магда отправилась к Красповицу. Настроение у нее было приподнятое. Почему-то ей казалось, что все получится. Внутри образовалась некая уверенность, которая ни на чем не основывалась, а просто существовала, и всё.
Она поднялась на второй этаж особняка. Дверь в Надину комнату была открыта.
Надька, увидев Магду, заулыбалась.
– Заходи, заходи, – ласково зашелестела она. – Опять к Симу по делу?
– Да, пришла выслушать вердикт, – тоже с улыбкой проговорила Магда.
– А ты вообще сейчас где работаешь? – Надька решила зайти издалека и тихо-тихо, сапой-сапой разведать обстановку.
– Сейчас нигде временно не работаю, последние годы риэлтерствовала.
– Да ты чё? – В глазах Надьки читалось удивление.
– Где я только не работала, Надь, – продолжала рассказ Магда. – Одно время у бандюков убиралкой была.
Надькины глаза все сильнее округлялись. Информация была очень интересной, надо было побольше всего выведать, она сделала сочувственно-понимающий вид, закивала и с придыханием попросила Магду: «Как можно конкретнее и, кстати, в прошлый раз про Кирюшу тоже было очень кратко, без деталей».
– Да чего там рассказывать, Надь. – Магда казалась спокойной, как удав. – Он диссертацию писал, аспирантура, ничего у него не ладилось, как черепаха елозил, елозил, мне тогда казалось, что все могу, бросила университет, деньги зарабатывала, ему писать помогала, материалы всякие собирала... пойду я, Надь, к Симу, потом как-нибудь расскажу.
– Сим сегодня целый день будет, никуда он не денется, твой Сим, – скороговоркой затараторила Надька. – Сейчас пойдешь, ну в двух словах дальше-то что?
– Да, собственно говоря, ничего необычного, – продолжала Магда. По ее тону было видно, что ей хочется быстрей закончить этот разговор и отвалить по интересующему делу.
«Ну, уж нет, – думала Надька, – так просто ты не отделаешься, так просто я тебя не отпущу, ты у меня все расскажешь». Она скорчила совершенно неудобоваримо-сочувственную морду, взяла Магду за руку и чуть ли не со слезами на глазах пропела:
– Бедная Магда? Как ты это перенесла? Ты тогда работала или..?
– Тогда я работала, деньги были, диссертацию наконец-то защитили, я как раз подумывала о расширении жилплощади, присматривалась к трешке одной.
