Больше в просторной, не менее сорока квадратных метров, гостиной никого пока не было.
Длинный стол был накрыт на шесть персон. Из чего Георгий сделал логический вывод, что кроме родителей, жены, высокопоставленного тестя, самого главного идеолога области и его, Смита, за столом больше никого не будет.
Стол ломился от яств. Одних только салатниц гость насчитал более десятка. А кроме этого, на серебряном блюде томился в ожидании своей участи солидных размеров фаршированный яйцами осетр, а на другом краю стола приютилась розовая тушка молочного поросенка. Порезанный тончайшими ломтиками балычок из семги, а также сервелат, ветчина, буженина, ваза со свежими фруктами, советское полусладкое шампанское, грузинское марочное вино, водка, выпущенная по спецзаказу из чистейшего зернового спирта, настоящий кубинский ром, чешский хрусталь, богемское стекло, саксонский фарфор, чье-то фамильное столовое серебро – все свидетельствовало о процветании и хлебосольстве этого дома. Словно и не было в стране никакого чрезвычайного положения.
В углу стояла разукрашенная гирляндами, елочными игрушками и блестящей мишурой пушистая пихта. Несмотря на то, что в комнате было очень тепло, даже жарко, в камине полыхали березовые поленья.
Только сейчас, при виде гастрономического изобилия, Георгий вспомнил, что с самого утра ничего не ел, и почувствовал, как во рту вопреки его воле начала собираться слюна. А когда в комнату вплыла экономка, неся перед собой блюдо с румяным, источающим невероятно аппетитные запахи гусем, Смит не выдержал и отпустил Ольге комплимент:
– Точно. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
Домоправительница густо покраснела, а Марья Сергеевна посмотрела на него, как Ленин на буржуазию, и строго произнесла:
– Танечке что-то сильно нездоровится. Врача пришлось вызвать. Юрий Иванович и Костя сейчас у нее. Как они спустятся, будем садиться за стол.
Ольге же несостоявшаяся свекровь сердито выговорила:
– Зачем горячее притащила? Не видишь, что не все еще собрались. А ну, неси обратно на кухню. И не забудь поставить в духовку, чтоб не остыло.
Фыркнув, экономка уже схватилась за блюдо с гусем, но в это время на лестнице послышались шаги и голоса.
– Поймите, не имея на руках результатов анализов, мне трудно судить о причинах ее недомогания, – сказал интеллигентный баритон.
– Танюша только вчера сдала все анализы в клинике мединститута. Мы их просто не успели забрать, – оправдывался муж.
– В нашей биохимической лаборатории, говорите. Это во многом упрощает дело. Я свяжусь с заведующей лабораторией, и тогда мы уже завтра будем точно знать, как лечить нашу пациентку. А пока обеспечьте ей полный покой, обильное питье, исключите острую и жирную пищу и главное – никакого алкоголя. Вы когда планируете отбыть в столицу?
– Хотели второго утром, – ответил другой голос. – На третье назначен пленум ЦК. Я не могу на нем не присутствовать.
– Боюсь, что дочь с вами полететь не сможет. Но, как только ей станет лучше, мы тут же отправим ее к вам первым же рейсом.
– Спасибо, профессор. С наступающим Новым годом вас. И извините за беспокойство.
– Что вы, что вы, Юрий Иванович, какие могут быть извинения. Это мой профессиональный долг. Успехов вам в новом году. Крепко держать в руках кормило власти и стать дедушкой. Думаю, что дочь вам подарит здорового внука.
Дверь в гостиную раскрылась, и на пороге показались Селин и Веселый.
– О, да тут все уже собрались! И стол накрыт! – воскликнул старший. – А запахи-то! Нет, Костя, что бы там ни говорили, а я Ольгу тоже в Москву заберу. Меня уже давно никто так вкусно не кормил, как она.
Увидев стоявшего рядом с елкой незнакомого мужчину в серой шерстяной тройке с модным галстуком, Селин спросил едва поспевавшего за ним зятя:
– А это, как я понял, твой австралийский друг?
И, не дождавшись ответа, протянул незнакомцу для рукопожатия свою маленькую ладошку.
– Это я настоял, чтобы Костя пригласил вас, молодой человек. Уж больно мне любопытно, что думают о нас наши соотечественники за рубежом. Наверняка считаете палачами, якобинцами? Не смейте возражать! Оставим эту тему для послеобеденного диспута. А сейчас прошу всех к столу, гости дорогие. Отведаем, что Бог послал.
– Ма! У тебя на кухне что-то горит! – крикнул из детской Алеша.
И только этот окрик сына вывел Наталью из оцепенения. Она сидела за накрытым праздничным столом, подперев руками подбородок, и тупо смотрела в экран телевизора, ничего не видя перед собой. Действительно, пахло паленым.
– О Господи! – всплеснула она руками. – Это же пирог!
Схватив полотенце, она кинулась на кухню. Из плиты уже валил дым.
Вытащив противень с обгоревшим по краям пирогом, она поставила его на стол, села на табуретку и тяжело вздохнула:
– Вдобавок ко всему мы остались еще и без сладкого.
Алеша подошел сзади, обнял мать и начал ее успокаивать:
– Не переживай. В Австралии нам папа купит много пирогов. Осталось совсем немного потерпеть.
При этом он так участливо смотрел на нее своими серыми глазенками из-под спадающей на лоб челки цвета спелого хлеба. Мать не выдержала и усмехнулась:
– Ладно, не буду. Уж если ты, сладкоежка, не переживаешь по поводу гибели пирога, то мне, взрослой тетке, тем более это не пристало.
В дверь позвонили.
– Я открою, – сказал мальчик и бросился к двери.
В квартиру ввалились дед и Дан, оба занесенные снегом.
– Что-то вы больно долго гуляли, – проворчала Наталья.
– Не поверите, но мы обошли весь город, а ни яблок, ни лимонов не нашли, – принялся оправдываться дед.
– А они и не нужны уже. Пирог все равно сгорел.
– Все к лучшему в этом лучшем из возможных миров, – философски заметил отец Натальи. – Без мучного меньше растолстеем. У нас и так есть чем встретить Новый год.
– Винегрет, соленая капуста, маринованные огурцы, помидоры, салат оливье и жаркое. Моей фантазии хватило только на это. И то в салат вместо колбасы я настрогала мясо с костей. Дану в кашу немного бульона вылила. Ты не будешь на меня за это ругаться? – спросила она у отца.
– У собаки тоже должен быть праздник.
Умный сенбернар понял, о чем идет речь, и одобрительно замахал хвостом.
– С печи, с полу все к столу! – позвала домочадцев Наталья.
Алеша и дед наперегонки бросились в ванную мыть руки. Оттуда еще долго раздавался смех и шум воды, пока они все мокрые не нарисовались перед единственной в доме женщиной.
Наталья смотрела на них, и невольно слезы подступили к ее глазам. Она опустилась на стул и разрыдалась.
– Но почему, почему мы не можем жить все вместе? Почему надо куда-то убегать на чужбину? Только для того, чтобы выжить? Господи, за что нам такое наказание?
Мужчины обступили ее с обеих сторон, даже сенбернар оставил миску со своей новогодней кашей на бульоне, подковылял к хозяйке и сейчас лизал ей руку своим шершавым языком.
– Успокойся, дочь. Ты же сама знаешь, что так надо. Не столько для тебя, сколько для вот этого хлопца, – приговаривал отец, поглаживая ее по голове.
– Неужели вы не понимаете, что это последний Новый год, который мы встречаем вместе? А если понимаете, почему такие спокойные? Папа, они же никогда тебе не простят нашего бегства?
– Какая же ты у меня еще маленькая и глупая, дочь! – сказал дед. – Ты еще в силу своего возраста просто не можешь понять, что в жизни каждого живого существа наступает пора, когда оно должно уступить свое место потомкам. Вот ты плачешь, потому что еще не утратила способность остро чувствовать, переживать. А я уже не могу так. У меня нет таких эмоций. Я словно засыхающее дерево. И мне ничуть не обидно и, поверь, не страшно, если вместо меня будет буйствовать молодая зеленая поросль, своей жизнью обязанная мне. Не переживай, Ната. Таков закон природы. И ничего ты с этим не поделаешь. Ты, кстати, принесла с работы то, что я просил?
– Да. Только его разбавлять надо. Это чистый медицинский спирт. Алеша, достань, пожалуйста, из моей сумки маленькую бутылочку для деда.
Разбавленного спирта получилась ровно поллитра. Его Наталья перелила в бутылку из-под фирменной водки «Юрий Долгорукий», оставшуюся еще с незапамятных времен, и нехитрый напиток приобрел вид благородного.
– Я надеюсь, ты понимаешь, что у меня сейчас просто нет другого выхода, – призналась дочь отцу, когда они выпили по рюмашке за уходящий год. – Не потому, что приехал Георгий и поманил меня, я решилась на это. И даже не из‑за Алеши. Я бы могла отправить его одного к отцу. Если бы у меня сейчас была малейшая возможность остаться, я бы осталась. Но сколько я ни анализирую ситуацию, иного выхода, кроме бегства, не вижу. Если мы не уедем завтра рано утром, вечером за мной придут.
