Это письмо ей передал вместе с завещанием адвокат Джорджа, к которому они заехали вместе с Алешей и Джейн сразу после похорон. Георгия (вернее, его прах после кремации) похоронили на аккуратном ухоженном кладбище, где надгробия, как детские кубики, расставленные в строгом геометрическом порядке, белели на подстриженной ярко-зеленой травянистой лужайке. На похоронах было очень много народу. Приехал даже премьер-министр Камбоджи. Наталья держалась молодцом, и когда урну с прахом опустили в могилу, и когда засыпали ее землей, и когда разные люди с различным цветом кожи подходили к ней, прижимавшей к себе сына, и выражали на разных языках – английском и русском – свои соболезнования.
Но сейчас, после прочтения этого письма, до нее наконец-то дошел смысл случившегося. Сбылись самые мрачные ее опасения. Она оказалась одна с ребенком в незнакомой стране. И что самое плохое – обратного пути у нее не было.
Алеша бегал по парку и кормил с руки попугаев воздушной кукурузой. А Наталья из машины наблюдала за ним. Она включила магнитолу. Из мощных динамиков раздались удары шаманского бубна и зазвенел хрипловатый голос Аллы Пугачевой:
Серый, темно-серый свет.Вечер, вечер за твоим окном.Дверь запри. Тебя здесь нет.Телефон отключи. Забудь о нем.
Завтра белый пароходУплывет.Океан взревет.Где-то – покрытый пеплом стол.Берег твой. Твой атолл.
Где-то там – твой дом.Где-то там – твоя любовь.Не кончается сон.Твой сонХмельной.
Австралиец! Австралиец! Австралиец! Австралиец!
Барабаны больно ударяли по ее ушным перепонкам. Рефрен эхом отзывался в ее сердце. Это было последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Наталья упала на руль и разрыдалась.
Вернувшись вечером на свою виллу, она попросит слугу – пожилого китайца Ли – принести ей бумагу, ручку и конверты. Напишет два сопроводительных письма и вместе с расчетами и небольшими образцами лекарства от «нью-йоркского паралича» положит их в два конверта, запечатает их и подпишет. Один – в Международную ассоциацию «Врачи – против СПИДа», в Вашингтон, а другой – в Министерство здравоохранения Российской Федерации, в Москву. Там тоже люди. И они должны жить, а не умирать.
Эпилог
Ранним летним утром к зеркальной глади таежной протоки из чащи выйдет человек. Не обращая внимания на нудный писк комаров, он подцепит корягой только ему известный конец длинной нейлоновой сети и станет вытаскивать на берег большущих – с приличную сковороду – сверкающих в лучах восходящего солнышка язей и карасей. Рыбины будут биться в руках бородатого рыжего великана. Сеть будет запутываться в прибрежных водорослях, но человек этот – бывалый рыболов – и, не допустив никаких порывов, освободит свою снасть от длинных стеблей кувшинок. Где-то вдалеке ухнет летящая на дневной покой сова, однажды прокукует кукушка, селезень, взмахнув тяжелыми крыльями, как бомбардировщик, поднимется с поверхности пруда.
И над всем этим спокойным великолепием природы неожиданно вдалеке начнет подниматься и разрастется потом до самого неба сотворенный человеческим безумием ядерный гриб.
Рыбак бросит свою сеть, еще раз взглянет на зарево апокалипсиса, сплюнет зло на землю и произнесет сквозь зубы:
– Доигрались, козлы!
Затем повернется и снова уйдет обратно в таежную глушь.
Октябрь 1998 – март 1999
