– Не оправдывайся передо мной. Неужели ты думаешь, я тебя не изучил, моя девочка, за тридцать-то лет? Все ты делаешь правильно. Нельзя еще Алексею без матери. Смири свою гордыню и живи ради него. А если сойдетесь с Георгием, заведите еще одного ребенка. И чтобы обязательно его Сашкой назвали. В честь деда. Машину из гаража я уже пригнал. Утречком раненько провожу вас, – сказал Александр Дмитриевич.
Крутой правильно избрал местом дислокации отряда перед последним решающим броском к ядерному гиганту старый Дом культуры железнодорожников. Мало кому взбредет в голову в новогоднюю ночь посетить это мрачное, напоминающее Бастилию здание, особняком стоящее рядом с трассой, ведущей на «почтовый», всего в каких-то пяти километрах от закрытого города. Это в пятидесятых-шестидесятых годах принято было встречать Новый год в ДК. Как в фильме «Карнавальная ночь» с Людмилой Гурченко в главной роли. В застойные времена граждане уже разбрелись по отдельным квартирам. А новые русские в свое время предпочитали ресторанные и клубные тусовки. Сейчас снова вернулась мода на тихое семейное застолье в новогоднюю ночь. И только, накачавшись спиртным, наиболее непоседливые граждане, особенно молодежь, покидали душные квартиры и выходили на воздух, но собирались уже не в домах культуры, а на катках, возле елок и снежных городков.
В одном только зрительном зале можно было спокойно разместить до сотни человек. А были еще цирковая студия, большое фойе, комнаты всевозможных кружков, кабинеты директора и обслуживающего персонала. Но их командир решил не занимать, а ограничиться лишь зрительным залом. Горящий в окнах свет могли заметить с улицы, а нежданные гости сейчас здесь были не нужны. В зале устраивай любые световые иллюминации, все равно никто посторонний не увидит, здесь вообще нет окон.
В старый Дом культуры небольшими группами по два-три человека прибывали бойцы из четырех партизанских отрядов. В фойе их встречали часовые и направляли в зрительный зал, где под наряженной на скорую руку елочкой сидел командир партизанского объединения и беседовал с новобранцами.
На телефонные звонки спокойным трезвым голосом отвечал проверенный человек Крутого. Он на самом деле работал здесь вахтером и сторожем по совместительству, и дежурство в новогоднюю ночь у него было по графику.
– Командир! – прокричал вбежавший караульный. – Там Штайн с Луковским целый автобус баб привезли. Что с ними делать?
– Какие еще бабы! – взревел Крутой, вскочил как ужаленный и полетел к выходу.
У самого входа в здание стоял огромный автобус с потушенными фарами, и из него одна за другой выпархивали под одобрительные возгласы часовых девицы в коротеньких курточках и юбочках, которых, поддерживая под локоток, встречал на пороге плотоядно улыбающийся Жак.
– Это что еще за самодеятельность? – оглушил его окриком Крутой.
– Понимаешь, Андрей, их из того дома, за которым ты поручил нам следить, забирали. Видать, для крупного банкета с большими шишками. Ну мы их и освободили. Заодно и автобус для штурма ворот прихватили, – оправдываясь, доложил подчиненный.
Крутой схватился за голову и тяжело произнес:
– Ты хоть понимаешь, болван, что вы своими несогласованными действиями поставили на грань провала всю операцию, к которой мы так долго готовились. Операцию, которая может изменить ход нашей истории. А ты баб сюда натащил.
– Успокойся, командир. Все будет нормально. Это же свои девчонки. Знаешь, чего только они не натерпелись от коммуняк? Никогда не выдадут, не продадут.
И словно в подтверждение слов Луковского из кучки жмущихся друг к дружке девиц, уже покинувших автобус, главного партизана окликнули:
– Дядя Андрей! Вы разве меня не помните? Я Катя, Катя Войцеховская. Вы еще к нам с мамой в гости заходили с дядей Жорой Кузнецовым. Моя мама еще с Веселым жила.
Сейчас, при упоминании этого ненавистного ему имени, он вспомнил эту девочку, дочку Марины. Но неужели и ее отчим посмел упрятать в колонию и превратил в куклу для утех?
– Пожалуйста, дядя Андрей, не гоните нас. Мы вас, правда, не выдадим. А если можно, то многие девчонки с радостью бы вступили в ваш отряд. У нас к правителям – особые счеты.
Крутой задумался и отдал несколько коротких распоряжений:
– «Икарус» загоните в гараж вагонного депо. Его наверняка скоро объявят в розыск. А девушек отведите пока в цирковую студию. Только занавесьте плотнее окна.
Что началось в зрительном зале!
Пропитанные потом, печной гарью, оружейной смазкой, забывшие в лесах, что такое мыло и зубная паста, бородачи, многие из которых уже улеглись отдыхать, вдруг засуетились, задвигали стульями, бросились к своим походным мешкам и рюкзакам. В спешке доставали из них давно забытые туалетные принадлежности и особо дорогие деликатесы – тушенку, сгущенное молоко и рыбные консервы. Димка Штайн под гул всеобщего одобрения извлек из своего рюкзака три банки красной икры. Даже прижимистый Леня Грачев не пожадничал по такому случаю и выставил на общий стол банку консервированной китайской ветчины.
В мужской туалет образовалась настоящая очередь. Возле двух проржавевших раковин к кранам с ледяной водой тянулся лес рук с бритвенными станками. Толкая друг друга, мужики скребли тупыми лезвиями свои заросшие физиономии, не обращая внимания на порезы. Никто не хотел ударить в грязь лицом перед женщинами. Все стремились выглядеть в этот вечер достойно.
– Господа! У кого остался одеколон. Не поделитесь? – выкрикнул лет на десять помолодевший после бритья боец.
– У меня только французский, – скрепя сердце, признался Жак, и то только потому, что он сам в этот момент потирал ладонями надушенные щеки.
– Годится, – отозвался боец и тут же выхватил флакон из рук законного владельца.
Бедный Жак! Он так больше и не увидел своего Cristian Dior. Уж очень много оказалось желающих попользоваться им. А он хранил его еще со времен демократии, пользуясь лишь по особым праздникам.
На черной лестнице, с непривычки давясь папиросным дымом, жадно впитывал каждое слово бывалого ловеласа Штайна самый юный боец в отряде – Витька Зимин. Его безусое лицо едва покрылось юношеским пушком, потому еще не требовало бритья. Несмотря на свои семнадцать лет, он уже был одним из старожилов отряда, участвовал во многих рискованных операциях, а счет убитых им врагов вел уже на десятки.
– Не знаю, дядя Дима, получится ли это у меня? – сетовал на свою неопытность юноша. – Они такие воздушные, такие хрупкие, такие чистые. А я уже месяц в бане не был.
Штайн усмехнулся и по-отечески потрепал парня по плечу:
– Не дрейфь, старина. Все мы через это прошли. А лучшего случая близко познакомиться с девушкой у тебя в ближайшее время не предвидится. Это с виду они только такие неприступные. А на самом деле внутри так же, как и ты, сгорают от желания быть любимыми. И заметь, как удачно получилось – мы их вызволили из заточения. Мы для них – герои. Из чувства элементарной признательности ни одна из них не посмеет отвергнуть твои ухаживания. Так что дерзай, юноша! Не упусти свой шанс!
– Ну вот, из одной неволи попали в другую, – сказала рыжая Ленка и скорчила недовольную рожу. – Там хоть интеллигентные люди были. А эти?.. – она брезгливо сморщила маленький носик. – Шпана облезлая. Еще неизвестно, чем закончится это наше приключение. Опять ведь в колонии окажемся. Только никто нас больше в элитную роту не возьмет. Будем на морозе, как все, лед долбить. Даже Константин Евгеньевич не поможет.
– Не хнычь, дура, – цыкнула на нее татарка. – Люди нас освободили, а ты о них так отзываешься.
– Ха-ха! – вульгарно рассмеялась Ленка. – Тоже мне – освободители нашлись. Ты разве не видела, какие они изголодавшиеся. Чую я, что нам, девоньки, предстоит настоящий субботник по обслуживанию криминального элемента. Что ж, если они нас освободили, под замком держат?
– Люди холопского звания – сущие псы иногда.
Чем тяжелей наказание, тем им милей господа, – задумчиво произнесла Катя.
– Это ты кого, сучка, холопским званием окрестила? Меня? Да я тебе зенки-то выцарапаю, – прошипела рыжая и, встав на корточки, поползла по мату к Войцеховской.
– Это не я сочинила. Так еще в позапрошлом веке писал великий русский поэт Некрасов, – произнесла Екатерина, вставая на ноги. – А драться с тобой я не буду. Здесь тебе не колония. Завязывать надо со своими блатными привычками, красавица.
Ленка задумалась, тоже встала с мата, подошла к окну и отодвинула штору. Внизу виднелась ярко освещенная улица, по которой проезжали редкие автомобили и еще реже проскальзывали как тени опаздывающие в гости прохожие.
– А что, девоньки? Может, рванем отсюда? Выбьем окно, внизу снег глубокий. Первую попавшуюся тачку тормознем – и домой. Партизаны не угонятся, – предложила Елена.
