— Почему они остановились именно на вас?
— Никаких веских причин для этого не было. — Он закрыл глаза ладонью. При флюоресцентном освещении его рука выглядела пепельно-черной.
— Допрашивали они кого-нибудь еще?
— Конечно, когда я им доказал, что у меня есть алиби — ведь я вею ночь провел дома. Они забрали несколько алкашей и сексуальных извращенцев, которые живут в районе Малибу и по ущельям, и несколько оказавшихся здесь бродяг. Они задали также несколько вопросов мисс Кэмпбелл.
— Эстер Кэмпбелл?
— Да. Полагали, что именно с ней проводит вечер Габриэль.
— Откуда вам это известно?
— Тони сказал мне об этом.
— А где же она была в тот вечер на самом деле?
— Откуда же мне знать об этом?
— Я думал, вы можете догадываться.
— Значит, вы неправильно думали. — Его взгляд, до этого ускользавший от меня, снова остановился на мне. — Вы снова хотите расследовать это дело? Для этого вас нанял мистер Бассет?
— Не совсем. Просто по ходу расследования совсем другого дела снова и снова наталкиваюсь на Габриэль. Хорошо ли вы знали ее, Джозеф?
Он ответил осторожно:
Мы вместе работали. По воскресным дням она принимала заказы на бутерброды и напитки от людей, находившихся вокруг бассейна и в кабинках. Она была слишком неопытна, чтобы самой делать напитки и взбивать коктейли, этим занимался я. Мисс Торрес была очень славная, с ней было хорошо работать. Ужасно, что с ней это случилось.
— Как это случилось? Когда вы узнали об этом?
— Я находился вот в этой самой комнате, когда с пляжа вернулся Тони. Ее кто-то застрелил, думаю, вы это знаете, пристрелил и бросил тут же, неподалеку от клуба. Тони жил в домике совсем рядом. Он думал, что Габриэль вернется в полночь. Когда в полночь она не пришла, он позвонил домой к Кэмпбелл. Там ему сказали, что они не видели ее, и Тони отправился на поиски. Он нашел ее утром с пулевыми ранами, она лежала на песке, а рядом плескались волны. В тот день она должна была помогать миссис Лэмб, и первое, что сделал Тони, пришел сюда и сообщил о случившемся миссис Лэмб. — Тобиас облизал пересохшие губы. Он смотрел на меня невидящими глазами, погрузившись в прошлое. — Он стоял вот здесь, перед стойкой. Он долго не мог вымолвить ни слова. Не решался сказать миссис Лэмб о том, что Габриэль погибла. Правда, она заметила, что его надо утешить. Она вышла из-за стойки, обняла его и приласкала, как будто он был ребенком. И тут он рассказал ей о случившемся. Миссис Лэмб велела мне вызвать полицию.
— Вы сами звонили туда?
— Я собирался. Но Бассет оказался у себя в кабинете. Он и позвонил. Я пошел к пляжу и посмотрел вниз через сетчатый забор. Она лежала на песке, лицом к небу. Тони оттащил ее подальше от прибоя. Мне было неприятно видеть песок в ее глазах, мне захотелось спуститься и смахнуть песок с ее глаз, но я побоялся это сделать.
— Почему?
— Она была голая и казалась такой белой... Я опасался, что появятся копы и поймают меня там, и им могут прийти шальные мысли обо мне. Они появились, и дурацкие мысли обо мне у них тоже появились. Они арестовали меня в то же самое утро. Я предчувствовал это.
— Действительно?
— Надо же кого-то обвинить. Нас, негров, они считают виноватыми уже триста лет. Думаю, я предвидел, как они поступят. Мне не надо было сближаться, дружить с ней. К тому же дело осложнилось тем, что в моем кармане лежала принадлежавшая ей сережка.
— Какая именно сережка?
— Маленькая круглая перламутровая сережка. Она была сделана в форме спасательного круга с дыркой посередине, с надписью «Малибу, США». Дьявольщина заключалась в том, что... что другая такая же сережка висела в се ухе.
— Как к вам она попала?
— Я ее просто поднял, — ответил он, — и собирался отдать ей. Нашел возле бассейна, — прибавил он после небольшой паузы.
— В то же утро?
— Да. До того, как я узнал о ее смерти. Этот Марфельд и другие полисмены подняли большой шум из-за, этого. Думаю, они считали, что вопрос решен, но я доказал свое алиби. — Он издал звук — не то фырканье, не то стон. — Как будто я мог поднять руку на Габриэль, причинить ей боль!
— Вы любили ее, Джозеф?
— Я не говорил этого.
— Хотя это так, правда?
Он облокотился о стойку, подпер рукой подбородок, будто стараясь придать устойчивость голове, чтобы лучше думать.
— Я мог в нее влюбиться, — признался он, — если бы мне представилась такая возможность. Только между нами пролегла пропасть. Она была американка, наполовину испанского происхождения. И она в общем-то никогда не смотрела на меня как на человека.
— Такое отношение могло послужить поводом для убийства.
Я наблюдал за его лицом. Оно вытянулось, но он не проявил никаких других признаков волнения. Его худые щеки, оттопыренные губы напоминали вырезанную и отполированную маску, которую он держал на ладони.
— Вы сами не убивали ее, Джозеф?
Он поморщился, но не от удивления, а как будто я разбередил ему старую рану. Он печально покачал головой.
— Я бы не позволил и волосу упасть с ее головы, и вы это знаете.
— Ладно, не будем больше говорить об этом. Забудем про это.
— Я не желаю забывать этого. Вы либо заберете свои слова назад, либо уходите отсюда.
— Хорошо, я беру свои слова обратно.
— Вам вообще не стоило бы этого говорить. Она была моим другом. Я думал, что и вы относитесь ко мне дружественно.
— Простите, Джозеф. Но я обязан задавать такие вопросы.
— Почему вы обязаны? Кто вас заставляет? Вы должны быть осторожными в своих высказываниях о том, кто тут что сделал. Знаете, что сделал бы Тони Торрес, если бы думал, что я убил его девочку?
— Убил бы вас.
— Точно. Он пригрозил убить меня, когда меня выпустили из полиции. Единственное, что я мог сделать, — это убедить его, что не виноват. Его одолевают навязчивые мысли, которые пристают к нему как репейник. И он сохранил еще немало необузданной силы.
— Как и все мы.
— Я понимаю мистер Арчер. Чувствую по себе. Но у Тони этого больше, чем у других. В молодости он убил человека просто кулаками.
— На ринге?
— Не на ринге, и это не было несчастным случаем. Однажды он позвал меня в свою комнату, напился мускателя и рассказал эту историю.
— Когда это было?
— Пару месяцев назад. Думаю, эта история не давала ему покоя. Понимаете, мать Габриэль была такой женщиной... Он убил мужчину, с которым она путалась, и она ушла от него. У того мужчины был нож, поэтому судья во Фресно решил, что это было сделано в порядке самозащиты, но Тони винил себя. Потом он связывал это с Габриэль и говорил, что случившееся с ней было Божьей карой для него. Тони очень суеверен.
— Вы знаете его племянника Лэнса?
— Да, знаю. — По тону голоса Джозефа можно было понять, что он относится к нему отрицательно. — Когда-то он занимал мое нынешнее место, несколько лет назад, а я начинал работать в закусочной. Я слышал, что теперь он большая шишка. В это трудно поверить. Он был настолько ленив, что не мог даже как следует выполнять обязанности спасателя, дядя то и дело подменял его. Обычно уборку проводил Тони, а Лэнс занимался своими замысловатыми прыжками в воду.
— Как к нему относится Тони теперь?
Джозеф поскреб свою густую шевелюру.
— Наконец он его раскусил. Я бы сказал, он почти ненавидит его.
— До такой степени, что способен убить?
— Что значит весь этот разговор об убийствах, мистер Арчер? Кого-нибудь убили?
— Я вам скажу, если вы умеете хранить секреты.
— Я умею хранить секреты.
— Вижу, что умеете. Вашего приятеля Лэнса вчера ночью застрелили.
Он не поднял взгляда от стойки.
— Никаким приятелем он мне не был. Для меня он был никто.
— Но он много значил для Тони.
Тобиас медленно покачал головой.
— Мне не стоило бы говорить то, что я сказал о Тони. Он кое-что такое сделал, когда был молод и неуравновешен. Но он не сделает такой вещи опять. Он не тронет и мухи, если она его не кусает.
— Либо одно, либо другое, Джозеф. Вы сказали, что он ненавидит Лэнса.
— Я сказал: почти.
— Почему он его ненавидел?
— У него были для этого причины.
— Какие, например?
— Не буду говорить, если вы собираетесь использовать информацию против Тони. Этот Лэнс не годился даже для того, чтобы завязать шнурки на своих ботинках.
— Вы же предположили, что Тони мог бы его застрелить.
— Я нет. Это ваши домыслы, — упрямо ответил он.
Я настойчиво повторил:
— Вы сказали, что у него были причины. Что это были за причины?
— Например, Габриэль, — сказал он, глядя в пол. — Она начала гулять с Лэнсом, когда была еще девчонкой и посещала школу. Она сама мне об этом говорила. Он научил ее пить и делать кое-что другое. Если Тони пристрелил этого прохвоста, то сослужил людям хорошую службу.
— Может быть, но не себе. Все это рассказывала вам Габриэль?
Он кивнул в знак согласия, и его унылая тень кивнула вместе с ним.
