Амандина ласково положила руку на плечо Жана.
— Если Грэм работает на допинге, значит, ты способнее. Ведь ты отстаешь от него только на двадцать шесть секунд, причем не принимая запрещенных препаратов!
— Двадцать шесть секунд! Ты сама понимаешь, что это значит. Двадцать шесть секунд, — мрачно ответил каскадер.
Рауль развернул карту, где линия «Терры инкогнита» по-прежнему находилась рядом с великой воронкой.
— Двадцать шесть секунд… За это время там можно пересечь территорию не меньше Франции. Они опережают нас в освоении Континента Мертвых!
Амандина обняла Брессона. Внезапно с моих глаз спала пелена. Амандина любила танатонавтов, только танатонавтов и никого, кроме танатонавтов. Феликс Кербоз, Жан Брессон — ей было все равно. Страсть у нее вызывал лишь сам образ разведчика смерти. Если я не стану танатонавтом, она никогда не посмотрит на меня такими глазами. У нее со смертью были свои счеты, и любовь она приберегала только для тех, кто вступал с ней в поединок.
Приободрившись, каскадер объявил:
— Завтра я дойду до «комы плюс двадцать минут».
— Если достаточно сильно веришь в свои силы… — уточнил Рауль.
Британский журнал напечатал новую карикатуру. Две птички опять копались в зубах крокодила. «А что со мной будет, если я зайду в его глотку подальше?» — спрашивает птичка Жан. «Реинкарнация», — отвечает птичка Билл. «Ну да? Он же проглотит меня и превратит в кусок дерьма». — «Все правильно, Жан. Это и есть реинкарнация!»
Рисунок навел меня еще на одну мысль. Совершенно необязательно, чтобы дуэль между Грэмом и Брессоном окончилась трагедией.
— Почему в этой гонке кто-то обязательно должен умереть? Если Грэм такой умный, почему бы нам не пригласить его сюда? Разве президент Люсиндер не хотел, чтобы мы обменивались опытом с иностранными танатонавтами?
Лицо Рауля прояснилось:
— Превосходная идея, Мишель!
В тот вечер Амандина ушла гулять с Жаном. Сидя в своей квартире, я изо всех сил пытался на компьютере разработать новую химическую формулу «ракетоносителя».
Все мы понимали, что англичане вот-вот обставят нас. И действительно, на следующий день мы узнали, что Билл Грэм пересек Мох-1.
В утренних газетах писали, что он совершил этот подвиг ночью, в тот самый момент, когда мы обсуждали, не пригласить ли его на наш танатодром. Но дело было в том, что он не сумел вовремя затормозить. Мох-1 поглотил его.
108. Южноафриканская мифология
В то время когда все животные еще были людьми, один зайчонок оплакивал смерть своей матери.
Луна спустилась на землю, чтобы утешить его: «Не расстраивайся, твоя мать вернется. Смотри, даже я сама то показываюсь, то исчезаю. Все думают, что я умерла, но я всегда появляюсь вновь. То же самое будет и с твоей матерью».
Зайчонок ей не поверил. Он даже подрался с Луной, чтобы она оставила его в покое и он мог бы плакать в свое удовольствие. Он оцарапал Луну так сильно, что у нее на лице остался шрам, который до сих пор видно. Луна разозлилась и рассекла зайчика пополам: «Раз он мне не верит, то пусть не появится вновь, как я, а останется мертвым».
Зайчонок был в ту пору человеком, и Луна превратила его в животное, которое всего боится и за которым все охотятся. Но у зайца есть кусочек, который есть нельзя, потому что этот кусочек был когда-то человеком.
Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»109. Мох-1
После смерти Билла Грэма мы снова стали мировыми лидерами танатонавтики. Но за нами уже шли другие, готовые догнать и перегнать.
Жан Брессон выбивался из сил у первой стены. По-прежнему было неизвестно, что находится по ту сторону «Терра инкогнита», а широкая горловина воронки, напротив, становилась все более освоенной. Танатонавты всего мира сантиметр за сантиметром обшаривали внутреннюю стенку, облепив ее, словно деятельные сперматозоиды.
Лондонский журнал продолжал печатать карикатуры о танатонавтах-птичках. Вот они отважно клюют зевающего крокодила. «Подойдите ближе, малыши, я всегда голоден», — гласила подпись под третьим рисунком, где из окровавленной пасти рептилии торчали перья — то, что осталось от несчастного Билла.
Однако Жан Брессон не потерял хладнокровия. Он, как и Рауль, верил, что рано или поздно мы сможем преодолеть коматозную стену.
В целях рекламы или же желая подбодрить науку, президент Люсиндер учредил приз «Кубок Мох-1» и обещал полмиллиона франков тому, кто первым преодолеет этот барьер, вернется невредимым и расскажет о своем путешествии.
У танатонавтов появился дополнительный стимул.
Началась эпоха «спортсменов от танатонавтики». Это были молодые люди, убежденные в бессилии и бесполезности официальных танатодромов с их чрезмерными ограничениями. Спортсмены предлагали стартовать и возвращаться, как сами считали нужным. После того как за победу был обещан кубок, танатонавтика окончательно стала напоминать соревнования по прыжкам с шестом или бегу с препятствиями.
Клубы и частные общества сооружали взлетно-посадочные полосы, копируя наши «ракетоносители». Творчество и изобретательность — таков был дух нового иллюстрированного журнала «Танатонавт-любитель», где публиковались практические советы и предлагались новейшие карты Континента Мертвых. Энтузиасты обменивались рецептами улучшенного «ракетоносителя», торговали пропофолом и хлоридом калия, украденными из больниц, и даже предлагали стоматологические кресла.
Разумеется, в каждом журнале были постеры с фотографиями самых знаменитых танатонавтов: Феликса Кербоза, Билла Грэма и Жана Брессона.
Но каждый день чудовище пожирало безрассудных «атлетов». Танатонавтика отличалась от других экстремальных развлечений. Здесь могла быть только одна неудачная попытка. Все это мы пытались объяснить в интервью, но именно риск привлекал молодежь.
Для них это было вихрем возбуждения. Нечто вроде японского боевого искусства «иайдзюцу», где два соперника сидят друг перед другом со скрещенными ногами. Побеждает тот, кто первым выхватит меч и раскроит противнику череп.
Несчастные случаи не остудили пыл новоиспеченных первопроходцев. Награда привлекала и мошенников.
Мы получали массу звонков. Один тип заявил, что преодолел Мох-1 и увидел голубой коридор, ведущий к белому свету. Но когда мы расспросили его под «сывороткой правды», он признался, что выдумал эту историю, чтобы получить приз. Таких шутников было немало. Среди самых запомнившихся историй назову, пожалуй, описание встречи за Мохом-1 с тещей. Другие видели там Иисуса Христа без бороды, ракету «Аполлон-13», стык с Бермудским треугольником, инопланетян и даже… ничего. Последний вариант нас изрядно повеселил. «После смерти ничего нет!» — утверждал этот парень. «Что значит — ничего?» — «А вот так. Ничего и есть ничего», — нахально ответил он.
В то же время немало честных людей потеряли там жизнь.
Жан Брессон, не привлекая к себе внимания, продвигался вперед секунда за секундой, миллиметр за миллиметром. Он достиг «комы плюс двадцать минут и одна секунда».
Его полеты становились безупречными. Сердце постепенно замедлялось, и я вводил более мягкий «ракетоноситель», который позволял лучше управлять силой воли (благодаря новому препарату векурониуму. Чтобы не утомлять вас химическими выкладками, скажу только, что 0,01 мг векурониума на килограмм веса дает очень даже неплохие результаты).
— Сегодня я собираюсь пройти Мох-1, — мрачно объявил Жан Брессон, снова забираясь в пусковое кресло.
— Нет, нет, не делай этого! — запротестовала Амандина, не скрывавшая своих чувств к молодому каскадеру.
Она взяла его за руку, и оба замерли в долгом объятии. Потом он погладил ее по плечу.
— Не бойся. Я хорошо подготовлен, знаю свое дело и сейчас чувствую, что могу туда пройти.
Голос его был спокойным и решительным.
Предыдущей ночью они с Амандиной шумно занимались любовью, а наутро Брессон был в отличной форме.
Он сам вставил иглы в вены и проверил экраны, словно пилот, проводящий предстартовый контроль бортовой аппаратуры.
— Постой, — сказал я, — если у тебя получится, а я верю, что получится, это надо делать в присутствии прессы.
Жан Брессон задумался. Он избегал телекамер и славы. Он уже видел, куда эти миражи завели бедного Феликса. Тем не менее он знал, что без рекламы нам урежут финансирование, и, если речь идет о будущем танатонавтики, важно иметь как можно больше свидетелей.
Он извлек иглы и стал ждать.
В восемь вечера вся международная пресса толпилась в зале полетов. Мы установили ограждение между пусковым креслом и гостевой зоной, заставленной стульями, как в кинотеатре. Некоторые приглашенные пришли только затем, чтобы увидеть смерть танатонавта.
