любые даже самые невероятные возможности. Да? Ты понимаешь?
Она кивает твёрдо, но во взгляде уверенности не имеет. Я слегка качаю головой.
— Нет-нет, не думай, — быстро говорит она, поймав мой взгляд. — Я всё поняла и запомнила.
— Там у магазина ещё такая смешная собачка была, типа болонки, всклокоченная и скандальная, да? Ты заметила?
— Да, точно.
— Ну и хорошо. Не беспокойся, ладно?
Она снова кивает, а в прихожей раздаётся звук открывающейся двери. Ну ёлки. Батя. Дядя Гена крокодил. С ним мне не очень хочется встречаться, но что уж теперь…
— Привет, пап, — вскакивает Наташка.
Участковый останавливается в дверях кухни и смотрит на меня исподлобья бульдожьим взглядом.
— Здравствуйте, Геннадий Аркадьевич, — говорю я.
— Здорово, коли не шутишь, — отвечает он и переводит взгляд на дочь. — А ты чего в голом виде перед мужиком вертишься? Ну-ка быстро одеваться!
— Ну, папа! — возмущённо восклицает Наташка и моментально делается пунцовой.
— Да я ухожу уже, дядя Гена, — качаю я головой.
Ну что он за человек такой!
— Я забегал-то на минутку всего, Наталья и не ждала меня. Ладно. Пошёл я, а то ещё домашку делать, там выше крыши задали.
Но иду я не домашку делать, а планы стоить. Планы партии — планы народа.
— Есть хочешь? — спрашивает Платоныч.
— Да я только что пирожных натрескался.
— Пирожные — разве ж еда?
— Барышень угощал, пришлось и саму приобщиться.
Мы ужинаем пельменями. Это уже традиция.
— Слушай, Егор, у тебя у мамы какой размер обуви?
— Не знаю, а что?
— Да нам «Саламандру» завезли. На манке, писк моды, как говорят. Надо?
— Надо. И не только маме.
— А тебе палец в рот ни-ни, я правильно понимаю? — смеётся он.
— Правильно, дядя Юра, правильно.
— Завтра позвони и скажи, размеры.
Постепенно, с болтовни мы переходим к важным вещам и я рассказываю Платонычу, чего хочу добиться.
— В милиции у вас, кроме Баранова, есть кто-то?
— Есть у Игорёши друг хороший в уголовном розыске. Он нам помогал пару раз.
— Это замечательно, но все ключевые фигуры нужно переключать на себя. Первым делом нам нужно выстроить линию обороны. Причём она должна включать своих людей не только в БХСС, но и в «конторе».
— В КГБ что ли?
— Да, — киваю я. — С ростом оборотов неминуемо будет увеличиваться риск разоблачения. Поэтому, сами понимаете, что тут объяснять. Нужны те, кто будет прикрывать. Нужны люди и в партийных органах, причём на разных уровнях. Чтобы всех их коррумпировать, потребуется много денег. Стало быть нужно увеличивать продажи. Сейчас у вас кроме колбасы есть что-то ещё?
— В настоящий момент пока больше ничего.
— Сколько имеется магазинов, где мы можно распространять продукцию?
— Три.
— И они все в курсе целой схемы?
— Ну да.
— Нужно менять систему и отлаживать схемы продажи. Зачем всем рассказывать, как всё устроено? Нужно использовать их втёмную. И увеличивать количество точек, понимаете? Надо, чтобы один человек не знал больше того, что делает лично он. А то вон водительша всё мне по простоте душевной рассказала. В цех, опять же, любой желающий может войти. Непорядок.
— Непорядок, но это не наша епархия, там райпотребсоюз.
— Надо с ними как-то порешать. Если же мы выстроим и защитим собственные каналы дистрибуции, к нам потянутся и другие производители. А это, то что нам надо. Со временем мы сможем всех контролировать, не имея собственного производства. Улавливаешь мысль?
— Непросто это, — покачивает головой Большак.
— Непросто, конечно, но без превозмогания невозможно добиться результата. Мы как художники и музыканты должны будем превозмочь самих себя, но только так, чтобы другие нас не превозмогли, вон как с делом «Океана» получилось. Правильно?
Большак не отвечает, лишь внимательно слушает.
— Вертикальная структура оказалась крайне уязвимой. Выдернули кирпичик и всё посыпалось. И даже такая глыба, как министр Ишков, построивший всю рыбную отрасль с нуля, рухнул и превратился в прах. А он сорок лет этим делом руководил. У нас же такого запаса времени нет. Поэтому надо интегрировать в себя всех эффективных предпринимателей. Одного накроют, а другие продолжат работать.
— Да сможем ли, Егор? Уж больно колоссальная задача вырисовывается…
— Не знаю, дядя Юра, не знаю. Начинай с малого и достигнешь великого. Или не достигнешь. Помимо выстраивания линий сбыта, нужно предложить эффективные инструменты для инвестирования средств и вывода в другие валюты и юрисдикции. Сейчас куда можно деньги вкладывать? Набивать стеклянные банки золотыми изделиями? Нужно дать новую возможность и контролировать потоки, а в случае необходимости, полностью их перекрывать или перенаправлять туда, куда нужно нам.
Большак ставит ещё кофе.
— Нужна структура мафиозного типа. Сейчас каждый за себя, все тырят на местах, а общей организации нет. Вот её и надо построить. Но цивилизованно. Не рэкет, а реальные и нужные услуги. И только потом уже рэкет. Нужно выстраиватт свой силовой блок. А это, в ближайшей перспективе, афганцы. Ребята они неуправляемые, конечно, но ничего, найдём управу.
— А это зачем? Ты хочешь с государством воевать? И что за афганцы?
— Афганцы — это ветераны афганской войны. Скоро их станет очень много. Воевать не собираюсь, но защищаться буду. И не столько от государства, сколько от криминала. А в девяностых и армия может пригодиться. Без ЧВК никак не обойтись.
— Это что за зверь?
— Частная военная компания.
— Наёмники что ли?
— Да. Полноценные военные организации. Ну а пока у нас таких нет, защиту нужно будет организовывать с помощью силовых структур. В общем, давай Игорёшу и кого ещё сочтёшь нужным. Начнём планировать конкретные шаги по оптимизации существующих процессов. Ну и блатных, придётся использовать. Не очень хочется с этими ребятами связываться, но придётся. Есть одна конкретная идея. Расскажу потом. Можно звякнуть?
— Звони, — соглашается Платоныч.
Я набираю номер табачного Капитана.
— Анатолий Семёнович, — говорю я. — Это Брагин. Получилось?
— Взяли. Говорит, алиби у него, но это мы посмотрим. А ствол… Номер сбит. Баллисты проверяют уже. Саня там у нас один, уверен, что это нашего опера пистолет, там вроде как зарубка особая была. Убили опера полтора года назад… Так что, если экспертиза подтвердит… Ну, в общем, сам понимаешь. Ладно, Брагин, некогда мне.
— Не благодарите, — говорю я, но в трубке уже раздаются короткие гудки.
Поговорив ещё немного, я собираюсь уходить. Большак остаётся размышлять, действительно ли он хочет таких перемен и так ли сильна его решимость менять будущее.
— Не бойся, дядя Юра, — говорю я ему на прощание. — То, что я наговорил, это задача максимум. Начнём же мы с малого, а там увидим куда идти и стоит ли вообще идти. Главное, осторожность. И вот ещё что, забыл сказать.
