Колонна римлян успела переправиться примерно на четверть, когда над петляющей в холмах дорогой появилось еще одно пылевое облако.
– Молодой государь, нам нужно атаковать молниеносно. Такой удобный момент, они на марше, и у них совсем мало конницы. Переправляются через реку, утопим их в ней!
– Не горячись, Менандр, – молодой царевич Митридат, сын Митридата, был весьма похож на своего отца хладнокровием и рассудительностью, – что ты советуешь, Диофант?
Старый полководец, многократно отличившийся в войнах со скифами на северном берегу Понта, тоже раздумывал недолго:
– Менандр прав, момент удобный, надо бить немедленно. Пошлем каппадокийцев и сбросим их в реку. Но сам, Менандр, не переправляйся, оставайся на своем берегу, бей их из луков и жди подхода пехоты.
– Я всех их тут утоплю!
– Не горячись, дождись нас с Таксилом, сейчас можно и нужно их просто потрепать. Возьмешь тысячу фиреофоров[54], – Диофант повернулся к ожидающим его распоряжений младшим командирам, – Исагор, пусть твои всадники возьмут по одному человеку себе за спину. Всем остальным – ускорить шаг!
Менандр взглянул на царевича и тот кивнул: "действуй". Ударив коня пятками в бока, военачальник промчался к голове колонны, где по четыре всадника в ряд медленным шагом, чтобы не отрываться от пехоты, ехали его воины. Каппадокийцы помогали легковооруженным пехотинцам сесть себе за спину. До царевича донеслись плохо различимые слова команд. Менандр кричал что-то вдохновляющее. Воины ответили ему дружным ревом, и вся конная колонна, ускоряющейся рысью, понеслась вперед.
Римляне еще задолго до войны наводнили Вифинию своими лазутчиками, благодаря которым Фимбрия был неплохо осведомлен о местонахождении противника. Вскоре после переправы легионов в Азию, в лагерь прибыл разведчик. Звали его Реметалк и был он фракийцем из племени одрисов. Одрисы – давние союзники римлян, единственные из многочисленных фракийских племен. Их много служило во вспомогательных частях, и в армии Фимбрии, и у Суллы. Реметалк часто бывал по обе стороны пролива, говорил на латыни, по-гречески, на нескольких фракийских диалектах, по-фригийски, легко мог сойти за местного, хотя сейчас более походил на эллина – одежду его составляли неброский серый хитон и широкополая соломенная шляпа.
– Войско Митридата стоит лагерем у Кизика, – доложил Реметалк.
– Сам царь в войске? – спросил Фимбрия.
– Нет. Войско возглавляет его средний сын, тоже Митридат.
– Сколько с ним воинов?
– Не мог сосчитать точно, но не меньше пятнадцати тысяч.
– Пятнадцать тысяч? Уверен?
– Точно знаю, что неделю назад к Митридату подошел из Синопы стратег Диофант с подкреплениями. Один болтун рассказал мне, что их пять тысяч. Лагерь увеличился примерно в полтора раза. На глаз.
– Что еще скажешь?
– Сам царевич очень молод, но с ним Диофант и Таксил. Эти – опытные волки. Половина войска – коренные понтийцы, отборные. Остальные – всякий сброд, от ионийских эллинов до племен восточного Тавра.
– Сколько у них конницы?
– Можно сказать, почти нет. Но на соединение с царевичем идут каппадокийцы. Около трех тысяч, все конные. Я видел их лагерь у горы Мизийский Олимп.
– То есть будет восемнадцать тысяч. Пусть двадцать, для ровного счета.
Два марианских легиона не дотягивали до полного состава, а в Македонии, в непосредственной близости от войск Суллы, немало солдат перебежало к проконсулу. Поредевшие ряды удалось частично восполнить за счет присоединившихся союзных фракийцев, но, несмотря на это, легионы Фимбрии по численности ровно вдвое уступали понтийскому войску, если принять на веру слова разведчика.
Цинна и его сторонники хотели показать, что Сулла ведет войну незаконно, по собственной инициативе, а не по воле Сената и народа Рима. Покойный Флакк должен был вести "законную" войну, но как это сделать с двумя неполными легионами? С самого начала отправка такой армии вызывала массу вопросов, на которые верхушка марианской партии предпочитали не отвечать.
Фимбрия достал из кожаного футляра карту, искусно изображенную на папирусе, развернул на походном столике.
– Здесь не показана гора Мизийский Олимп. Где она?
Фракиец нахмурил брови. Ощущалось, что при всех прочих талантах, чтение карт не являлось его сильной стороной.
– Вот Халкедон, – ткнул пальцем Фимбрия, – мы здесь. Вот Никомедия, это берег Пропонтиды, это дорога на Илион. Вот Кизик, где, ты говоришь, основной лагерь.
– Гора здесь, – показал лазутчик, – возле города Прус.
Фимбрия хмыкнул:
– Недалеко от Кизика. Пожалуй, они уже соединились. Стоят почти на полпути между Илионом и Никомедией, – повернулся к Северу, который присутствовал при докладе разведчика, – о чем это говорит?
– Они караулят оба пролива.
– Да, а зачем? – ощущалось, что легат ответ знает и экзаменует префекта.
– Они ждут, что римляне будут переправляться, но не знают где.
– Это понятно, а еще что скажешь?
– Они знают о существовании наших легионов, иначе они не торчали бы между проливами, а стояли бы у Геллеспонта, караулили Суллу. Но они также знают, что мы где-то по ту сторону Боспора Фракийского, где-то в Македонии. И скорее, дальше, чем ближе. Не знают, что мы уже переправились.
– Именно! Скорее всего, они не знают даже сколько нас. А мы про них теперь знаем многое. Наша разведка сработала лучше.
Фимбрия снял с пояса небольшой звенящий мешочек и протянул фракийцу:
– Свободен.
Фракиец поклонился и вышел.
– Гай Флавий, меня смущает тот факт, что они стягивают силы к Кизику столь спешно, – сказал Север. – Почти одновременный подход двух крупных соединений именно сейчас, во время нашей переправы. Мне кажется, ты не прав, они знают о нас.
– Нет, – уверенно возразил Фимбрия, – иначе бы все они уже топали на Никомедию, а не к Кизику. К тому же подкрепления выступили, когда мы еще даже к проливу не подошли. Путь неблизкий, тем более для войска с обозами. Консул своей нерешительностью все же сослужил нам неплохую службу. Они в меньшей степени ждали переправы римлян через Боспор. Я уверен, что Митридат скорее ставил на Суллу. Но они скоро узнают. Хотя здесь, в Вифинии много наших сторонников, но и людей Митридата пруд пруди. Нам нужно действовать быстрее.
Север одним из первых почувствовал приближение противника. Его разведчики видели удирающий конный разъезд понтийцев, а значит скоро ждать гостей. Он немедленно сообщил об этом примипилу, Титу Сергию Назике. У старого солдата тоже с ощущениями все было в порядке, поскольку первая же переправившаяся центурия уже оставляла поклажу и строилась в боевой порядок. К сидящему верхом префекту конницы подошел Фимбрия. Он был собран и подтянут. Гребень из страусиных перьев на его шлеме весело раскачивался при каждом движении легата.
– Не успеем построиться, налетят конными. Я бы именно так и сделал.
Север кивнул, надел шлем с гребнем из крашенного конского волоса.
– Что предлагаешь?
– Надо спешить. Если останемся на правом берегу, мы точно в проигрыше, у них всегда много стрелков, переправляться не дадут. А в поле мы еще посмотрим. Двадцать тысяч... Посмотрим.
Одна за другой центурии строились на левом берегу для сражения. Переправилось шесть когорт первого легиона, когда стало понятно, что до врага уже рукой подать. Понтийцев еще не было видно, но Север всем нутром чувствовал их присутствие. Нарастал шум, конский топот, внезапно взорвавшийся многоголосым боевым кличем. Когда на вершине холма появились первые конные воины, Фимбрия заорал во всю мощь своего голоса:
– Север, конницу на фланги! Пехота, щиты сомкнуть. Ускорить переправу!
– Азиний, ты на левом, – коротко приказал Север помощнику.
Кавалерия разделилась. С префектом осталась одна ала, "крыло", численностью триста всадников, вдобавок пятьдесят конных фракийцев, бездоспешных, вооруженных, каждый, парой дротиков и мечом. Азинию Север отдал "крыло" второго легиона и сотню наемников, набранных в Халкедоне и Никомедии.
Носач[55], стоявший сразу за первой линией построившихся когорт, рядом со знаменосцем-аквилифером, скомандовал:
– Вперед!
Остальные центурионы подхватили команду старшего. Легионеры первой линии сомкнули щиты. Аквилифер высоко поднял золотого Орла, отливавшего красным в лучах клонившегося к закату солнца.
Лава понтийцев раздвоилась, нанося удары по флангам. Всадники забрасывали легионеров дротиками, не вступая в ближний бой.
Север пустил коня вскачь. Нырнул к гриве, уходя от просвистевшего над головой меча. Ударил копьем, в пустоту. Бросил коня влево, пропуская очередного врага, снова выпад копьем, встреча с железом: противник клинком отбросил в сторону наконечник. Лязг, снова удар, чавкающий звук, рывок. Варвар откинулся на спину и слетел с конской спины, а Квинт через мгновение столкнулся с его товарищем и сам чудом не оказался на земле. Удержался. Дух перевести некогда, удары сыпались со всех сторон. Древко копья сломалось и Квинт, отбив пару ударов обломком, швырнул его в чью-то искаженную криком рожу, проворно выхватывая меч. Обычный пехотный гладий верхом не очень-то удобен. Эх, если бы длинный галльский... В Испании они по достоинству оценили оружие варваров, все кавалеристы раздобыли себе мечи, в полтора локтя длиной.
