Стоит только закрыть глаза, ощутить вкус ее губ, впитать сладость дыхания, бессовестно забирая ее себе, присваивая, а в голове сотни кадров проносится. Я хочу эту девочку так сильно, так неистово, что схожу с ума только от одного поцелуя. Зато какого, мать его! Нет, это не просто невинная шалость, это ураган, который сносит все к чертовой бабушке. Самое настоящее безумие.
И мне даже больно думать, каким может быть секс с этой странной девочкой. Девушкой, которая моложе меня на шестнадцать лет. Той, которая в бреду зовет моего брата.
Ай, к черту.
Кира сгребает майку на моей груди, сжимает в кулачках натянутую ткань, растирая кожу на спине и плечах грубыми швами. Она определенно сопротивляется моему напору, но и тянется ко мне, стремится. И этот контраст, словно контрольный выстрел в голову.
Меня убивает мысль, что Егора она целовала точно так же. Неужели так же плавилась, также дрожала, так неистово яростно отдавалась процессу?
Господи, я с ума сойду. Точно сойду. От ревности к собственному брату — единственному человеку, которому посвятил свою жизнь, воспитал, как сына — меня выкручивает наизнанку, насаживает на колья совести.
В голове бьется только одна мысль: “Осторожнее, осторожнее”, но мои руки не подвластны разуму. Они сжимают хрупкое тело еще крепче, хотя моей силы с лихвой хватит, чтобы сломать Киру пополам.
До стены всего один шаг, и я подталкиваю Киру к ней, ища хоть какую-то точку опоры в этой долбаной Вселенной. И я не знаю, что буду делать дальше — я вообще уже ничего не знаю, но руки гладят ее кожу, и кажется, что под пальцами разлетаются искры.
И я бы сошел с ума, обязательно сошел только от одного этого дикого, голодного поцелуя. И обязательно бы наделал глупостей, потому что рядом с ней превращаюсь в животное, живущее на инстинктах, но Кира вдруг замирает. И я отстраняюсь.
Ощущение, что с мясом себя отрываю от нее, но так правильно. Как бы тело не вопило о другом. Так, мать его, правильно.
— Руслан, — выдыхает, округляя малахитовые глаза, ставшие почти черными, и касается своих губ дрожащими пальцами.
Ее губы — мой личный наркотик. Теперь-то я это знаю наверняка. Только где взять капельницу, через которую по моим венам пройдет очищающее лекарство?
Я не понимаю, что отражается на ее лице — впервые мне сложно прочитать человека. Но ее эмоции точно далеки от радостных. И мне бы обидеться, найти ту, с которой никаких вообще проблем. Уйти бы туда, где все просто и понятно. Плюнуть бы и послать все на хуй, но что-то не дает.
— Ты моя слабость, знаешь? — говорю, проводя пальцами по пылающей щеке. — А ты любишь Егора, да? Господи, надо ж было в такую драму вляпаться. Любовный, мать его, треугольник.
Хочется смачно сплюнуть под ноги. И на воздух, потому что стены палаты стремительно сжимаются вокруг меня. Давят, наваливаются со всех сторон, выжимают до остатка, как слетевшая с катушек соковыжималка.
Кира хочет что-то сказать, трет лоб, хмурится, но вдруг оживает мой телефон. Я обязательно убью того, кто решился сейчас мне звонить — обязательно. Но и не взять трубку не могу, потому что слишком много людей от меня зависит.
На экране незнакомый номер, и я хмурюсь, готовый сбросить его, но всегда остается это проклятое “но” — мало ли что могло случиться в главном офисе, в одном из магазинов, на таможне и еще в сотне мест, в которых без меня не обойдутся. Мой отпуск и так доставил многих херову гору неудобств.
— Да? — рявкаю в трубку, а стоящая совсем рядом Кира вздрагивает. Но не отшатывается, не пытается сбежать. Лишь гладит свои губы, глядя куда-то в сторону, размышляет.
— Руслан? — испуганное в трубке, истерическое, а я узнаю голос Тани. Да чтоб тебя. — Это ты?
— Я, — вздыхаю, но злости во мне меньше от этого не становится. — Чего тебе?
Какого черта она снова от меня хочет? Номер еще мой в каких-то закромах откопала.
— Прости, я отвлекаю, наверное. Но мне срочно нужно с тобой увидеться. Срочно!
Она паникует — это ощущается даже сквозь расстояние. Напряжение течет по невидимым проводам, и я устало прикрываю глаза. Вряд ли в любви мне решила признаться, значит… что это тогда значит?
— Я сейчас немного занят. Давай завтра?
— Нет, Рус, завтра может быть поздно, — категорически, а я мысленно матерюсь. — Через час тебя жду в кафе на Комсомольском. Это с Егором связано.
И отключается, не дожидаясь моего ответа, а я едва сдерживаюсь, чтобы не запустить телефоном в стену.
37 глава
Руслан
Кира не спрашивает, кто звонил, хотя уверен — она слышала женский голос. Слишком близко я стоял, слишком громко вопила мне на ухо Таня.
Что там вообще произошло? Черт знает, но сердце не на месте. Клокочет где-то в горле, до удушья.
— Кира, нам обязательно нужно поговорить. Обо всем нужно, но сейчас я тороплюсь.
Не знаю, почему оправдываюсь. Не помню, чтобы вообще хоть когда-то перед кем-то отчитывался — родителей давно нет, брат не в счет, а женщины…
Егор прав: я никогда никого не любил. Влюблялся — да, хотел кого-то — непременно. Но любовь? Нет. И не то чтобы сухарь, и не потому, что не способен был найти достойную, просто… просто слишком много приходилось пахать, чтобы обеспечить Егору достойную жизнь. Чтобы его не забрала у меня опека, стремился дать ему хорошее образование, и прочее, прочее до бесконечности. Только любовной горячки и романтического бреда мне для полного счастья не хватало.
Потому во всех этих делах, связанных с любовью, ухаживаниями и всем вот этим у меня опыта не больше чем у пятнадцатилетнего пацана, который пускает слюни на самую красивую девочку в классе.
— Думаешь, нужно? — спрашивает Кира, отвлекая от странных мыслей, что роятся в голове. Подхватывает свою сумку, крепко цепляется в ее мягкий бок тонкими пальцами, а я киваю.
— Обязательно нужно.
Она кивает и идет к выходу, а я машинально осматриваю палату и спешу следом.
Некоторые время тратим на разные формальности, а я вызываю такси. Гулять больше нет времени, а до общаги далековато. Можно, конечно, оставить Киру одну — не маленькая, доберется, но во мне откуда-то взялось слишком много джентльменства. Хотя, скорее всего, пользуюсь всеми возможностями, чтобы побыть рядом с Кирой еще немного.
Но когда приезжает такси, я намеренно сажусь вперед, рядом с водителем, потому что не хочу провоцировать себя же самого на всякие глупости. В башке пульсирует куча самых разных мыслей, а грудь теснят нехорошие предчувствия. Егор, чтоб у него уже мозги наконец-то на место встали.
— Дай мне свой номер телефона, — прошу, когда машина останавливается у общежитий, а Кира почти что выскользнула на улицу. — Я освобожусь, наберу тебя. Поговорим.
— Я буду к экзамену готовиться, — предпринимает робкую попытку сопротивления, но я повторяю свою просьбу.
И она сдается: вводит свой номер на экране моего мобильного, и я всеми силами стараюсь не показать, как сильно меня это радует. Еще будет возможность смутить Киру, просто нужно немного подождать. И остаться наедине.
— Я позвоню через пару часиков, встретимся. А ты, пожалуйста, отдохни. Авария, потом этот приступ… я испугался.
— Правда? — Неужели в голосе радость? Или мне слишком сильно хочется ее там слышать?
— Правда, — усмехаюсь, и Кира все-таки сбегает.
От меня ли? Или от себя самой?
Я не даю таксисту тронуться с места, пока Кира не исчезает из поля зрения. И даже спустя минуту мне кажется, что все еще вижу ее. Черт, вот такого я от себя точно не ожидал, правда. Совсем умом тронулся.
Все-таки время поджимает, потому называю адрес, и машина трогается, наращивая скорость. Я не знаю, что снова сотворил Егор, но Таня была так взволнована, так сильно паниковала. Не к добру это, точно говорю.
Таню замечаю сразу. Она ждет меня почему-то на улице перед кафе, нервно топчется на месте, озираясь по сторонам. У нее слишком взволнованный вид, и это делает мое настроение еще хуже. Таня — настоящая красавица, и я знаю ее столько лет, что считай членом семьи стала. Но такой напуганной и бледной не видел ее никогда.
