НЕ ЧУРАЙСЯ!
© Перевод М. Голодный
Не гляди ты с презреньем, барчук,На мозоли ладони шершавой,—Это знак трудовой наших рук,Не коснется тебя эта слава!То медаль за труды и за муку,За работу весь век без отказа.Не стыдись подавать ты мне руку,На ладонях моих — не проказа!
Эй! Картуз подымай ты смелейНа поклон мой до самой земли!Не снесу головы я твоей,Лишь моей бы паны не снесли.Не беги от моей ты сермяги,В ней ходить не зазорно ничуть!А вот мне не хватило б отвагиЧертов фрак на себя натянуть.На рубаху глядишь с неохотой —Не по нраву мужичье шитье,Да к тому же пропитана потом —Сколько дней не стирали ее!А твоя? Вроде снега как раз.Кто над нею потел, кто белил,Ткал, и шил, и стирал?.. А сейчасЭтот пот на себя ты взвалил.Мне в рубахе твоей было б стыдно —На нее ведь не тратил я сил,Хоть бела она, но не завидна,Не возьму, хоть бы ты подарил.А взгляни-ка на хату мою:Прогнила, протекает, криваяИ приткнулась в деревне на самом краю.А как держится — даже не знаю.Не гляди, что я плохо живу, —Мне никто не пришел пособить;Хоть ленивым на свете слыву,А могу целый свет прокормить.В разных книжках ты мудрость постиг,Что накоплена с давних веков.Ты ведь шагу не ступишь без книг,А где книги для нас, мужиков?Где ж нам разума столько набрать —Лишь соха да загон день за днем!Наше дело — косить да пахать,Вечно в страхе господнем живем.А умел бы водить я пером,Я бы много чего написал,Рассказал бы, как сеем и жнем,Как мы косим — что бог нам послал.Может, ты б это всё прочиталДа к труду приобрел бы охоту,Может, нас бы тогда уважал,Не чурался б мужицкого пота,И мне подал бы руку, слепому,И довел бы меня до дороги,Не блуждал бы и я по репью, бурелому,По колючкам, что ранят мне ноги.Ой, ранят и ноги и сердце,В сердце ненависть, злобу рождают,Не дают ни на что опереться,К злому делу ведут, к правде путь преграждают.Не суди же слепого, что ходит он криво,И пойми, что ослеп он от плача.Что ощупью бродят слепые — не диво,Как вот падает в яму зрячий?!
<1894>
ГОСПОЖЕ ОЖЕШКО
© Перевод С. Ботвинник
Где же нам пытатьсяС мудрыми равняться,Автора прославить —Наша речь проста ведь…Но похвал тут мало:Книгами своимиСлаву ты связалаС людьми трудовыми.В книгах всё писалиНе о нашем брате,О чужих лишь знали —Не об отчей хате!Землепашцев низкихОбошли далёко,Укрывали книжкиОт нашего ока!А ты, пани, смелоЗаглянула в хату,Всё уразумела,И нашему братуПротянула руку,И душой болела,Видя нашу муку…Ты пером сумелаТак излить печали —Сердце стало рваться,Женщины рыдали —Некуда деваться.Чем в ответ мы платим?Что тебе приносим?Разве что заплачем,Да бога попросим.В благодарность, пани,—Молитвы, рыданья,Их ведь в знак признаньяШлют тебе крестьяне!
1891
«Ветер завывает…»
© Перевод Н. Браун
Ветер завывает,Рвется мысль устало.Песни умолкают,Что играл, бывало.
Раз еще сыграю —Пусть года уплыли —Тем, о ком страдаю,Что меня забыли.
«Кто на железной струне так играет…»
© Перевод Н. Браун
Кто на железной струне так играет —Громом гремит она, плачет, смеется,Стонет, танцует она и рыдает,Стойкий и тот содрогнется, —Тот и над сердцем господствовать может,Дар музыканта — твой дар это, боже!Тот, кто услышит ее переливы,Тот не пропащий, тот будет счастливый.
АДАМ ГУРИНОВИЧ
Адам-Гилярий Каликстович Гуринович родился 13 января 1869 года в усадьбе Ковали Вилейского уезда. Сын обедневшего дворянина, Гуринович сначала получил образование в Виленском реальном училище, а затем поступил в Технологический институт в Петербурге. Здесь началась революционная деятельность юноши. Он был членом организованного в 1889 году «Кружка молодежи польско-литовско-белорусской и малорусской», куда входили студенты многих высших учебных заведений Петербурга. Гуринович принадлежал к революционно настроенной части кружка и принимал самое активное участие в нелегальной работе, поддерживал связи с Г. В. Плехановым, выписывал из-за границы марксистскую литературу[74].
Над молодым студентом был установлен тайный полицейский надзор. Когда весной 1893 года он поехал на каникулы в Вильну, департамент полиции известил об этом Виленское губернское жандармское управление. Вскоре из Петербурга последовало предписание об аресте Гуриновича. Его под стражей препроводили в Петербург и посадили в Петропавловскую крепость. Месяцы, проведенные в крепости, расшатали здоровье Гуриновича. Его совершенно больного выпустили «на свободу». Спустя несколько недель, 14 января 1894 года, он скончался.
Литературная Деятельность Гуриновича была весьма многосторонней. Он писал стихи, прозу, переводил произведения русских, польских, украинских писателей. Особенно много сил он отдал собиранию фольклора, сотрудничал в этнографическом журнале «Висла», публиковал белорусские народные песни, поговорки, пословицы, загадки. В 1893 году издал в Кракове «Сборник белорусских произведений», в котором богато представлены образцы белорусского фольклора. Ему принадлежит также агитационное произведение «Дядька Антон» (Вильна, 1892), в котором показано бедственное положение крестьянства после реформы 1861 года.
Стихотворения Гуриновича не были опубликованы при жизни поэта. Они стали попадать в печать только в послеоктябрьские годы. Многое до нас не дошло — затерялось, как и другие материалы, при аресте Гуриновича. Из отношения департамента полиции начальнику Минского жандармского управления известно, что у Гуриновича было отобрано «восемь тетрадей с рукописями на белорусском наречии»[75].
Личный архив поэта хранится в Отделе рукописей Центральной библиотеки Академии наук Литовской ССР.
«Говорим спасибо Бурачку Матею…»
© Перевод С. Ботвинник
Говорим спасибо Бурачку Матею:Дал он нам надежду, согрел душу ею,Значит, и меж нами находятся людиС отзывчивым сердцем, с полной боли грудью.Брат, тебе спасибо за слова такие,Что напоминают речи нам родные.Ты возьми-ка дудку, нас порадуй ею —Идти грустной песне колеей своею,Пробуждать ей в душах мысль о лучшей доле,Какой не пришлось нам изведать дотоле.
«Что за звук заунывный раздался…»
© Перевод Г. Семёнов
Что за звук заунывный раздалсяНа лугах, на полях и в лесах,Высоко, аж под небо поднялсяИ со стоном пропал в облаках?
Может, вьюга в полях так завыла,Иль береза в лесу так скрипит?Иль сова — с нами крестная сила! —На погибель кому-то вопит?
Может, мать над могилой рыдает,Где лежит ее бедный сынок?Может, девушка к богу взывает,Потеряв свой девичий венок?
Нет! Могла ли бы мука такаяИз груди вырываться одной? —Весь народ наш от края до краяСтонет так над своею судьбой.
Есть и руки у нас, и охотыЗанимать для труда нет потребы,Да нигде не найти нам работы,И не будет ни соли, ни хлеба.
Плох надел нам от дедов достался,И его поделили сыны,А теперь — дальше некуда сжался,Два шага, глянь, всего ширины!
«Что ты спишь, мужичок…»
© Перевод С. Ботвинник
«Что ты спишь, мужичок,Зажмуривши очи?Заболит, смотри, бок —С ночи спишь до ночи!»
Оглянись-ка на светИ расправь-ка плечи,Да что есть, чего нетТы послушай речи.
Глянь, мужик уж инойНачал подыматься,Мысли: кто ж я такой? —В голове теснятся.
Иль я птица? Иль скот?Иль зверье какое?Иль на ум зря идет,Что дитя людское?
Я не пан… Значит, хам!Обзывали бранно,Говорили: бог самСказал: «Слушай пана».
Мужик слушал егоОт века до векаИ дождался того,Что попал в опеку.
А царь …….Злость в словах таилась:«Что хотят дать враги —Сам я дам как милость!»
Тут запел наш мужикРадостную песню:«За стол сяду, как бык,С панами я вместе!»
Да и каждый был рад,Дождавшийся воли:«Раз такой всюду лад —Будет еще то ли…»
Не дождутся всё, ждут:От царя — ни слова…Может, вздумал надутьМужика дурного?
Царь хоть волю нам дал,Разума — ни крошки;В жизнь идти приказал,Не видя дорожки.
Всюду школы для насВ сёлах он поставил,Изучать «буки, аз»Розгами заставил.
Тут родного словцаНе слышат, не знают;Так ведь он молодцаСовсем доконает,
Да научит ребятРугани и русской:«Сукин сын, я тебяЗасажу в кутузку…»
«Сукин сын» иль «пся мать» —Различье какое?Иль не могут нам датьЧто-нибудь другое?
«Нас душили паны…»
