одетых в джинсы и рубашки с короткими рукавами. Один из них выплюнул изо рта дымящийся окурок и рявкнул:
– Иди сюда! Не бойся!
Панкрату стало ясно, что после того, что произошло на квартире у Лешки, больше деликатничать с ним не станут. Он сначала пожалел, что не уехал вместе со всеми на автобусе. Затем понял, что поступил верно. В городе было бы значительно проще затянуть его в машину, чем здесь.
Поэтому повторять предложение приехавшим на «субару» не пришлось. Суворин, наклонив голову слегка вперед, спокойно направился к троице.
– А вот и наш милый друг! – картинно крикнул тот, что позвал его, и захихикал: – У меня такое чувство, что с тобой можно договориться, любезный.
– Я думал, извращенцам нравятся нежные мальчики, – усмехнулся Панкрат, заметив в его руке кастет.
– Похоже, он думает, что мы бегаем за ним, потому что влюбились! – зароготал тот парень, что вел «субару». – Ладно, так и быть, – согласился он, – мы разрешим тебе телесный контакт с нами, но только в пределах дороги.
Говоря это, водитель «субару» не отрываясь смотрел в глаза Суворина, и тот заметил, что шевелюра у него была точно такого же цвета, что и машина.
– Много говоришь, – рявкнул Панкрат, чувствуя, что парень просто забалтывает его, выбирая момент, когда лучше всего наброситься.
Волна ярости захлестнула Суворина. Он ненавидел самоуверенных прощелыг, вся смелость которых основана на дружках с «пушками» да ножах в кармане. Чуть-чуть пригнувшись и расставив руки, он стремительно подскочил к водителю и с силой ударил ногой по колену. Этой же ногой, не опуская ее на землю, снизу нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Голова парня резко откинулась назад. И, отключившись, он, как сноп, рухнул на грунтовку.
Суворин сразу же утратил к нему интерес. Увидев краем глаза приближающегося другого подельника, он развернулся, отражая летящий ему навстречу кулак, одновременно нанося короткий и сильный удар в нос. Удар, усиленный поворотом корпуса, был настолько мощен, что практически сравнял нос с лицом. Что-то хрустнуло, и пострадавший, громко завопив, отлетел назад, ухватившись за лицо. И, находясь, по-видимому, в шоковом состоянии, сел на дорогу, скрестив ноги. Глаза его были выпучены, нос напоминал треснувшую грушу, из которой текли две струйки крови, заливая отвисшую челюсть и рубашку, на которой образовалось красное пятно, издали напоминающее манишку.
Третий в этот момент, заскочив в машину, нажал на газ и предпочел скрыться.
– Черт! – с досадой выкрикнул Суворин.
Потом повернулся к тому, что сидел на дороге, и задумчиво посмотрел на него. – Вид у тебя не очень, – заметил он. – Голова, наверное, болит?
– Нос болит, – тихо прошелестел парень слюнявым шепотом.
– Может, «скорую» вызвать? – предложил Панкрат. – Приятель-то ваш смотался. Уехал, наверное, в волшебную страну, где никто никого не обижает. Послушай, – Панкрат подошел к нему чуть ближе, – когда соберетесь все вместе, сообщи остальным, что я еще спляшу на ваших могилах.
В этот момент небо резко потемнело, загремел гром и на дорогу упали тяжелые капли дождя. Суворин застегнул пиджак, поднял воротник и быстрым шагом пошел вперед по дороге.
«Вот как все происходит, – думал он. – Человека средь бела дня пытаются отловить как бешеную собаку. Для них теперь это только дело времени. Уж я-то знаю, если кому-то хочется до кого-то добраться, он несомненно сделает это».
Снова загремел гром. Теперь это был сильнейший раскат. Начался ливень, такой сильный, что в десяти метрах ничего не было видно за завесой дождя. Панкрат моментально промок, но шел, подставляя лицо дождю и глядя на небо, которое то и дело прорезали зигзаги молнии.
До города он доехал на рейсовом автобусе, подобравшем его, когда он отошел от места происшествия на пару километров.
О том, что медальон нужно передать родственникам Виктора, он больше не думал. При такой тотальной слежке он не имел права втягивать их в это дело.
В это время следователь по особо важным делам ГУБОПа Отоев Игорь Валерьянович, сидя в своем кабинете, прилежно занимался закрытым делом об убийстве Арташова и Громова. Дело было закрыто в связи со смертью обвиняемого в убийстве студентов Дмитриева Астафия Ивановича, урожденного деревни Степановка Смоленской области. Того самого, которого Суворин окрестил сначала «де Витто», а потом дядеубийцей. Смерть Дмитриева была странная, но, как и все в этом деле, объяснимая. Ночью, находясь возле строящейся церкви в поселке Семеновка, тот свалился в глубокую яму, из которой не смог выбраться, и погиб там от потери крови. Тело его, обнаруженное местными жителями, было облеплено тварями, отдаленно напоминающими пиявок и до сих пор находящимися в лаборатории Института химико-биологических исследований. Фигурировал тот факт, что яма образовалась в результате обвала грунта и фундамента строящейся церкви.
По всем имеющимся следам, оставленным машиной возле строящейся церкви в Семеновке и в лесу, где был убит его родной дядька (скотник из этого же села), Дмитриеву вменялись три убийства, которые при определенном «повороте дела» можно было бы повесить на Суворина. Два обстоятельства помешали этому. Как рассказали Отоеву сведущие люди, парня этого проще было убить, чем сломать. И тюремная камера, и «особое» обращение вряд ли смогли бы выбить из него нужные показания. К тому же Суворин на суде мог раскрыть информацию, связанную с участием в этом деле иностранных граждан по фамилии Рувье и Шнейдер, которые хорошо заплатили Отоеву и поэтому выступали только в качестве свидетелей.
Одним словом, дело было закрыто, но только формально. Что же касается неформальной стороны, то дело это стоило того, чтобы Отоев им позанимался. Ему было тридцать девять лет. Жил он на улице Константинова в пятиэтажной хрущевке в уютном двухкомнатном гнездышке вместе с женой. Квартира его, мало того что была невелика, так имела еще один существенный недостаток. Окна выходили во двор и находились прямо над служебным входом в продовольственный магазин, куда каждый день ранним утром подъезжали грузовые машины с продуктами. Словом, было и шумно и тесно.
Была у Отоева еще комната в коммунальной квартире в Лефортово. Но это тайком от жены приобретенное жилье тоже имело два существенных недостатка: нуждалось в капитальном ремонте и выставляло напоказ личную жизнь капитана, так как в квартире было еще несколько комнат, заселенных любопытными старухами и тинейджерами.
С женой Отоеву не повезло.
