— Да, она ждет.
Лавния сидела в кабинете Бейгера за его столиком, подперев подбородок кулачками, и смотрела в одну точку.
— Мама, — подошел к ней Тоник.
Она схватила его руку и прижала к своей щеке.
— Зачем его нежить? — сказал Квинт. — Он мужчина. Он скоро в космосе будет.
Лавния непонимающе посмотрела на Квинта, встала и пригласила всех к столу.
Прощальный ужин не ладился. Веселыми были только Квинт да младший брат Тоника. Они сразу нашли общий язык. Квинт, захлебываясь, болтал о разных пустяках, не стесняясь хохотал, не забывая при этом подцеплять вилкой самые аппетитные кусочки баранины.
Незадолго перед уходом я отозвал Лавнию в сторонку.
— Я уже вам говорил и еще скажу. Не теряйте надежды. Пусть мы улетим, но только вот что: вы еще увидите и Тоника и Бейгера. Как, каким образом, я совершенно не знаю, но мне это подсказывает чутье. А я ему верю так же, как верю, что на Землю еще будут падать метеориты. Испытано уже.
— Если бы так, — вздохнула Лавния.
— Оно так и должно быть. Верьте! Не хороните мужа раньше времени.
С наступлением темноты мы распрощались и покинули гостеприимный дом.
— Береги себя, сынок! — раздалось вдогонку традиционное материнское напутствие.
Все было проверено окончательно, и мы стали собираться в дорогу. Кузов машины сняли, на его место на специальных подставках закрепили спущенную с крыши кабину и осторожно, чтобы не разбудить соседей, начали носить оборудование: иразеры, инструмент, материалы, запасы воды и продовольствия. Квинт через люк принимал груз и по схеме размещал его в кабине. Кое-что, для сохранения центра тяжести, клал в машину.
Соседей все же разбудили. Тетя Шаша потихоньку выглянула в коридор, когда я нес скафандр. Увидев меня одного, она осмелела и вышла в наспех накинутом халате.
— Фил! Слушайте меня. Чтоб завтра же коридор был побелен! Слышите? Побелен. Завтра же! Это вы всегда грязь разводите. Сначала один разводили, потом этот, похожий на манекен, квартирант появился, потом еще один, почти мальчишка и, наконец, еще один в этом дурацком колпаке. Хватит! На вас не набелишься.
Конечно, я мог бы сказать «хорошо» и не побелить. Ищи меня завтра. Но я не такой и поэтому решил организовать побелку сейчас же.
— У вас извести не найдется?
— Чего-о? А кисть вам не нужна? С палкой?
— И кисть тоже, и если можно — две.
Тетя Шаша соображала минуту, другую, потом решительно пересекла коридор и подала знак смиренно стоявшему за дверью дяде Коше. Вмиг известка и кисти были вынесены. Подошли Тоник с Квинтом, я дал команду, и мы принялись за дело. Через час коридор сверкал чистотой. А еще через пятнадцать минут мы сидели в машине.
Жалко было оставлять ядроскоп и с собой не возьмешь: слишком громоздок. Шар с законсервированным атомным взрывом пришлось взять. Куда ни спрячь, люди со временем его обнаружат и найдут способ вскрыть. Тогда катастрофа будет неизбежна.
Шла последняя минута. Я мысленно прощался с родными местами.
— Этот маленький баллончик в ногах мне мешает, — сказал сидевший на заднем сидении Тоник. — Возьму его на колени. Вы не слышите, где это свистит? Надо, наверное, вентили при….
— Слышим, — ответил Квинт. — Это вон в мастерской фланцевое соединение воздух пропускает.
— Как устроился, Тоник? — спросил я. — Удобно? — Никто не ответил.
— Тоник, слышишь?
Я повернулся. Его не было. А ведь только что здесь сидел.
— Он куда-то спрятался, — предположил Квинт. — Ему пошутить захотелось.
Нет, он не спрятался и не ушел никуда. Я уже догадался. Неприятно защемило в груди. Я перегнулся через спинку сидения и достал баллончик. Так и есть.
— Вот что, Квинт. Надо крепиться и слезы не распускать. Полетим вдвоем.
— Он испугался? Сбежал?
— Во сто крат хуже, — я вышел из машины. — Тоник думал, что свистит вентиль баллончика и хотел прикрыть его. Слышал, как он сказал: «Надо при…» — на полуслове оборвался. Но вместо того, чтобы прикрыть вентиль, он по ошибке открыл его. А в баллончике — нуль-пространство. Оно обволокло Тоника, и никто в мире не знает, где он сейчас.
Квинт начал было причитать. Я одернул его.
— А ну, прекрати!
— Но как же, Фил. Наверное, наш Тоник будет летать с клопомухой. С клопомухой! Может, и рядышком. Разве это допустимо?!
— Баллончик опорожнился полностью, и «ничто» надежно окутало его. Оно не рассеется. А если и рассеется, то где-нибудь за пределами солнечной системы. Успокойся. Мне самому тяжело. Мы же мужчины.
— Лучше бы я был женщиной. Я бы поплакал. Но я мужчина и молчу. Я фараон…
Стоит ли о происшедшем рассказывать Лавнии? Это известие убьет ее. И я взял на свою совесть грех. Скрыл.
Я считал себя единственным виновником случившегося. Но как ни горюй, как ни печалься, что случилось, то случилось. Слезами горю не поможешь. Я встряхнулся.
— Пусть нас не сломит несчастье. Крепись, Квинт. Полет не отменяется. Почтим память Тоника молчанием.
Но в глубине души я не верил, что мы потеряли Тоника навсегда. Мы еще встретимся!
Окинув прощальным, немного грустным взглядом родные места и помянув добрым словом соседей, я рванул рычаг на себя.
Вот и полюс. Наша конечная остановка. Теплой одежды не было, и поэтому еще перед Полярным кругом мы сделали остановку и облачились в скафандры, которые оказались кстати.
На полюсе без лишних разговоров подкрепились всухомятку паштетом из печени и приступили к операции по замедлению времени в кабине. Делали все не спеша, осторожно, обдуманно. Искривив в закрытой кабине поле тяготения, я создал в ней такой же напряженности поле антитяготения. Раздался щелчок: произошла аннигиляция гравитонов с антигравитонами. Рожденные утяжеленные времятоны двинулись по кругу. Время замкнулось.
Взяв точный хронометр и сверив его с хронометром Квинта, я залез в кабину и встал у стенки. Прошло пять минут. Дал знак Квинту показать его часы. Смотрю, прошло десять минут. Тогда я встал чуть ближе к центру. Не простоял и минуты, как Квинт дает понять, что он устал и проголодался. Я подошел к нему. Оказывается, уже прошло восемь часов. Квинт пригласил меня обедать.
— Только что завтракал, — не подумав, ответил я, и тут же поправился. — За эти часы ты безусловно проголодался. Для меня же они пролетели минутой, и я еще сыт от завтрака.
— Хорошая экономия.
Он уничтожил мою порцию.
— Попробую встать ближе к центру, — сказал я и направился к кабине. Квинт меня окликнул.
— А может, вдвоем встанем?
— Ни в коем случае. Еще неизвестно, во сколько раз у центра замедлено время, поэтому вполне возможно, что выйдем с тобой лет через пятьсот. Следи за мной, но не очень-то торопись. Выжидай.
Я быстро подошел к центру и почувствовал зуд за ухом. Только успел почесать, как Квинт оттянул меня и оттащил к стенке.
— Что случилось? — встревожился я.
— Ничего, просто надоело выжидать среди этой унылой пустыни. Неделя на исходе, как ты здесь стоишь. Не спишь, не ешь. Я не очень-то торопился, а надоело мне. Скучно.
Подумать только! А я еще сыт от завтрака. Я извинился, что заставил так долго ждать себя. Квинт покачал головой.
— Целыми днями не схожу с места, все наблюдаю за тобой, а ты как неживой. Как подошел к центру, так и застыл. Глаза неподвижные, не дышишь. Статуя. Пять суток поднимал руку к уху и всю неделю чесался. Мне страшно стало, машу тебе, а ты не видишь. Вот и пришлось потревожить.
Я похлопал Квинта по плечу.
— Время, время винить надо. Однако пора вылетать. А машину, пожалуй, спрячем.
В двух километрах от кабины мы нашли глубокую расщелину, спустили в нее машину и завалили льдинами.
Поудобнее устроившись в мягких складных креслах, мы начали подъем. Я медленно гравитопреобразователем создавал напряженность поля антитяготения. Кабина строго по вертикали покидала землю. Высотометр отмечал высоту. Двести метров, километр, сто, двести пятьдесят… стоп! Я повернул ручку назад и уравновесил напряженность полей. Черный мрак космического пространства окутал нас. Вообще, неприятное ощущение. Завесив стенки кабины зеленым шелком, мы решили хорошенько отдохнуть, чтобы потом со свежей головой приступить к заключительной, самой ответственной операции — установке иразера.
В расчет брались тысячные доли угловой секунды и никаких отклонений. Устанавливали его под кабиной четыре часа, измеряли и регулировали столько же, пока полностью не убедились в правильности и надежности установки. Теперь со спокойной совестью можно трогаться в путь. Скафандры сняли, привели себя в порядок, для формальности проверили систему обеспечения дыхания и приготовились к старту.
Чтобы можно было управлять иразером из космических глубин, его нужно снабдить собственным полем тяготения. Поэтому напряженность поля тяготения я несколько уменьшил. Теперь Земля стала притягивать иразер. Он будет падать на нее со скоростью один сантиметр в год и за пятьдесят лет опустится на полкилометра. Но я думаю, к этому времени мы вернемся.
