Как видите, «эпическая битва» под Крутами нашла свое завершение в прерванной пьянке «свидомых» патриотов. Что и следовало ожидать.
Знаете, Чехов когда‑то с иронией написал: «Хохлы упрямый народ; им кажется великолепным все то, что они изрекают, и свои хохлацкие великие истины они ставят так высоко, что жертвуют им не только художественной правдой, но даже и здравым смыслом»[110].
Так вот, «великие истины» украинства очень редко имеют хоть что‑то общее с самым элементарным здравым смыслом. Более того, «свидоми» вожди украинства почему‑то предпочитают откровенный бред возводить в культ и поклоняться ему ако идолу. И миф об «исторической битве под Крутами» — это фрагмент как раз того бреда, которому лицемерно поклоняются вожди украинства и, главное, пытаются его навязать всем в качестве какой‑то невероятно высокой морально‑национальной сверхценности.
Ну хорошо… Давайте закончим с мифом о Крутах… Если я не ошибаюсь, вы остановились на теме «наших» в Гражданской войне.
Да. Так вот… С Центральной радой все понятно. Где еще были «наши» с точки зрения украинской официальной идеологии? Конечно же, в рядах бандформирований бухгалтера Петлюры. Они ведь боролись за «вильну Украйину»! Вот только представляли собой петлюровцы в своей массе анархический сброд, с военной точки зрения не имевший существенного значения. Их поочередно гоняли по всему Юго‑Западному краю то красные, то белые. Презрение они вызывали как у тех, так и у других. Сам Петлюра постоянно находился в «творческом поиске», не зная, к кому присоединиться. Когда же он все‑таки определился и предложил союз большевикам, то те его проигнорировали. Было уже поздно, поражение Вооруженных сил Юга России стало вопросом времени, и петлюровские банды им были уже не нужны.
Еще остаются вооруженные отряды разгромленной поляками Западно‑Украинской Республики. Но тут тоже произошел конфуз. Бросив Петлюру, они присоединились к армии Деникина, которая, как известно, боролась за единую и неделимую Россию.
Так что же у нас остается‑то? А вот как раз и остаются Вооруженные силы Юга России, на 75 % укомплектованные малорусами. Вот где были на самом деле «наши», если уж действительно их искать в те годы!
А теперь представьте ситуацию… Великорусская государственность пала под тяжестью дворцовых интриг, разложения правящей элиты, мощного воздействия… ну, скажем так, «внешнего фактора». В стране нарастает хаос и анархия. Затем в течение считаных месяцев по всей Великороссии власть захватывает транснациональный революционный клан большевиков. Любое сопротивление жестко подавляется. После поражения генерала Корнилова все, кто решил продолжить борьбу за русское дело, бегут на юг России. Именно там формируется главная антибольшевистская сила — Добровольческая армия, а затем Вооруженные силы Юга России. И формируются они большей частью из малорусов. Понимаете, о чем я? Когда под ударами внешних и внутренних врагов пала великорусская державность, на защиту Руси и русскости встали малорусы! Именно на их долю выпал самый трагический и кровавый период борьбы как с иностранным украинством, так и с иностранным большевизмом.
Н‑да… В общем‑то все очевидно, если задумываться над фактами.
Мы создавали Российскую империю общими усилиями, платили за нее своим потом и кровью. Это был наш общий дом, и малорусы никогда не были в нем чужими. «Свидоми» не устают рассказывать сказки о том, как русские угнетали «украинцев» и как те адски мучились под этим гнетом, но при этом они почему‑то молчат о том, что Россия никогда не знала малорусских, антироссийских восстаний, никогда не знала малорусско‑великорусских конфликтов. Как писал в свое время украинофил Костомаров, «малорусы же никогда не были покорены и присоединены к России, а издревле составляли одну из стихий, из которых складывалось русское государственное тело»[111]. Тюрьмой для нас была Речь Посполитая, но она заплатила за это страшную цену.
Для чего я так много рассказал о вкладе Западной Руси в общерусское дело? Да для того, чтобы наглядно показать ее творческий потенциал, который сейчас задавлен мертвым проектом «Ukraina». Если мы не вернемся к себе, к своей природе, к своей сути, если мы не вернемся к своей русскости, к Руси, мы обречены влачить жалкое существование сельских хохлов‑салоедов. Только новый проект «Русь» позволит нам преодолеть привитую нам украинскую ограниченность и ущербность!
Хорошо, вернемся к основной сегодняшней теме, к культуре.
Да. Конечно. Так вот… Говорить о какой‑то цельной, самобытной, оригинальной культуре высокого стиля на территории как Малороссии, так и Великороссии до XVIII века просто не приходится. Ее появление было связано с возникновением империи и представляло собой универсальное, общерусское явление. Очевидно, при других условиях она в лучшем случае проявила бы себя в качестве некоего конгломерата сугубо провинциальных, сельских, этнографических феноменов, ориентированных на подражание европейским универсальным образцам.
Насколько я понимаю, именно XIX век стал началом зарождения действительно украинской культуры?
Не культуры, а литературы. И не «украинской», а украинофильской.
Поясните.
Не секрет, что именно XIX век подарил Европе мифологему национализма. Революционная Франция, истребив королевскую династию и большую часть аристократии, заменила христианскую идеологию «монарха‑суверена» просветительской идеологией «нации‑суверена». Из европейских антропологических мифологем того времени в творческих муках родилась идеология расизма и национализма, от умеренного культурологического до радикального политического. Именно тогда в образованных кругах Европы стало модно рассуждать о расовых и национальных отличиях. Причем антропологические теории постепенно уступили центральное место политическим доктринам и философским концепциям. Через взаимоотношения рас и наций начинает трактоваться смысл и предназначение истории, а также свойства и качества отдельного индивида.
Как вы понимаете, культурная и образованная общественность России не могла не подхватить модные европейские идеи. На малорусском грунте интеллектуальные завихрения европейцев воплотились в идеологию отдельной малорусской нации, языка и культуры.
Начиналось все очень безобидно. С фольклорных изысканий и этнографических исследований. Однако потом благодаря изобретательному уму польской шляхты, мечтающей о новой Речи Посполитой, тихие культурологические забавы малорусских интеллигентов плавно переросли в подрывное политическое движение сдвинувшихся «по фазе» фанатиков. Неожиданно в глазах этих людей этнографические особенности селян Юго‑Западного края России превратились в самую древнюю и уникальную культуру, а малорусские села и хутора вдруг раздулись до масштабов самостоятельного государства и даже великой империи.
В первой четверти XIX века появились первые т. н. «украинофилы». Об «украинцах» еще тогда никто ничего не знал. Это лишь к концу вышеуказанного столетия политическое движение «украинофилов» резко трансформировалось в отдельную нацию «украинцев».
Чтобы не быть голословным, процитирую одного из вождей тогдашних украинофилов — Николая Костомарова, который в 1880 году в своей статье «Украинофильство» четко разъяснил суть данного явления.
«Украинофильство» (окрещенное таким названием только в прошлом десятилетии) явилось стремлением некоторых малорусов писать на своем родном наречии и, вместе с тем, изучать богатую сокровищницу народной поэзии. Оно показалось на свет в первой четверти текущего столетия появлением там и сям немногочисленных малорусских сочинений и, возрастая хотя медленно, но постепенно, расцвело в Харькове в 1830 и 1840 годах, сосредоточиваясь в кругу молодых университетских людей, потом перешло в Киев, а по основании Новороссийского университета коснулось и Одессы»[112].
Костомаров, можно сказать, с пеной у рта уверял своих читателей, что «украинофильство» преследует лишь просветительские и культурологические цели, а к политике, и тем более сепаратизму, оно вообще никакого отношения не имеет. Более того, как он заявил, «если бы существовала у кого‑нибудь такая мысль [отделения Малороссии от России. — А.В.], то она была бы в одинаковой степени нелепа, как мысль о самобытности всякого удельного княжения, на которые когда‑то разбивалась Русская земля в удельно‑вечевой период нашей истории; но едва ли бы такая мысль могла найти себе долговременное пребывание в голове, не нуждающейся в помощи психиатра»[113].
Судя по всему, с психиатрической помощью в России того времени все‑таки было не очень хорошо. Последующие события наглядно показали, что либо Костомаров был крайне наивен, не зная, чем является, по сути, на тот момент украинофильская секта, либо он просто нагло лгал.
