Вилка в пальцах Демона вращается, опускаясь зубчиками вниз.
Ну, хватит, всё!
Вытягиваю эту вилку. И схватив бокал, выплескиваю красное вино в лицо Родиону. Вздрогнув, зажмуривается и затыкается. Медленно облизывает вино с губ.
— Это Dalva Porto, Родион. И оно стоит гораздо дороже тебя. Вон отсюда, ничтожество.
— Распустил ты эту суку, братец! При мне она рта не открыва…
Дэм сбоку смазывает ему кулаком по зубам. Вскрикиваю от неожиданности. Родион слетает на пол. Дэм встаёт, вытирая руку салфеткой, бросает на стонущего Родиона.
— Уберите эту пьянь! Он испортил нам ужин, — цедит он подбежавшей охране.
Подаёт мне руку. Демонстративно, не без удовольствия, я переступаю через Родиона, вдалбливая каблук возле его лица, он испуганно дёргается.
Мы уходим. Перед нами извиняется администратор. Дэм кратко уверяет его, что никакого скандала не будет.
— Всё нормально. Претензий нет.
Мы спускаемся в лифте вниз. Я обнимаю его, чувствуя, как рвётся из него зверь, жаждущей расправы. Желваки на его лице играют.
Но меня и саму всю переворачивает, я не могу найти в себе умиротворения, чтобы поделиться им. Опускаю взгляд на свою руку, разглядываю гнутую вилку.
Я её все-таки воткну!
— А у тебя же две жены, Демон мой. И одну он не знает…
Переводит на меня взгляд, зрачки расширяются.
— Гениально. С обеими повезло!
Глава 36. Отъезд
Брат собирает вещи в сумку.
— Как же мне не нравится эта идея!
Нервно хожу по комнате из стороны в сторону.
— Нормальная идея, — искоса поглядывает на меня Тиша. — Не факт что будет шанс лучше.
— Это риск!
— Какой риск? По паспортам чужим летим. В лицо меня никто уже не узнает.
Тиша сильно изменился, это правда. Неожиданно и быстро повзрослел, словно с нашим возвращением позволил себе это — выглядеть на свой возраст. Даже старше стал выглядеть, как девушка появилась.
Надо было лететь мне, но как малышей оставить? Марк в больнице, я каждый день туда… Варя еще на груди.
— Не переживай, ладно? Мы же нигде светиться не будем. Зайдем с болота Петрика, как охотники. Нас даже наша охрана не увидит. Они же шахту охраняют. А жила дальше идёт.
— Ты хотя бы помнишь?
— Я всё помню, Злата. Каждую тропинку.
Мы их вдоль и поперёк в детстве облазили с отцом. Только на болота меня не брали. А Тиша ходил на уток с папой.
Тихон складывает небольшой новый арбалет. Какой-то особенный. Очень крутой и дорогой, почти как машина. Попросил у Демида. Тот его балует, в таких вещах не отказывает.
— Зачем тебе с собой-то?
— Поохотимся, раз уж идём. Где я ещё постреляю в живую мишень? А с ружья громко, да и не даст мне никто…
— Ну, какая охота, Тиш?! — хватаюсь я за голову. — Утки ещё не прилетели.
Разбирает арбалет на несколько частей. Раскладывает в два пакета. Заворачивает и кладёт в разные части рюкзака.
— На тетерева… глухаря…
Оружие меня нервирует. Тиша, наоборот, его фанат.
Это всё из-за того, что нас как детей не смогли защитить. И он хочет защищать себя сам. Поэтому увлекается стрельбой и постоянно тусуется с охраной, учится рукопашке.
Мне плохо от того, что он зациклен на этом. Но Демид говорит, что как только он будет уверен в своей состоятельности, то успокоится и мешать ему сейчас не надо. Для парня это хорошие увлечения.
— В самолёт не пропустят!
— Он же композитный, — ухмылка. — Металлоискатель его не увидит.
— Тиша, от Дэма с Максом ни на шаг. В усадьбу нашу не ходите. В посёлок тоже не выходите. Дагиевых, конечно, ненавидят. Но… У Петрика переночуйте и обратно.
— Да ты уже десять раз сказала! — фыркает он. — Поняли мы! Где мои документы?
— У Демида.
Взъерошиваю его шевелюру.
— Я тебя очень люблю! — обнимаю его сзади. — И боюсь за тебя.
Гладит по предплечью.
— Да нормально всё будет! Сама посуди, нереально нас там поймать, если специально не охотится. Да и то…
Да, леса там сложные, случайных людей не бывает. На наши земли даже охотники особо не ходят. Зверья там на удивление мало. Змеи одни!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А сама местность каменистая, холмистая, кусты, ели и валежник… Да и кровавая она. А люди у нас суеверные. И не сезон для охоты… Уговариваю себя.
Отдаю Тише небольшой пакет со специями, хорошими цукатами и сигаретами.
— Петрику подаришь. В благодарность.
Не любит он к людям выходить. Последний раз появлялся, когда меня ранили. Обещал, что Дагиевы за всё заплатят. И я очень надеюсь, что он пойдёт на сделку с моим мужем.
— Скажи, я просила вас сопроводить. От всех Ольховских просила. Как дойти до его землянки помнишь?
— Да помню я! Ну чего ты?… И я сам от Ольховских его попрошу. Я же не маленький.
— Ладно, — вздыхаю.
Иду к нам, в комнату напротив. Сворачиваюсь клубочком рядом с рюкзаком Демида, стоящим на кровати.
Ощущение такое… Словно в груди дыра! Страшно.
— Не надо ехать, — закрываю глаза. — Давай, как истощенный продадим. Это все равно будут неплохие деньги.
— Надо. Зачем Тихона наследство кому-то дарить?
— Это риск!
— Риск есть всегда. Невозможно прожить в ракушке. В этом случае он сведён к минимуму. Мы всё просчитали.
— Дождись, пока я смогу поехать. Не надо Тишу туда.
— Прекрати! Я за него отвечаю.
— Обещай мне, что будет всё именно так, как мы проговорили. Ни шага в сторону! Никаких контактов с Дагиевыми и их сворой!
— Конечно. — ложится рядом, обнимая меня сзади.
— Я с тебя за него спрошу, Дэм. Я не прощу ни тебе, ни себе, если что-то…
— Всё.
Гладит по волосам.
— Мы их накажем. Обещаю тебе. Но без риска для детей и для нас. Опосредованно. Не волнуйся. Мы будем всё время на связи.
— Мне кажется, ты не понимаешь, куда едешь. Какая связь, Дэм? Там только на холмах ловит и то через раз. Там же руда… Вышки далеко. Сигнал слабый.
— Прорвёмся! — разворачивает меня к себе. — Ты будешь скучать?
— С ума буду сходить.
— Хорошо, — моргает удовлетворённо ресницами. — Скажи, что любишь меня. И у меня всё получится.
Я так редко ему это говорю.
С инициативой у меня плохо получается. Он такой… властный. Всё сам берёт! Сам говорит! Мне свои пять копеек и вставить некуда. Мне хорошо в его власти. Но иногда надо и самой.
Изучаю его лицо пальцами.
— Очень люблю, — шепчу ему.
— У нас есть ещё минут двадцать.
И мы целуемся. Он редко нежничает, чаще горячий, страстный…
Но сейчас его прикосновения невесомы, поцелуи ласковые. Пальцы наши сплетаются.
— Дэм? — заглядывает брат. — Ой…
Прикрывает немного дверь.
— Мы опаздываем! — чуть громче напоминает из-за неё.
Поцеловав последний раз, Дэм поднимается.
Забирает рюкзак, выходит.
— Тихий… Стучаться надо. Взрослый же, соображать уже должен! — отчитывает его.
Прячу лицо в подушку. Закрываться надо! Все время забываем.
Голоса отдаляются.
Подскакиваю на ноги, бегу следом за ними. Они в детской, тискают довольную Варю.
— Маму слушаться! — носит её на руках Демид. — Мы скоро вернёмся.
Она по-хозяйски пытается укусить его за челюсть.
— Папа! Дай…
— Что ж тебе дать?
Варя достаёт из его нагрудного кармана маленький ежедневник.
— Папа? — заглядывает ему в глаза.
— Ладно, забирай.
— А ты как же без него? — беспокоюсь я.
— Новый он, другой куплю.
Отпускает Варю на пол.
Мы с Ниной Андриановной провожаем их на крыльце.
— Ну-ка успокойся, — ворчит бабушка. — Не на войну едут.
— Для меня на войну. Там стреляют.
— Везде, Злата, стреляют. Здесь тоже.
Это правда, да.
Смотрю, как они садятся в машину у ворот.
— Ой, что-то нехорошо мне. Голова кружится, — обнимаю тонкую колонну на крыльце, прижимаясь к ней лбом.
— Не беременна часом?
— Да нет… Ой! — подпрыгиваю я. — Таблетку выпить вчера кажется забыла с этой их поездкой.
