мы должны ему открываться и говорить, что они всегда могут обращаться к нам с подобными вопросами. Прежде чем ответить, установите зрительный контакт, поблагодарите ребенка за то, что тот хочет убедиться, в порядке ли вы, а затем объясните, что происходит, подбирая самые простые слова. Скажем, вам только что сообщили плохие новости, касающиеся вашей работы, и вы не получили повышения, к которому стремились. Абсолютно нормально рассказать своему ребенку, что вы рассчитывали получить на работе награду за свой труд и зарабатывать больше денег, но узнали, что у вас не получилось добиться желаемого, поэтому вы грустите. Детям не свойственно критиковать других так, как это делают взрослые, поэтому нам следует использовать это в своих интересах. Дети просто хотят знать, что с нами происходит и имеют ли они какое-то отношение к тому, из-за чего мы расстраиваемся. Если вы коротко объясните ситуацию простыми словами, то тем самым не дадите ребенку перенять ненужные ему негативные эмоции.
Что, если я буду вымещать свой гнев на ребенке?
Поверьте, так поступаете не только вы, и я не собираюсь никого осуждать. Каждый из нас время от времени срывает злость на ребенке. У нас случается плохой день, вечер все только усугубляет, а в итоге мы кричим на своих детей. С нами много всего происходит: мы можем испытывать стресс из-за финансов, переживать развод или просто плохо себя чувствовать. Что бы ни было причиной, нам следует извиниться перед ребенком. Я знаю, что это может показаться странным, но да, мы можем извиняться перед своими детьми, когда даем выход своему гневу за их счет. Расскажите ребенку, что произошло и почему это вас расстроило, пользуясь советами, которые я написала, отвечая на вопрос выше. Скажите ему, как вы сожалеете, что накричали на него. Будьте честны, говоря о причинах своего поступка. Спросите ребенка, понимает ли он вас и принимает ли ваши извинения. В данном случае не стоит предлагать ребенку подарок или лакомство, даже если вам захочется это сделать, чтобы помириться. Лучшим способом сгладить негативные эмоции станет ваш выбор стараться не допускать подобного в следующий раз. Когда вы извиняетесь, вам следует убедиться, что извинение сопровождается эмоциональной поддержкой, обсуждением и пониманием, а не только тем, что можно купить и подарить.
Не слишком ли много я рассказываю своим детям?
Раз уж мы выяснили, как полезно говорить своим детям, что именно мы чувствуем, и объяснять, почему мы на них накричали, нам следует обсудить и границы в общении с ребенком на подобные темы. Нашим детям следует знать лишь о том, что может оказывать влияние на них самих и на их отношения с нами. Это означает, что в случае слишком бурного проявления эмоций в присутствии детей вам следует коротко объяснить, почему так случилось, не вдаваясь в подробности. Дети — это не близкие друзья, и выстраивать такие отношения крайне деструктивно. Если нам хочется выпустить пар и обсудить произошедшее, нам следует обратиться к близкому другу или найти психотерапевта. Если мы будем общаться с детьми как с равными или как со взрослыми, мы тем самым вынудим их и поступать по-взрослому, украв у них право продолжать быть детьми. В психологии такое явление называется парентификацией, и это совсем не то, что стоит передавать из поколения в поколение. В целом надо разговаривать с детьми открыто и рассказывать о своих эмоциях, огорчениях и отношениях с ними, чтобы они понимали, что тоже могут открыто разговаривать обо всем этом с вами. При этом следует быть внимательными в том, что касается эмоциональной поддержки: к детям мы за ней не должны обращаться, как и рассказывать им обо всех своих проблемах. Такие отношения между родителями и детьми нельзя назвать здоровыми.
Существует ли межпоколенческая травма в моей семье?
Если вы по-прежнему не уверены, сталкивались ли вы с межпоколенческой травмой или нет, прочитайте историю ниже — возможно, она поможет вам с этим разобраться.
Я задумалась, не могли ли мои психические расстройства быть мне переданы по наследству. Я вспоминала, как моя мать говорила: «Иногда я просто хочу съехать с этого моста», но чаще она это говорила только для того, чтобы получить, что ей было нужно, и заставить меня жалеть ее. И я решила, что это не могло быть связано с тем, что я испытываю, поэтому в моем случае нет речи о передаче травмы. А потом — бам! Я обнаружила кое-что интересное, о чем не знала раньше. Я уверена, что у моего отца было ПТСР, но я этого не понимала. В детстве он болел полиомиелитом, и не один раз, а дважды. Он провел много времени в детской больнице Shriners. Как-то я поинтересовалась у него, что он чувствовал в то время, а он ответил, что ему было очень сложно заводить новых друзей, а затем видеть, как они умирали. Он рассказал о своем лучшем друге: они всегда вместе отправлялись в процедурный кабинет, где им ставили капельницы, и всегда устраивались рядом. А потом моего отца привезли на инфузионную терапию, а его друга — нет. Именно так он и узнал, что [его друг] не справился с болезнью. А 50 лет спустя или около того мы с сестрой привезли отца на его первый сеанс химиотерапии. Я должна была быть вместе с ним во время процедуры, а моя сестра взяла на себя решение всех вопросов с документами. Папу разместили в палате с большими креслами (похожими на те, в которые усаживают при заборе крови), мы разговаривали, ожидая, когда медицинский персонал произведет все необходимые манипуляции. Я взглянула на отца и поняла, что он пребывает в состоянии оцепенения. Я несколько раз позвала его: «Папа», но он не реагировал. Затем я сказала: «Пол», тогда он осмотрелся по сторонам, потом взглянул на меня, и из его глаз полились слезы. Мне было 23, и я впервые видела, как он плачет, а потом у него случился нервный срыв. Он умолял меня увезти его домой, и я помогла ему уехать из больницы. В тот день он так и не смог пройти химиотерапию. Нам пришлось через несколько дней отвезти его еще раз, но уже в другую больницу — там процедуру проводили в палате, где он мог бы быть один.
В тот вечер, когда мы остались дома вдвоем, я спросила отца: «Что сегодня произошло? Я никогда не видела, чтобы ты плакал или так паниковал». Он
