— Дача записана не на меня, так что здесь все чисто. У нас есть как минимум день. Я за это время постараюсь что–нибудь придумать. В любом случае, больше нам с тобой деваться некуда.
— А если они сейчас нам на хвост ментов посадят?
— Не успеют. Осталось всего ничего. Километров через пять повернем, а дальше по поселковой дороге поедем — там никого сроду не было.
— А как же тогда нас могут вычислить?
— Преследователи доложатся, где нас упустили. Наверняка эта информация уже дошла до ближайшего поста ГАИ. Менты станут нас ждать, но не дождутся. Значит, мы свернули где–то раньше. Вот этот участок, между мини–веном и гаишным постом, и будут шерстить. Вариантов там не то чтобы много, но хватает. День в любом случае есть. А скорее всего, даже немного больше… Черт, ну и вляпался же ты из–за своей упертости…
До дачи они добрались без приключений. Транспорта на проселочной дороге было немного, и заподозрить кого–то в преследовании просто не находилось повода. По пути они миновали множество дачных участков, заброшенных полей и колхозов. Чем дальше автомобиль удалялся от городской черты, тем спокойнее становилось на душе у Володьки. «И чего Алексей так волновался, считая, что у них не больше одного дня, ведь чтобы обследовать все места только на этой дороге уйдут недели?» — подумал юноша.
Дом Алексея находился в глуши, рядом с лесом. Выйдя на улицу, Володька с наслаждением вдохнул свежий воздух и опустился на траву. Дорога отняла слишком много сил, да и нервное напряжение последних дней давало о себе знать. Алексей открыл калитку, вошел в дом и зажег свет. Затем они вместе с Володькой уложили в кровать его маму, а сами вышли на улицу.
— В общем, посиди здесь пока, — сказал Алексей. — Я попробую что–нибудь придумать. Надеюсь, получится. Кстати, где пленка с компроматом?
— У меня с собой.
— Давай. Постараюсь сговориться с людьми губернатора.
— А у тебя есть на них выходы?
— Найду.
— Черт… ну ты точно меня не сдашь? Ведь если у тебя будет кассета, во мне уже отпадает необходимость…
— Ты дурак что ли?
— Прости, Лешка. Просто не знаю, кому верить… Совсем запутался…
— Ладно, все в порядке. Сиди здесь и не высовывайся из дома. Ни на улицу, ни в магазин. Продуктов в холодильнике на первое время хватит. Мобильник выруби и никому не звони. Вроде все… В общем, давай, держись. Я за тобой скоро приеду. Надеюсь, с хорошими новостями.
— Спасибо, Лешка! Не понимаю, почему ты так стараешься ради меня?
— Потому что мы в ответственности за тех, кого приручили.
— В смысле?
— Потом поймешь. Да, и вот еще что. В кладовке лежит ружье. На самый крайний случай. Сообразишь, как пользоваться?
— Надеюсь, не понадобится…
— Я тоже. Но на всякий случай. В общем, давай. Счастливо!
Обнявшись с Володькой, Алексей сел в машину и поехал обратно в Москву, а юноша еще долго стоял возле дома, провожая взглядом автомобиль. Теперь он остался практически один и мог рассчитывать только на себя…
***
Как только Дмитриев позвонил и ввел его в курс последних событий, Соловьев не на шутку разволновался. Он был уверен, что у мальчишки хватит ума не лезть в это дело. И его слова в горячке о каком–то там оставшемся компромате Александр даже и не думал воспринимать всерьез. А тут вдруг такое! «Вот дурак, — подумал Соловьев, — чего он хотел добиться»! Мысли о собственных проблемах моментально отошли на второй план. Парня надо было спасать. В конечном итоге, именно Александр впутал его в это дело и чувствовал за судьбу юноши ответственность. Если с Володькой что–то случится, он просто не сможет себе этого простить. За душой и так накопилось достаточно грехов, но нынешний, безусловно, может стать самым тяжелым…
Схватив телефонную трубку, Александр набрал номер Красницкого.
— Здравствуйте, Анатолий Аркадьевич, это Соловьев.
— Слушаю тебя.
— Помните, паренек у нас был, готовивший программу про Полищука?
— Ну и что?
— Он в беду попал. Губернатор его прижимает.
— Плевать!
— Ну как же! Вы ведь его рекомендовали. Он ведь не чужой вам человек!
— Я не собираюсь портить отношения с людьми из–за сына горничной! Это просто смешно!
— Но он нуждается в помощи!
— А кто в этом виноват, кроме него? Сам вляпался, сам пусть и вылезает. У меня полно дел!
«Вот сволочь!» — крикнул Александр, бросив трубку. — Кому же еще позвонить? Разве что Ладыгину. У него ведь есть связи на самом верху.
— Добрый день, это Соловьев!
— Да, я узнал.
— Василий Иванович, у нас паренек есть один — Володька. Ну вы ведь помните его программу про губернатора.
— Такое не забудешь. Чуть не погорели все из–за этого шоу.
— Его хотят убрать. Нужна ваша помощь.
— Ну а я‑то здесь причем?
— У вас ведь есть знакомые в Кремле. Вы можете попытаться как–то разрулить ситуацию через них и…
— Послушай, Саша. Во–первых, он наш бывший сотрудник, а значит, не имеет к нам ни малейшего отношения. Во–вторых, его по–хорошему предупреждали. Он не понял. Так что сам виноват.
— Он готов отдать кассету. Только помогите.
— Нет, Саша. Уже слишком поздно.
— То есть?
— По моим данным, на него уже дали отмашку.
«Откуда вы знаете?» — хотел было произнести Соловьев, но сдержался, поняв, что Ладыгин все равно не скажет. Вместо этого он задал другой вопрос:
— Но ведь можно это как–то отменить. Он готов к сотрудничеству.
— Поздно, Саша. И вообще, не парься на этот счет. Это не твоего ума дело. Все.
Александр откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Володька пришел к нему в кабинет таким робким и забитым, зато в дальнейшем проявил себя настоящим мужиком. Он решился на то, на что у Соловьева никогда не хватило бы духу. И пусть двигала им исключительно глупость и наивность, — какая разница? Это взрослые люди могут спокойно разложить все по полочкам и принять решение, а юности свойственна горячность, и как жаль, что она порой заводит в беду таких ребят, как Володька.
Что еще мог сделать Соловьев, кому позвонить? В последние годы он общался в основном с корреспондентами да Красницким. Влиятельные люди в его в записной книжке, конечно, значились, да вот только знаком с ними Александр был шапочно и просить их помощи в столь щекотливом деле никак не мог. Но даже если он свяжется с ними, разве рискнут они влезть в подобное мероприятие? Нет. Им нет до этого дела, как Красницкому или Ладыгину. Им на все плевать. Они живут в своем тесном мирке, орудуя миллионным состояниями и ручкаясь лишь с равными себе. На остальных они привыкли смотреть свысока, равнодушно. В их мире денег и интриг человеческая жизнь не стоит и гроша. Они уже давно разучились жалеть и сострадать — в том обществе, где они вертелись, это было не в почете…
Но как же больно от этого бессилия, как противно! Ведь Володька верил ему, наверное, даже уважал… А Соловьев вынужден бросить его на произвол судьбы. А что еще остается? Что он может сделать? Схватиться за оружие и отравиться воевать с людьми губернатора? Обратиться в милицию? Подать в суд? Идиотизм! Он и правда ничего не может… Но как часто приходится говорить себе эти слова. Как часто приходится опускать голову и молча наблюдать за царящим вокруг беспределом, утешая себя подленькой мыслью, что ты бессилен!
Схватив стакан со стола, Александр бросил его в стену и грязно выругался. А затем вновь подошел к телефону и позвонил Дмитриеву.
— Леш, я ничем не могу помочь. Красницкий и Ладыгин заявили, что не будут вмешиваться.
— Черт! Ладно, попробую через своих ребят что–нибудь сделать.
— Надеюсь, у тебя получится. Чувствую себя последней скотиной!
— Брось! Ты сделал все, что мог.
— А ты долго планируешь держать его на даче?
— Долго не получится. Место могут вычислить довольно быстро. Завтра его заберу.
— Ладно. Если что — звони.
— Договорились.
***
Попрощавшись с Соловьевым, Алексей связался с Виктором, своим знакомым из ФСБ.
— Привет, это Дмитриев.
— Здорова!
— Слушай, Витя, поможешь мне выйти на ребят, которые заказали Володьку?
— С ума сошел? Нет, конечно.
— Это очень важно. Просто скажи им, что компромат у меня и дай телефон.
— Ты что, решил себя вместо него подставить? Чокнулся? Лешка, эти люди не будут шутить. Если я дам твой телефон, они через пять минут будут знать твой адрес, а через десять отправят киллеров.
— Тогда скажи, что некто из ЛТН хочет связаться по этому делу. Витя, очень прошу.
— Ну и доставучий ты! Я же подставлюсь!
— Как–нибудь анонимно сообщи. Должен ведь быть способ. Мне нужно во что бы то ни стало с ними переговорить. Я хочу спасти жизнь парнишке. Ему нет и двадцати пяти лет. Он совсем зеленый пацан, просто вляпался по глупости.
— Без ножа режешь.
