— Ясно.
Новое место для базы разведчики выбрали в трех часах ходьбы от прежнего. На следующий день, прихватив с собой автомат, Яков отправился в очередной рейд: до встречи с Лугачевым оставалось одиннадцать часов.
Проходя неподалеку от деревни, где жил Лимонов, разведчик услышал отдаленный лай. «Наверное, у хозяйских дворов псы брешут», — подумал Орлов. Но лай усиливался. — «Эге, да тут другим пахнет», — и Яков стал уходить в лес. Шел он быстро, и все-таки лай слышался все отчетливее. Как быть? Яков залег в кустах. Приготовил автомат. Конечно, стрелять не хотелось. Это могло его демаскировать. «Если одна собака, встречу ее ножом». Но на поляну выскочили сразу две здоровенные овчарки и кинулись к нему. Тут раздумывать не приходилось. Разведчик дал длинную очередь, и одна из собак ткнулась носом в землю. Вторая кинулась в сторону и исчезла. Видимо, тоже получила гостинца.
Со стороны карателей прозвучало несколько выстрелов. Палили они на авось, и все же одна из пуль срезала ветку над головой. Положение становилось отчаянным, и тут Яков заметил в нескольких десятках метров большую заболоченную вырубку. Здесь собаки не смогли бы взять след. На всякий случай все время меняя направление, разведчик бежал по болоту без передышки. Наконец, задыхаясь, остановился, прислушался. Лай утих.
Через несколько часов, задолго до назначенного срока, Яков вышел к тому ветвистому дереву, у которого была назначена встреча с Лугачевым. Замаскировался в кустах, откуда удобно было наблюдать не только за дорогой, но и за всеми подходами к сосне.
Теперь у Якова, казалось, больше было оснований не доверять Лугачеву. Кто знает: не он ли пустил по следу карателей. Но трезво поразмыслив над этим, Яков решил, что этот парень вряд ли способен на измену. Скорее всего это дело рук Лимонова. Недаром же он состоит на жалованье в полиции. «Эх, старичок-боровичок, доберусь до тебя…»
Медленно потянулись минута за минутой. Но вот разведчик явственно услышал шуршание шин по дороге. Едет. Да, это Лугачев. Трудно было не узнать его тонкую фигуру, его узкие плечи, на которых мешком висел мундир финского солдата.
Лугачев спрятал велосипед в кустах, отошел в сторону от дороги и уселся возле сосны, беспечно бросив винтовку перед собой. «Ну и солдат, — подумал Яков. — Если у них все такие, тогда неплохо». И он вышел из кустов.
Лугачев поднялся ему навстречу.
— Поздравляю, — сказал Яков. — Наше командование высоко оценило переданные тобой сведения. Что же до твоего брата, то он воюет хорошо и просит передать привет.
— Спасибо. Большое спасибо, — сказал Лугачев.
— Меня не за что благодарить. А теперь выкладывай, что удалось добыть. Да, кстати, не бросай, пожалуйста, винтовку, как будто это пастушеский кнут. Помни, ты теперь выполняешь задания советской разведки и держаться должен как штык. А теперь о деле. С чем пришел?
— Кое-что есть. Вот копии снял с документов, тех, что о действиях полиции, и о расположении гарнизонов данные уточнил. Теперь об агентах. Фамилии их я запомнил.
— Молодец. А как же насчет Ржанских и Сюкалиных?
— Плохо с ними.
— Говори!
— Ржанские, отец и сын, Сюкалин и его родственники приговорены к расстрелу. Мать Ржанского осуждена к каторжным работам. В копии приговора, которую я видел, сказано, что они вели подрывную работу против финских властей.
— К расстрелу? — Якова потрясло это сообщение. — Сашку? Ведь он же совсем мальчик. Гады! Кто же выдал их? — спросил Яков, когда преодолел охватившее его волнение.
— Об этом в документах ничего не сказано.
— Не сказано, говоришь? Все равно найдем. Из-под земли сыщем. Я, понимаешь, не успокоюсь, с этим буду и спать ложиться, и вставать, пока не раздавлю змею. — Яков смахнул с ресниц непрошеную слезу и уже совсем другим тоном заговорил: — А не известно ли, где содержат приговоренных.
— Скорее всего в Петрозаводске.
— Это плохо. Очень плохо. Здесь бы мы что-нибудь придумали с тобой, товарищ Лугачев… Верно я говорю?
— Верно.
— Ну, что ж. Новая встреча через пять суток. Здесь же. — И уже уходя добавил. — Учись у Саши Ржанского родную землю любить. Тогда будешь человеком.
Глава 4 «ПРОЩАЙТЕ, ТОВАРИЩИ!»
Следователь финских оккупационных войск готовился к очередному допросу арестованных. Перед ним на столе лежала папка с показаниями сдавшегося военным властям Зайкова и другие папки с протоколами допросов. Следователь взял в руки одну из них и скользнул взглядом по первому листку, на котором было выведено: «Ржанский Александр, 1923 года рождения», «подозревается в связях с русскими партизанами».
«Подозревается. На этом не построишь обвинения, — подумал следователь. — А показаний одного человека, увы, недостаточно для того, чтобы вынести приговор. Еще хорошо, что в наших судах на оккупированной территории нет защиты, а то любой адвокатишка легко поставил бы под сомнение правдивость таких показаний. Нетрудно получить их от изменника, спасающего, как говорят русские, свою шкуру. Черт возьми, уже два месяца веду следствие, и никто из шести арестованных не признался в преступлениях, перечисленных в показаниях этого Зайкова. И главное, они упорно не хотят назвать тех, кто был связан с партизанами. Фанатики!»
Следователь брезгливо поморщился.
«Приходится прибегать к крайним мерам. Мои друзья в Хельсинки, наверное, перестали бы мне руку подавать, если б узнали об этом. Им-то там хорошо. А здесь попробуй обойдись без крайних мер, если даже женщины и те упорно молчат.
Ведь мы так ничего и не добились от них. А вообще к чему следствие в отношении этого сброда! Тут все заговорщики, враги великой Финляндии. Наши союзники немцы расстреливают русских без суда и следствия. И правильно делают. Ни к чему эти проволочки! Однако посмотрим, как эти мужланы поведут себя сегодня. Попробуем при старшем Ржанском как следует поговорить с его щенком, может старый дьявол тогда заговорит».
Следователь еще раз пробежал взглядом по протоколам прежних допросов Александра Ржанского. После каждого вопроса, заданного арестованному, в протоколе указано: «не отвечает», либо «отрицает».
— Введите арестованного Александра Ржанского, — крикнул он, не вставая с места.
Дверь приоткрылась, и в кабинет втолкнули арестованного. В этом истощенном человеке с рассеченной, вспухшей губой и большим синяком, закрывающим весь правый глаз, трудно было узнать светловолосого, веселого паренька, каким еще недавно был Саша Ржанский.
Следователь указал на стул:
— Садитесь, Ржанский, продолжим наш разговор. Вы коммунист?
