приложив огромное усилие, умирающий чародей остановил одно из беспорядочно метавшихся черных щупалец и вскинул его, чтобы схватить аэромобиль. Юлан круто повернул к морю. Щупальце стремительно вытягивалось, чтобы преградить им путь.
Юлан Дор отжал до упора рычаг акселератора — воздух свистел и выл за оболочкой купола. Но прямо перед ними покачивалась в небе гигантская черная рука умирающего бога, пытавшаяся поймать сверкающую мошку, нанесшую богу непоправимый ущерб.
— Быстрее! Быстрее! — умолял машину Юлан.
— Поднимись выше, — шептала девушка. — Выше!
Юлан заставил аппарат круто подниматься в небо; чудовищное щупальце напряглось, превратившись в дугу, застывшую наподобие укоренившейся в городе черной радуги, но не смогло дотянуться до машины.
Рогол Домедонфорс умер. Щупальце рассеялось клубами дыма, плывущими в сторону моря.
Юлан летел с максимальной возможной быстротой, пока остров не скрылся за горизонтом. Только тогда он сбавил скорость, вздохнул и расслабился.
Элаи внезапно бросилась ему на плечо и разразилась истерическими рыданиями.
— Тише, тише! — уговаривал ее Юлан Дор. — Мы сбежали. Мы навсегда сбежали из этого проклятого города.
Через некоторое время девушка успокоилась и спросила:
— И куда теперь?
Со свойственным ему расчетливым скептицизмом Юлан Дор поглядывал то на панель управления, то на морской горизонт:
— Кандив не получит секрет древней магии. Но я смогу рассказать ему чудесную историю — может быть, он этим удовольствуется… Конечно, он потребует отдать ему воздушный экипаж. Но я что-нибудь придумаю… что-нибудь придумаю…
Элаи шептала:
— Разве мы не можем лететь на восток — все дальше и дальше, — пока не найдем то место, откуда восходит Солнце? Может быть, там будет мирный зеленый луг или фруктовый сад…
Юлан Дор посмотрел на юг и вспомнил тихие ночи и позлащенные винно-багровыми лучами дни Кайина, просторный дворец, где он жил, удобный диван с видом на залив Санреале, кроны многовековых олив, праздничное шутовство ряженых…
— Элаи, тебе понравится Кайин, — сказал он.
Гайял Сфирский
Гайял Сфирский появился на свет не таким, как другие, и с ранних лет немало досаждал своему родителю. Будучи внешне нормального телосложения, Гайял постоянно ощущал умственную пустоту, нуждавшуюся в заполнении, — как если бы некто наложил на него с рождения издевательское заклятие, смущавшее дух ребенка так, чтобы любые явления и события превращались для него в источники изумления и неизбывного любопытства. Еще не достигнув четырехлетнего возраста, Гайял задавал самые необычные вопросы:
— Почему у квадрата больше сторон, чем у треугольника?
— Как мы сможем видеть, когда погаснет Солнце?
— Растут ли цветы на дне океана?
— Кипит ли вода на звездах, когда по ночам идет дождь?
На что его нетерпеливый родитель отвечал следующим образом:
— Таково правило, опубликованное в «Прагматике», — квадраты и треугольники вынуждены его соблюдать.
— Нам придется передвигаться на ощупь.
— Я никогда не спускался на дно океана; с этим вопросом следует обратиться к Куратору.
— Вода ни в коем случае не кипит на звездах, потому что звезды гораздо выше туч, из которых идет дождь, — звезды реют в безвоздушном пространстве, где влаги недостаточно для образования облаков.
По мере того как Гайял подрастал, любознательная пустота в его уме, вместо того чтобы зарасти паутиной привычек и предрассудков, ощущалась все острее и причиняла ему мучительное беспокойство. Гайял спрашивал:
— Почему люди умирают, когда их убивают?
— Куда пропадает красота, когда она пропадает?
— Как давно люди живут на Земле?
— Что́ над небом?
С трудом сдерживая язвительное раздражение, его родитель ответствовал:
— Смерть — неизбежное следствие жизни; жизнь человеческая подобна воздуху в пузыре. Проткни пузырь — и жизнь истекает из него, испаряется, как бледнеющее воспоминание о ярком сновидении.
— Красота — внешний блеск, которым любовь обманывает глаза любящего. Поэтому можно сказать, что только мозг, не знающий любви, способен смотреть и не видеть красоту.
— Кое-кто считает, что люди вылезли из-под земли, как личинки из трупа. Другие придерживаются того мнения, что первые люди, нуждаясь в месте проживания, создали Землю, пользуясь колдовскими чарами. Кто из них прав? Трудно сказать — вопрос этот осложняется множеством тонкостей и деталей; правильный ответ на него может дать только Куратор.
— Над небом — бесконечная пустота.
Но Гайял продолжал размышлять, предлагая различные объяснения и выдвигая всевозможные предположения — в связи с чем за спиной над ним уже начинали насмехаться. В округе распространялись слухи о том, что глефт посетил мать Гайяла во время родовых схваток и похитил часть его мозга, каковой ущерб он теперь пытался изобретательно восполнить.
Поэтому Гайял стал сторониться общения и бродил по травянистым холмам Сфира в одиночестве. Но ум его непрерывно стремился приобретать новые знания — он жадно впитывал все сведения, какие мог раздобыть, пока отец Гайяла, доведенный до крайности, не отказался наконец выслушивать дальнейшие расспросы, объяснив свое решение тем, что бесконечное удовлетворение любопытства невозможно, так как человечеством уже изучено все, что могло быть изучено, и что лишние бесполезные подробности преданы заслуженному забвению, а того, что осталось, более чем достаточно для любого здравомыслящего человека.
К тому времени Гайяла уже нельзя было назвать ребенком — он превратился в худощавого, пропорционально сложенного юношу с большими ясными глазами, предпочитавшего одеваться строго, но элегантно; о снедавшей его внутренней тревоге свидетельствовали только слегка опущенные уголки плотно сжатого рта.
Выслушав гневную декларацию отца, Гайял сказал:
— Еще один-единственный вопрос, и я больше не буду тебе докучать.
— Говори! — поспешил согласиться его родитель. — Я отвечу на еще один, последний вопрос!
— Обсуждая со мной разные вещи, ты нередко ссылался на некоего Куратора. Кто он и где я мог бы его найти, чтобы утолить жажду знаний?
Некоторое время отец пристально смотрел на Гайяла, подозревая, что его отпрыск находился на грани сумасшествия. Затем он спокойно произнес:
— Куратор охраняет Музей Человека. Согласно древним легендам, музей этот находится в степи Рухнувшей Стены — за горами Фер-Акила, к северу от Асколаиса. Не могу утверждать, что Куратор или его музей все еще существуют; тем не менее, если доверять легендам наших предков, Куратору известно все, что может быть известно. Таким образом, он мог бы дать исчерпывающий ответ на любой, самый головоломный вопрос.
— Я найду Куратора и Музей Человека, — заявил Гайял, — чтобы понять все, что можно понять.
Отец Гайяла терпеливо произнес:
— Я подарю тебе моего прекрасного белого коня, мою Безразмерную Ячею, дабы она служила тебе убежищем, и мой Сверкающий Кинжал, рассеивающий ночную тьму. Кроме того, я благословлю избранную тобой тропу, чтобы опасности избегали тебя — в той мере, в какой ты не сойдешь с этой тропы.
С языка
