* * *
Ко мне часто приходят посетители. Ко мне приходит моя толстая сестра Роза, ко мне приходит ее муж луковица Вилли, приходят их дети вместе со своими детьми, в которых нужно воспитывать сострадание к ближним, а лучше, чем показать несчастную меня, этого никак не сделаешь.
Ко мне приходят мои бывшие соседки, чтобы спросить у меня, чем лучше поливать цветы, а то в их хилых садиках ничего не растет, как росло когда-то у меня в саду. Мои бывшие ученики приходят рассказать о своих жизненных достижениях, да и простой народ приходит просто так, поболтать.
Иногда ко мне приходит Фил Хаггард. Приходя, он делает вид, будто мы с ним случайно встретились на узкой городской дорожке, и нам с ним было ну никак не разминуться.
– Здравствуй, Анна, – говорит Фил.
– Здравствуй, – говорю я.
– Я тут проходил мимо.
– Я так и поняла.
– Я просто подумал, не нужно ли тебе чего? Помнишь, я говорил тебе когда-то, что ты всегда можешь рассчитывать на меня.
– Нет, Фил, спасибо, мне ничего не нужно.
– И с тобой все в порядке? – недоверчиво спрашивает он.
– Да, со мной все в полном порядке. А как дела у тебя?
– У меня тоже все нормально. Знаешь, я научился у тебя не быть в обиде на свою собственную жизнь, и это у меня неплохо получается.
– Никогда не нужно сомневаться в том, что ты делаешь, Фил, – говорю я, – и тогда за тобой будет будущее.
Он улыбается мне, и все мы будем жить дальше, и жизнь продолжается, и мы об этом прекрасно знаем.
Словом, скучно мне здесь совершенно не бывает. Моя жизнь наполнена событиями, а душа насыщена эмоциями. Я всегда знала, что человек в абсолютно любых условиях остается самим собой, и только от его внутреннего мира зависит тот мир, в котором он вынужден существовать внешне. И данная ситуация, в которой я отныне жила, думала, чувствовала и существовала, была наглядным тому подтверждением.
И, как это ни странно, несмотря на свою карьеру и загруженность в кино, чаще всех других людей ко мне приходит один известный и замечательный актер. Иногда мне кажется, что наши души с ним составляют одно целое, и им уже никуда друг от друга не деться. Ни на этом свете, ни на том.
– В нашей будущей жизни, – говорю я Мэлу Рэндону, – мы будем жить на берегу океана.
– Как скажешь, – улыбается Мэл.
– Купим яхту.
– Хорошо, я согласен.
– Ты правда согласен, или просто так говоришь, чтобы успокоить меня?
– Что ты, я полностью с тобой согласен.
– А чего хочешь ты?
– Я хочу, чтобы у нас в запасе действительно была еще одна жизнь.
– И как ты собираешься ее прожить?
– Не так, как эту.
– Не так, как эту?
– Да, по-другому.
– Расскажи, как?
– Ну, – говорит Мэл Рэндон, возведя глаза в потолок, – во-первых, я буду жить на берегу океана.
– Я серьезно.
– Во-вторых, у меня будет яхта.
– А в-третьих?
– А в третьих, у меня будешь ты.
И он перестает смотреть в потолок и начинает совершенно серьезно смотреть на меня.
– Но я и так есть у тебя.
– Да, но только это совсем не то.
– Почему не то?
– Потому что я не сразу понял, что для меня в этой жизни главное.
– И что же для тебя в этой жизни главное?
– В моей жизни главное – это ты.
– Но мы и так это с тобой знаем.
– Э нет, я должен был все бросить ради тебя.
– Что, например?
– Свою работу, карьеру в кино.
– Твои зрители бы этого не перенесли.
– Что ты, мои роли мог сыграть кто-нибудь другой, мир бы от этого не перевернулся.
– А что делал бы ты, сидел бы изо дня в день около меня?
– Да, я был бы изо дня в день рядом с тобой, и тогда бы у нас с тобой было меньше шансов натворить в нашей жизни глупости, которые мы с тобой тут натворили.
– Тогда бы мы натворили другие глупости.
– Но это все равно была бы только наша жизнь.
– И тогда бы мы жалели о чем-нибудь другом.
– Неужели все именно так бы и было?
Мэл смеется и смотрит на меня так, как может смотреть только он. И мне от этого взгляда тепло, здорово и уютно.
Так и Мэл Рэндон тоже потихоньку привык к тому, что теперь я для всех существовала только лишь по эту сторону длинной серой каменной стены. Но на меня всегда можно было прийти посмотреть, о чем-нибудь поговорить, и можно было даже протянуть руку и дотронуться до меня.
Так что вроде ничего такого из ряда вон выходящего с нами и не произошло. Но только наш с ним золотой остров посреди голубого океана все отплывал куда-то дальше и дальше за синий бесконечный горизонт.
* * *
Так с тех пор и прошло три года. Они пролетели, как один день. И иногда мне кажется, что вся моя жизнь целиком и полностью уместилась в один яркий, солнечный и неповторимый миг, выданный моему сердцу и моей душе для постижения какой-то необъяснимой человеческой тайны.
И сейчас, стоя на очередном пороге жизни и ощущая приближение недремлющей вечности, я все так же далека от разгадки этой тайны, как была далека когда-то давным-давно в детстве.
В том детстве, когда наш взрослый мир с его неразрешимыми проблемами, заботами и условностями был для меня еще нереален и далек.
У меня много времени на размышления, они ограждают меня от действительности, и мне в них спокойно, уютно и надежно. И все больше и больше я прихожу к выводу, что вся наша жизнь – это только игра в счастье, которого никто не видел.
В детстве мы строим себе бесконечные планы на будущее и лелеем светлые мечты о том, что когда вырастем, то у нас наконец-то будет все, как мы задумали. Когда вырастаем, мы вновь начинаем сознавать, что у нас опять все идет не так, как надо. И тогда мы и начинаем играть в нормальную, обычную и ничем не примечательную жизнь.
И те же самые горы любви, на которые никто так и не смог до сих пор взобраться, это только аллегория, помогающая нам жить. Ну, чтоб мы все тут раньше времени не сошли с ума со скуки на этой нашей планете, на которой большим удельным весом пользуется лишь то, что мы придумываем себе сами, а не то, что с нами на самом деле происходит.
Да только тогда выходит, что вся наша жизнь – это и есть одна сплошная аллегория, эфир, мираж, и может, это действительно так? Ведь в нашем мире, как я уже поняла, этого точно еще никто не знает.
Моя толстая сестра Роза часто приходит проведать меня, ей нравится отдыхать со мной от своего шумного суетливого дома. И она может спокойно почитать мне лекции о смысле жизни, как она этот смысл для себя понимает и определяет. А я внимательно ее слушаю, все равно мне никуда не деться.
