билась под ним на земле, пачкаясь в грязи, но почему-то страха не было, даже наоборот – как-то спокойно было, на смену неопределенности и раздраю пришла завершенность и успокоение.
Та весна выдалась необычно поздней. В провинции все было тихо и новостей не предвиделось. Проталины уже сошли, сквозь серую пыль пробилась трава, а на Первомай так разжарило, что за неделю трава вымахала по колено. Солнце было еще весенним, не беспощадно-летним, но свои плюс 25 градусов днем обеспечивало. В частном секторе цвели сады, яблони стояли белыми от цветов, воздух был по-весеннему вкусным, и все шло своим чередом: посадка картошки, пикирование рассады, теплицы – Среднее Поволжье в своем типичном начале мая.
Волга вздулась, паводок принес рыбу в озера, и мальчишки при каждом удобном и не очень случае сбегали с уроков, чтобы порыбачить. Собственно, конец учебного года будоражил мечтами о лете так, что учеба была тягостно-нудной и мало кто мог сидеть в классах. Через открытые окна которых свежий ветер нес запах приключений, цветущих садов, надувал паруса тюлевых занавесок и всячески будоражил кровь.
Пожалуй, во всей поселковой школе был всего один ученик, успеваемость которого никак не зависела от сезона. Он всегда был отличником и потому периодически получал тумаки на заднем дворе от однокашников – ну как можно терпеть, когда учительница ставит тебе в пример долговязого тощего ботана, который лучше тебя только потому, что помнит наизусть все атомарные массы элементов в таблице Менделеева? Кому оно надо вообще, есть же напечатанная таблица – взял и посмотрел, если сильно приспичило. Наизусть учить эту галиматью никто и не пытался, но вот этот самый ботан – другое дело.
Его звали Александр – отец увлекался историей древнего мира и назвал сына в честь Македонского. Матери он не знал – умерла в родах. Беременность была патологической – близнецы, причем один из них был больше другого. Второй родился мертвым, а вот Саша выжил, но после у роженицы началось кровотечение. В общем, мать не удалось спасти, и единственной женщиной в его жизни была бабушка.
Отец работал на заводе – градообразующее предприятие, там весь поселок работал, делая двигатели для самолетов. Сашин отец был человеком известным в поселке, один из лучших токарей, такой везде на вес золота, так что в материальном смысле жили они неплохо. Даже в девяностые, на которые пришлось Сашино детство, они именно жили, а не выживали, как большинство. Конечно, это имело свои побочные эффекты – кто сможет спокойно терпеть, что ботаник первым в школе получил приставку «Денди» на день рождения? Поколачивали его с детства, короче.
Отец на все это дело смотрел с неодобрением и даже некоторой долей презрения, выговаривал по вечерам за каждый синяк, говорил: «Ну что ты как тряпка, ты же мой сын, дай сдачи, пойди в секцию бокса, ты должен быть лучшим!» А потом, когда думал, что Саша спит, на кухне они с бабушкой недоумевали, как у такого отца получился такой бесхребетный сынок…
Эта линия в воспитании сопровождала Сашу всю жизнь, он должен быть лучшим, должен учиться лучше, должен заниматься спортом, должен, должен… До определенного возраста он даже не задавался вопросом, кому он это все должен и почему. А когда начал спрашивать, было уже поздно – он был не в состоянии не учиться на одни пятерки, запоминая наизусть целые учебники. Чувствовал тревогу, доходящую до паники, от того, что не успел ночью решить задачу по геометрии, которую должны были задать послезавтра – он все делал наперед и сильно обгонял программу.
Учеба не была ему особенно интересна – просто он не мог иначе, тревога гнала его вперед, и, чтобы избавиться от нее, он учил, учил и учил. Только это помогало ему как-то успокоить навязчивые мысли о том, что будет, если он внезапно недоучит и получит четыре. Он даже во сне иногда видел страницу дневника с четверкой и просыпался в холодном поту, это был кошмар. В такие ночи он предпочитал сну выполнение домашнего задания за следующую неделю – слишком уж страшно было получить что-то, кроме пятерки с плюсом, это было бы для него концом всего.
В остальном же развивался Саша неплохо. Высокий, хоть и худой, он не страдал обычными для школьников заболеваниями. Когда все ходили со сколиозом и справками от офтальмологов с требованием сидеть не дальше второй парты, а учителя ломали головы, как рассадить учеников, которых было больше, чем вторых парт, Александр спокойно сидел на шестом ряду с прямой спиной и отлично все видел без очков. Да, мышцы у него не росли – но он и не пытался заниматься спортом, в этом отец так и не смог его переломить.
Пару раз в первом классе они приходили на пробные тренировки по боксу и карате, но тренеры в один голос говорили – толку не будет, не так сложен, не скоординирован, ну нет задатков у ребенка. Отдайте в шахматы.
Кстати, в шахматы он и правда играл, но недолго – выяснилась интересная штука: даже выучив наизусть все дебюты и эндшпили из шахматной методички, он проигрывал всем. Тренер объяснил отцу, что вызубрить мало – нужно еще и понимать, уметь применить в игре, а без этого ребенок будет просто ходячей энциклопедией.
В общем, как-то не заладилось с хобби, зато в школе от него учителя млели и посылали на все школьные олимпиады, какие только были. Это, кстати, отдельная история – перед олимпиадами он не мог спать, есть, не мог думать ни о чем другом вообще. Ходил по дому кругами, считая швы между плитками на полу, и повторял про себя тексты учебников. Редко выигрывал, надо сказать, – опять сказывалось то, что объем знаний и их использование – это не одно и то же. Но стресс был тяжелым, каждый раз до старших классов после олимпиад он плакал навзрыд дома – просто от того, что все уже позади и давление наконец спало.
К 15 годам проблемы в школе все-таки появились – учителя заметили, что как-то он медленно думает и странно себя ведет. Каждый раз перед выходом к доске стучал быстро по парте пять раз, шел необычно, как будто стараясь попасть каждым шагом на определенный элемент рисунка на линолеуме. Перед самим ответом три раза прокашливался. Короче, вроде бы ничего прямо уж сверхъестественного, но как-то странно. Вызывали отца, говорили с ним,
