море, глотая слезы. Эдвин еще что-то говорил, но я не слушала. Всего лишь парой фраз он убил все надежды и мечты. Раскину не понравились мои работы. Он не желал видеть или покупать остальные, как и призывать кого-либо интересоваться ими. Все было кончено.
— Это вовсе не конец, — проговорил Эдвин, и я поняла, что говорила вслух. — Вовсе нет.
Он взял меня за руку и усадил на песок рядом с собой. Мы, скрытые от пляжа и домов, были в той неглубокой пещере, где впервые поцеловались.
— Моя дорогая, — повторил Эдвин. — Я член клуба. Это не пафосное заведение, но его часто посещают художники, критики, писатели и так далее.
Я вытерла глаза и посмотрела с надеждой на него.
— Мне повезло, пара членов клуба — мои друзья.
Я снова перевела взгляд на море, равнодушная к политике клуба.
— В любом случае, — быстро проговорил Эдвин, очевидно чувствуя, что теряет мой интерес, — я убедил Лоренса, одного из членов, повесить твои картины в ресторане. Словно это твоя личная, персональная выставка.
Крохотный бутон надежды робко раскрывался внутри меня.
— Тогда все гости и члены клуба увидят их за ужином. И Лоуренс сказал, если ты сможешь нарисовать что-то еще, он постарается разместить там же. Я верю в начало твоей творческой карьеры.
Я бросилась к нему, обнимая за шею и покрывая лицо поцелуями.
— О, спасибо, спасибо, спасибо, — плакала я. — О, Эдвин, я люблю тебя.
В ужасе сообразила, что никогда раньше не говорила ему таких слов, хотя и думала много раз. Эдвин улыбнулся.
— Знаю.
Он нежно поцеловал меня чуть выше декольте. Я вздрогнула, наполовину от страха, наполовину от удовольствия, зная, чего он хочет. Медленно расстегнула платье и толкнула его вниз к талии. Моя кожа, покрытая веснушками, светилась в лучах солнца.
— Продолжай, — попросил мужчина.
Он встал и снял штаны. Я отвела от него взгляд. Эдвин все еще смущал меня. Закрыв глаза, я расстегнула корсет, обнажив грудь. Было стыдно, но так я чувствовала, что контролирую ситуацию. Эдвин смотрел на меня. Я ощущала тепло его глаз на обнаженной коже. Потом он опустился на колени между моими ногами.
— Хорошая девочка.
Он толкнул меня назад, я упала на песок. Его рука зарылась под юбку.
— Хорошая девочка.
Закончив, Эдвин вытряхнул песок из штанов и коротко поцеловал меня в губы.
— Подожди десять минут, — сказал он. — Увидимся завтра.
Затем ушел, не оглядываясь. Я пальцами расчесала волосы, скрутила их в пучок. Потом медленно оделась, заметив яркие синяки на внутренней поверхности бедер. Решив, что десять минут уже прошли, направилась домой, не переставая думать о своих картинах.
Горькое разочарование от известия Эдвина немного утихло, но я все еще чувствовала себя уязвленной и подавленной. Так долго мечтать стать художником, так долго убеждать себя в том, что, если бы только Раскин увидел мои работы, он был бы покорен! Теперь я не знала, как быть. Внутри всколыхнулся всплеск упрямства, с которым я не умела совладать, зародился план действий: я решила поехать и посмотреть на свою картину. Это могло бы помочь собраться с мыслями и понять, что делать дальше.
Глава 37
1855
Эдвин
Эдвин еще не успел распаковать свою дорожную сумку. Так жаждал встречи с Вайолет. Теперь, утолив желание, отправил свою одежду в корзину для стирки, затем вытащил из заднего кармана сумки деньги Лоуренса. Устроившись на кровати, разложил купюры на стеганом покрывале. В порыве радости в клубе он купил всем выпивку, чтобы отметить событие, а затем вознаградил себя ночью в высококлассном борделе. Но даже такие расходы едва ли ударили по его неожиданному доходу.
Фрэнсис, стоя у окна спальни, как всегда спокойная и тихая, наблюдала за ним.
— Не понимаю, как тебе удалось их заработать?
Эдвин, поморщившись, оглядел ее. Своей рассудительностью жена всегда умудрялась убить любое желание радоваться.
— Сделка. Деловая сделка. Тебе сложно объяснить.
Женщина с тревогой вгляделась в него. Он почувствовал, как ее взгляд проник прямо в душу.
— Скажи, ничего противозаконного?
Эдвин на краткий миг вспомнил свое имя на картинах Вайолет. Суровый закон, обычно черно-белый, наполнялся различными оттенками серого, когда заходила речь о владении предметами искусства. Его действия, он был уверен, может и не соответствовали закону, но достаточно умело его обходили.
Он недовольно отмахнулся:
— Конечно ничего противозаконного. Это только начало нового предприятия. Очень важного.
Послышался дверной звонок. Эдвин вновь выразил недовольство:
— Ты кого-нибудь ждешь?
Она покачала головой. Агнес, топая, поднималась по лестнице.
— Мистер Форрест, — зарычала она, — кое-кто пришел к вам. Парень из деревни хочет помочь с контрактом.
Эдвин скривился от манер служанки:
— Надо избавиться от нее.
Он толкнул дверь, указал на разложенные на кровати деньги:
— Возьми все это и положи в сейф в моем кабинете, — и вышел.
Глава 38
1855
Фрэнсис
Фрэнсис подождала немного, затем опустилась на кровать и пересчитала деньги. Больше пятисот фунтов! Она была поражена. Что он сделал, чтобы получить такое богатство? Она чувствовала: муж что-то скрывает. Он часто заключал сделки, выигрывал дела, и всякий раз не мог дождаться момента, чтобы похвастаться перед ней своими успехами, независимо от того, смыслила она что-либо в его делах или нет. Обычно Фрэнсис смыслила.
Аккуратно сложив банкноты, она отнесла их в кабинет, чтобы убрать в сейф. Там был мешок, внутри которого было еще больше наличных. Положив туда новые банкноты, она остановилась. Оглянувшись, чтобы убедиться, что Эдвин не поднимается по лестнице, она взяла несколько купюр, свернула их и засунула в рукав. Потом взяла еще несколько и сунула в другой. Заперла дверцу сейфа. Пошла в гардеробную, закрыла дверь, подвинула стол и подняла свободную половицу.
Под полом лежал «спасательный набор»: завернутый в кусок ткани дневник. В нем она изливала душу, рассказывая о своем замужестве, о котором она никогда не осмеливалась рассказывать в реальной жизни, и где набивала руку для новой подписи. Она планировала начать жизнь как Флоренс Беннет, вдова Альфреда. Там также были спрятаны книга о Шотландии, расписание и маршрут железных дорог, деньги и ее последнее приобретение — кое-что из одежды. В Брайтоне она купила простое черное платье, которое разительно отличалось от ее обычной одежды: высокая стойка и маленький капюшон с завязками под подбородком. В нем она выглядела как бедная вдова, как раз то, что нужно.
Женщина была уверена, что, если спланирует правильно свой побег тогда, когда муж уедет в Лондон, намеренно оставит «вещи Фрэнсис» на пляже во время прилива, то все поверят, что она утонула, и не бросятся на
