Полицейские двигались на нее, в форме, в портупеях. Они беседовали и не смотрели по сторонам. Вдруг тот, что повыше, пристально взглянул на Дайану. И хотя она старалась не встретиться с ним глазами, это все же произошло, и она неотрывно смотрела на него, надеясь лишь, что он решит, будто приглянулся девчонке, вот она и таращится на него. По его лицу трудно было судить — он просто смотрел на Дайану так, как она много раз смотрела на других. Взглядом, предназначенным для штатских, которые ничего не понимают и никогда не поймут, взглядом, возводящим стену между полицейским и любым человеком, кто не служит копом. Дайана смотрела, и он смотрел, и время точно замедлило бег. Она заметила, как стучали его каблуки по грязному полу, как морщились брюки в такт шагу, как он властно размахивал руками, заметила характерный жест, который выдает тайного агента, если только он не приложил все силы, чтобы от него избавиться: правая рука описывала широкие дуги вокруг револьвера сорок пятого калибра в кобуре на бедре. Это входит в привычку — рука действует так, чтобы не задеть оружие. Жест заметен, даже когда человек в штатском, а окружающие считают, что видят проявление чванливой полицейской манеры держаться. Но этот коп был в форме и пристально смотрел на нее, а Дайана не могла отвести глаз, напустить на себя какой угодно вид, только бы он не уловил ее полного, всепоглощающего страха. У нее задрожали колени, она сделала неверный шаг, и в этот момент Мэл обернулся, взял ее под руку, широко улыбнулся и показал куда-то вперед:
— Да вот же они!
Дайана позволила увлечь себя в море людей, подальше от полицейского. Их нагнала Гейл, подхватила сокамерницу с другой стороны, и они вдвоем увели ее от опасности.
Она шла между ними, пока спутники не принудили ее остановиться, и все трое принялись изучать огромное черное электронное табло с чехардой надписей: номерами поездов, временем отправления и пунктами назначения. Затем Дайану вновь заставили идти, и она не помнила, как оказалась на приподнятой бетонной платформе и, вдыхая запах электричества — здесь было столько электричества, что оно действительно пахло, — смотрела на крепкие стальные рельсы внизу.
Мэл выпустил ее руку, притянул к себе Гейл и крепко, от всего сердца, обнял. Дайана наблюдала за ними — глубина отношений между этими людьми вызвала в ней ощущение, будто она в пустыне видит оазис. Но как бы ей ни хотелось пить, рассудочной частью сознания она понимает, что оазис — мираж.
Мэл разомкнул объятия, Гейл смахнула слезы с глаз и направилась к тяжелой двери поезда «Амтрэк».[31] Дайана, сама не зная почему, смущенно отвернулась и протянула адвокату руку. Он ответил на рукопожатие, а затем тепло и нежно обнял. Дайана положила голову ему на плечо, подумав: странно, ей двадцать четыре года, а она впервые прикоснулась к костюму в полоску. Ткань оказалась шершавой, но в меру. Дайана так и не поняла, какое чувство вызывает в ней объятие человека, с которым она познакомилась вчера. Почему он это сделал: из вежливости, чтобы она не почувствовала себя брошенной, или из уважения и благодарности за то, что она помогла Гейл?
— Если до этого дойдет… — К платформе подавали состав, локомотив нещадно гудел, и чтобы она расслышала слова, Мэл приблизил губы к ее уху. — Если до этого дойдет, поступи как должно. Она достаточно настрадалась. Почувствуешь, что попалась, не тащи ее за собой. — Адвокат отступил, взял Дайану за плечи и заглянул в лицо. В его взгляде не было никакой угрозы. Никакой просьбы. Он лишь констатировал, как, по его мнению, она должна поступить.
Дайана кивнула, прикидывая, как ему объяснить, что отныне они с Гейл напарницы. Как в полиции, когда от напарника зависит жизнь или смерть. Эта связь образовалась в тот момент, когда они вдвоем вышли за пределы спирального барьера безопасности.
Дайана потянулась к уху адвоката и прошептала:
— Я не попадусь.
На ступеньке вагона она обернулась. Мэл смотрел в ее сторону и грустно улыбался. Дайана прошла в коридор. Удивительно: она питала к этому человеку уважение. А приведись встретиться с ним при иных обстоятельствах, до ее ужасного испытания, и узнай, что он сделал нечто подобное, что только что сделал для них с Гейл, она бы его арестовала. А теперь все перевернулось — она не могла отличить правого от левого, низа от верха. Ничего не понимала.
В вагоне Гейл закрыла за собой дверь в спальное купе и поставила зеленый чемодан на колесиках с убирающейся ручкой. Привалилась к двери, тяжело вздохнула и огляделась.
— Опять невыносимо маленькое помещение. Когда я получу достаточно пространства?
— Когда попадем в Техас. Он славится своими просторами.
Перегородки купе были отделаны бежевым пластиком. Дайана постучала по стенке пальцем. Гейл нахмурилась:
— В билете указано Чикаго. Вот куда мы едем.
— Да. Сойдем в Чикаго, встретимся с твоими друзьями, получим новые документы и возьмем билеты до Техаса.
— Дайана!
— Мне надо в Техас, подружка.
— Давай сначала выберемся из Нью-Йорка.
— Заметано.
— Единственная причина, по которой ты хочешь оказаться в Техасе, — извращенное желание либо быть убитой, либо опять попасться и оказаться за решеткой.
Дайана села на узкую полку и приподняла шторку на большом стеклянном окне. На соседнем пути стоял состав. Она опустила шторку.
— Извини за то, что там произошло.
Гейл удивленно посмотрела на нее.
— Я чуть не облажалась, — объяснила Дайана. — Те копы. Ужасно перетрусила.
— А мне показалось, ты хочешь пригласить их с нами, — рассмеялась Гейл, но, заметив, как смутилась Дайана, осеклась. — Не думай об этом.
— Не могу. Это меня тревожит. Я вела себя глупо, потеряла над собой контроль. Надо брать себя в руки.
— Считай, что ничего необычного не происходит. Мы путешествуем. Как все остальные пассажиры поезда. Вполне нормальная ситуация.
— То, что является нормальным для тебя, ненормально для меня.
— У нас есть время остыть, точнее, появится через несколько минут. Скорее бы поехать. Мне будет намного спокойнее, когда мы покинем вокзал.
— Вот чего я боюсь: существуют полицейские, которые настроены на волну правонарушителей. Стоит одной из нас послать им не ту волну, их антенны немедленно поднимутся, и мы мгновенно окажемся в наручниках.
— Не посылай им не ту волну.
— А ты знаешь, как это сделать? Я привыкла воспринимать, а не передавать.
— Не посылай ничего. Мысленно помести себя в иное место. А тут не показывайся. — Гейл давала советы с серьезным видом, но на самом деле просто старалась успокоить Дайану — слишком та распсиховалась.
— Многие копы не подозревают об этом, другие не верят, однако пользуются этим даром и прислушиваются к интуиции.
— А ты?
— Благодаря ей я и оказалась на вокзале.
— На твоем месте я бы продолжала к ней прислушиваться.
— Интуиция советует мне ехать в Техас.
— Посоветуйся с ней еще раз.
— Я серьезно, Гейл. Абсолютно серьезно. Ты не понимаешь.
Гейл встала и посмотрела ей в лицо:
— Я-то понимаю. Это ты не понимаешь. Тебе когда-нибудь приходилось скрываться от полиции? — Она помолчала. — Полагаю, что нет. Кое-что в этой ситуации допустимо, но есть такие вещи, о которых даже нельзя помышлять. Что важно для розыска преступников?
— Исследование их поведения. Как правило, они после побега направляются домой.
— В таком случае почему тебе пришла в голову мысль двигаться в том же направлении?
— Я должна.
— Прислушайся к тому, что сама говоришь. Обдумай все хорошенько. Ничего ты не должна.
— Меня несправедливо засадили за решетку.
— А почему ты уверена, что с тобой не проделают тот же трюк?
Дайана молча теребила шнурки на ботинках. Гейл права: если представится возможность, негодяи не задумываясь разделаются с ней. Она ответила едва слышно, но в ее голосе звучала решимость.
— Меня не поймают, со мной ничего не сделают.
— Неужели ты думаешь, что я хоть на миг поверила, что меня арестуют и приговорят к семидесяти двум годам заключения? — Гейл покачала головой. — Я считала себя умнее всех. А власти — кучкой отращивающих себе задницы придурков. А твоя ситуация такова, что у тебя гораздо больше шансов попасться.
Дайана вздохнула:
— Не могу с тобой согласиться. Я просто должна сделать это.
— Ты рассуждаешь как ненормальная.
— Слушай, давай прекратим этот разговор. — В голосе Дайаны Гейл уловила раздражение. — Делай, как тебе лучше, а мне позволь поступать, как я считаю нужным, чтобы жить в мире с собой. Все очень просто.
— Я не сказала: «ненормальная». Я сказала: «как ненормальная». Ты слишком умна, чтобы совершить подобную глупость. Ну-ка, что здесь такое? — Она открыла дверь в крохотный туалет в углу и мрачно уставилась внутрь. Затем продолжила как ни в чем не бывало: — Я надеялась, что в моей жизни больше не будет унитазов из нержавеющей стали. Хорошо, хоть обошлось без фонтанчика.
