— Конечно, помню.
Зевс приехал навестить меня, когда у него появилось свободное время, после первого большого боя на Олимпийских играх. Мы были в клубе. Один парень приставал ко мне. Зевс, словно увидел красную тряпку. Возник спор. Началась драка. Парень схватил бутылку пива и ударил ею Зевса. Я никогда в жизни не видела столько крови, а я наблюдала за его боями с пятнадцати лет.
Доктор сказал, что ему очень повезло, что он не потерял глаз.
— Марсель хотел, чтобы ты ушла. Это была не твоя вина. Я понимал. Но он сказал, что этого никогда бы не случилось, если бы я не был с тобой. Он сказал, что я пускаю под откос свою карьеру из-за тебя. Что у меня есть шанс изменить жизнь моей семьи, но, если я буду продолжать в том же духе, этого никогда не случится. Я все испорчу. Он влез мне в голову, и я позволил ему это сделать.
— И я чертовски сильно волновался за тебя все это время, потому что ты была не довольна нашим положением, а я ничего не мог сделать, чтобы исправить это. Я мог бы бросить бокс и вернуться домой. Но что бы я тогда делал? Работал бы на каком-то дерьмовом заводе до конца своих дней? Мне нужны были деньги, чтобы содержать Ареса, близнецов и отца. Я был в ловушке, Кам. И чем-то нужно было жертвовать.
— И ты пожертвовал мной.
Я обхватываю себя руками еще крепче.
— Я считал, что без меня тебе будет лучше, — тихо говорит он. — Я думал, что если я пожертвую своим счастьем, отпустив тебя, то поступлю правильно по отношению к своей семье. Ты бы забыла меня. Двигалась бы дальше, построила бы великолепную карьеру балерины.
— Но потом, когда я увидел тебя в клубе, той ночью, танцующей на том гребаном подиуме, с этим засранцем, который пытался тебя облапать… — он тяжело вдохнул. — Ты должна была выступать на лучшей сцене Нью-Йоркского городского балета, черт возьми. И сразу же после этого, я понял, что я облажался.
— Но, когда приехал сюда и узнал о Джиджи… Господи. — Он хватается за шею, откидывая голову назад и устремляя взгляд в ночное небо. — Я отказался от тебя. И все это было напрасно. И, что еще хуже, я упустил четыре года жизни моей дочери.
Я не знаю, что ответить, поэтому ничего не говорю. В моей голове ураган всего того, о чем он мне сейчас рассказал.
— Кам… — он мягко произносит мое имя, привлекая мое внимание к его глазам.
То, что я вижу в них, останавливает этот ураган мыслей. Он придвигается ближе ко мне, оставляя между нами считанные сантиметры. Я чувствую тепло его тела. Мой пульс скажет, словно сумасшедший.
— Отпустить тебя было самым трудным, что мне, когда-либо приходилось делать. — Его голос грубый, хриплый. — Тяжелее, чем смотреть, как тело моей матери опускали в могилу. Я так сильно любил тебя, Голубка. И до сих пор люблю. Я никогда не переставал любить. И я провел последние пять лет, скучая по тебе.
Его слова касаются всех ран и ушибов внутри меня, как успокаивающий бальзам. Но я не могу позволить ему снова проникнуть внутрь. Это слишком.
Все это.
Паника сжимает мою грудь, словно тиски.
И когда он протягивает руку, чтобы коснуться меня, я отступаю назад, снова обнимая себя за плечи.
— Слишком поздно, Зевс. Мы теперь другие люди. Я другая.
Он качает головой.
— Ты все та же. Ты все еще моя маленькая Голубка.
— Я…ты не справедлив. Ты не можешь говорить мне все эти слова. Как я могу верить хоть одному из них? Ты признаешь, что солгал мне о такой ужасной вещи, как измена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это единственный раз, когда я тебе солгал.
— Честно говоря, я уже не знаю, чему верить. Кажется, ты только то и делаешь, что бросаешь в меня бомбы, а потом уходишь, оставляя меня разгребать последствия сего.
— Просто верь, что я люблю тебя. Что я хочу тебя. И я никуда не уйду.
— Да, пока ты не исчезнешь, на несколько недель, чтобы тренироваться перед боем с Димитровым.
Он преодолевает пространство между нами, которое я только что создала, и оказываюсь прижатой спиной к крыльцу.
— Я не оставлю ни тебя, ни Джиджи, Голубка. Я здесь, чтобы остаться. Где бы ни были мои девочки, я буду там. Порт-Вашингтон теперь мой дом. Вот почему я покинул отель и снял квартиру.
Мое сердце замирает и тянется к нему. Он ни разу не упоминал, что ищет жилье. Я просто предположила, что он останется в отеле ровно до того момента, как ни придёт время тренировок перед боем.
Он говорит такие правильные вещи. Делает правильные вещи. Все то, чего я так жаждала от него много лет назад. Но теперь…слишком поздно.
Я не могу снова рисковать своим сердцем. Теперь мне нужно думать о Джиджи.
Я набираюсь твердости, возвожу стены и выскальзываю из ловушки, между крыльцом и его телом.
Его тело следует за моим.
— Это действительно замечательно. Ради Джиджи. Но не делай ничего ради меня, Зевс. Потому что между нами ничего не может быть. Я больше не доверяю тебе.
— Я заполучу твое доверие обратно.
Я качаю головой.
— Слишком поздно.
— Нет, не поздно.
— Не обманывай себя, веря в это.
— Я не откажусь от тебя…от нас.
— Тогда ты зря теряешь время. Сосредоточься на нашей дочери, Зевс. И забудь про меня.
— Я не смог забыть тебя в течении пяти лет, не представляется возможным, что это случится в будущем.
Я отстраняюсь от него, направляясь к крыльцу, мне уже надоел этот разговор.
— Иди домой, Зевс.
Я слышу, как он вздыхает позади меня.
— Прежде чем я уйду…в баре ты сказала, что хочешь поговорить со мной утром? О чем?
Я поворачиваюсь к нему лицом, стоя на ступеньках.
— Я думаю, мы должны рассказать Джиджи правду, о том, что ты ее отец. Завтра. После балета.
На его лице пронеслось множество эмоций. И все они хорошие.
— Ты уверена?
Я киваю.
— Спасибо.
— Рано еще благодарить меня. Давай посмотрим сначала, как пройдет завтрашний день. — Я иду к двери, потирая руки и прогоняя озноб при мысли о предстоящем дне и ночи, о том, что только что произошло. О ночи, которая все еще продолжается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мои мысли немного утихли, и я остановилась, прежде, чем открыть входную дверь, чтобы спросить его кое о чем.
