очень заинтересована в профессиональных кадрах из Армады. Я обещал тебе решить проблему. Я ее решаю. Еще вопросы?»
Четко, по делу…и ни одного смайлика. Сердито смотрю в экран.
Тоже мне, начальника включил! Умом понимаю, что есть логика в его словах, но ничего не могу поделать со своей ревностью… Отчего вдруг женщины стали разбираться в юриспруденции круче мужчин?
Мой Мир: «У меня стоит только на тебя, мой ревнивый бурундук».
От этого признания бросает в жар.
Мой Мир: «Юль, если будешь дуться, переименую тебя в Мать Загонов Стрессорожденную».
Нет, ну это уже наглость!
Чип: «СОБОЛЕВ!!!»
В кухню заходит зевающая Янка. Сунув нос в мою переписку, уважительно присвистывает:
— А он хорош! Мать Загонов. Даже я бы тебе такого не придумала…
Под моим убийственным взглядом эта колючка опустошает холодильник и снова ретируется в комнату.
Мой Мир: «Я тоже от тебя без ума, дорогая. Я, правда, не понял про сибас. Но если уж ты воспылала любовью к рыбе, то можем сегодня вечером заказать морепродукты. Что скажешь?»
Заманчиво, но…
Чип: «Сегодня никак. Мама ждет на семейный обед».
… и свое ходячее недоразумение на пушистых лапках.
Буся, распробовав все прелести совместного проживания на одном диване с бастующей сестрой, не торопится превращаться обратно в порядочную собаку.
Сегодня с утра псина была нещадно бита Борей за попытку поймать кошачий хвост, а потом обиженно заедала проигрыш кормом из Бориной миски.
Вангую, скажи я матери о том, что диетическая индейка и крольчатина не так манят прожорливого шпица, как соленые огурцы и чипсики, потисканные у Янки, меня ждет не тихий обед в кругу любящей семьи, а сожжение на костре.
Мой Мир: «Завтра?»
Вот как тут устоять? Но у меня не квартира, а проходной двор.
Подумав, пишу: «Как насчет ужина у тебя?»
Мой Мир: «Я болван, да?»
Нет, Шарик, ты балбес. Кусаю губу.
Мой Мир: «Завтра заеду за тобой».
Читаю, и от предвкушения этого самого «завтра» губы сами растягиваются в улыбке.
Неужели он подумал о том, что мне может быть некомфортно в когда-то «нашей» с ним квартире? Глупости это, конечно, стены-то ни в чем не виноваты… А люди. Людям свойственно ошибаться.
И мы заслуживаем второго шанса, да же?
16.2
— Ну и как давно ты от меня это скрываешь? — мама уничтожает меня взглядом точно так же, как фрикассе на тарелке. Нож с противным звуком скребет по фарфору.
Море волнуется «раз».
— Мам, эта крольчатина уже давно никуда не убежит. Можно уже не кромсать ее на атомы… — пока еще пытаюсь всё перевести в шутку.
— Не паясничай. У меня и так уже мигрень от этих…ваших выходок, — она показательно прижимает ладонь к виску. — То Яна выкидывает фортели перед самой свадьбой, то теперь ты… А какой позор был с этой машиной! Лера в Испании с ума сходила, уже готова была брать билет на самолет, но я с горем пополам отговорила ее, пообещав присмотреть за непутевой дочерью…
Мама с тетей Лерой близнецы. Внешне очень похожи, но внутренне абсолютные противоположности. Как в старых сказках.
«Жили-были две сестры. Одна была добрая, другая злая…»
Откладываю приборы в сторону, готовясь держать круговую оборону. А в том, что она мне потребуется, нет никаких сомнений.
Еще с порога меня встретила не соскучившаяся родительница, а обиженная королева. Дурной знак.
С момента приезда на семейный обед прошло меньше часа, а я уже хочу взвыть. Папа, переведя взгляд с меня на маму, молча продолжает жевать. Он в наши разборки никогда не вмешивается.
— Когда ты мне собиралась сказать, что твой бывший муж… — театральная пауза. — Теперь работает с тобой!
Складываю руки на груди. Ну вот и причина ее королевского недовольства.
— Если ты, мам, думаешь, что я к этому имею какое-то отношение… — начинаю, но меня тут же перебивают.
— Какое-то? Какое-то?! — Ее голос взвивается октава за октавой. — Он столько крови выпил из нашей семьи! Такой позор… позорище просто! И вот он опять явился сюда.
— Мам, он свободный человек…
— Явился, как ни в чем не бывало! — распаляется мама, в сердцах бросая салфетку на стол.
Море волнуется «два».
Внутри что-то зреет.
— …да я ночей не спала из-за тебя!
Взгляд падает на старинный буфет, в котором мама хранит самые дорогие сердцу воспоминания. Статуэтки. Часы. И целая коллекция чашек ручной работы — от крошечных с наперсток до кружек объемом в литр. Она их собирала по всему миру. Несколько даже я дарила. Вон та — в форме кактуса — из Мексики.
— …он тебе жизнь разрушил…
Что темное. Нехорошее.
— … вот так спокойно… Нет, я понять этого не могу!
Травит душу по капле, оплетая ядовитой лозой с плодами раздора.
— … и мне это рассказывает не моя собственная дочь. Нет! Я это узнаю походя… от твоей бывшей свекрови!
К этому моменту я пересчитала все чашки. Сорок штук. Немаленькая такая коллекция. И только я собралась переключиться на подсчет тарелок, как грянул гром.
— Лучше сразу мне скажи, если собралась снова с ним снюхаться!
Море волнуется «три».
Отпив из стакана воды, встаю из-за стола. Вот эта чашка, кажется, из Швеции… или Парижа? Нет, точно из Парижа. Уродливая горгулья скалится в глумливой улыбке. Никогда мне не нравилась.
Беру ее в руки… а потом со всего маху разбиваю об пол. Осколки разлетаются по наборному паркету.
Мама осекается на полуслове. Ее шокированный взгляд встречается с моим.
Что ж, внимания я добилась.
Пару ударов сердца мы молчим.
Перезрелые плоды обиды лопаются, пачкая липким гнилым соком всё вокруг. Токсины наполняют кровь, поражают клетки, с легкостью ломая все барьеры. Контроль летит к чертям, и слова льются из меня полноводным
