всем. Антону, говоря начистоту, она тоже нравилась. Но он не хотел переходить дорогу лучшему другу. Милан в нее влюбился раньше. Антон только потом понял, какая Настя хорошая, верная, честная. Ему было достаточно чувствовать, что она – друг, никогда не предаст, всегда поможет, стоит только попросить.
– Мне надо поговорить с Юлькой. Встречался с мамой. Она ждет ребенка. Мне не сказала, я сам заметил. Не знаю, Юлька в курсе или нет, – ответил Антон.
– Ой, это же здорово! – воскликнула Настя. – Я всегда хотела иметь младшую сестру или брата. – Чего ты такой надутый?
– У меня есть Юлька, а у нее – я…
– Ну конечно! Но ты же радовался, когда Юлька родилась. Вдруг и она обрадуется, что станет старшей сестрой? А если родится мальчик, тогда у тебя появится брат. Слушай, это же круто! – Настя обладала редким качеством – умела радоваться. Не важно чему. В любой, даже в самой, казалось бы, странной, неприятной новости, находила повод для радости. Во всем сначала видела хорошее, только потом плохое. Но даже плохое в Настиной интерпретации становилось терпимым. Не проблемой, а лишь досадой. Настя была легкой и компромиссной. Она умела видеть счастье в мелочах. Антону хотелось бы иметь хотя бы половину ее качеств. И уметь улыбаться, как она, абсолютно всем. От ее улыбки таяла даже всегда сумрачная географичка. И поневоле улыбалась в ответ. Настя заражала улыбкой других. Она сияла глазами. Антон не понимал, почему Настя считала себя некрасивой. Она была красивее всех девочек во всех классах. Никто так не умел смеяться. Никто не был так добр ко всему окружающему миру. Это не образное выражение, не напыщенные слова, Настя была именно такой.
– Мне с Юлькой-то не удается повидаться, а ты говоришь про еще одного ребенка. Меня к нему вообще не подпустят. С Юлькой я сидел, играл, с коляской гулял. Это другое. Она родная, а этот… он… – пробубнил Антон.
– Ты дурак, если так думаешь, – возмутилась Настя. – Какая разница – родной или не совсем родной брат или сестра? Мама же у вас одна! Ты должен радоваться! Почему не подпустят? – Она резко встала и ушла. Вроде бы обиделась.
– Чего это она? – спросил Антон у Милана.
Тот пожал плечами. Кто поймет этих девочек?
– Что мне делать? – спросил Антон.
– Хочешь встретиться с Юлькой – встречайся. Какие проблемы? Хочешь с ней поговорить – поговори, – ответил Милан.
– Не хочу ее пугать. Вдруг она не захочет разговаривать? Что мне ее, около школьных ворот караулить?
– Ну если надо – карауль. Или в раздевалке – дядя Коля тебя всегда впустит. Просто ты сам боишься с ней поговорить про маму и ребенка. Вот и ищешь пути отступления.
– Ни фига себе ты завернул, – восхитился Антон фразой друга.
– Это не я. Моя мама так говорит папе. Каждый день. Про пути отступления. Отец опять тянет с отъездом, хотя должен был уехать еще месяц назад. Мама считает, что так невозможно жить – или пусть уезжает, или уже остается. А папа… он не хочет без нас, я это точно знаю, чувствую. Только мама не понимает. Ему без нас будет плохо. Сейчас он придумывает, как отправить книги из семейной библиотеки. То дорого, то ненадежно, то еще что-то. До этого придумывал, как перевезти свой письменный стол. Он здоровенный, сделан на заказ. Мама спрашивала, почему нельзя купить новый, а этот оставить в покое? Но папа уперся – ему нужен только этот, который придется по доскам разбирать, иначе он ни в одну дверь не пройдет, а потом снова собирать. Там еще кожа какая-то дорогая. Папа боится, что ее повредят. Так что у нас то стол, то книги, то еще что-то. Хочешь поговорить – иди и говори.
Антон кивнул. Его друг был прав. Он лишь придумывал себе оправдания, чтобы отложить разговор.
– Дядь Коль, здравствуйте. Можно мне… – Он стоял перед охранником в младшей школе.
– Антоха, сто лет тебя не видел! Как дела? – радостно воскликнул дядя Коля. – Ты хоть знаешь, что твоя сестра вытворяет?
– Что? Опять кого-то побила? – Антон почувствовал, что задыхается. Опять сестра хулиганит, маму вызовут в школу, она станет нервничать.
– Не, круче, – расхохотался дядя Коля. – Мне скоро здесь нечего будет делать. Уволят!
– В каком смысле? – не понимал Антон.
– Да в прямом. Твоя Юлька выходит теперь со своим волкодавом гулять на школьный двор. Так даже старшеклассники, которые там курили, кажется, от испуга бросили. – Охранник все еще хохотал. – Никто не дерется, не орет, сплошная благодать.
– С каким волкодавом? – уточнил Антон, чувствуя, что краснеет и в голове начинает стучать. Так было всегда перед тем, как он терял сознание. Он уже чувствовал это состояние и ухватился за стойку, чтобы не рухнуть на глазах у охранника и младших.
– Так с Молли, с кем еще? – удивился дядя Коля.
– Молли – это кто? – Антон почувствовал, как что-то теплое и липкое появилось на губах. Кровь. Опять пошла носом.
– Антоха, ты чего? – ахнул дядя Коля. – Давай, иди сюда, ко мне за стойку. Вот выпей – чай сладкий и крепкий. – Дядя Коля налил из термоса чай. – Не знал, что ли? Юлька не сказала? Вот ведь зараза. Ты не переживай. Эта шавка только одного прикуснула малек, так это не считается. Но с виду грозная, зараза. Даже я от нее шарахаюсь. Юлька твоя, конечно, умеет учудить.
– А какая порода? – спросил Антон, отхлебывая чай и вытирая салфеткой кровь.
– Ну, с виду эта, карманная, чихуахуя или как там ее, а на самом деле – годзилла. Думаю, подсунули продавцы помесь. Эта ж крупная и наглая такая. То ли с питбулем перемешана, то ли с овчаркой. Да шучу. Юлька утверждает, что папа у этой псины – джек-рассел. Ну, это те, которые носятся все время, неугомонные. Я думаю, просто характер такой. Эта шмакодявка всех тут в страхе держит, хотя еще щенок. Вот у Степки пес Лукас, такса, тот бегает от Молли так, что в ногах заплетается. А у Игоря – бульдог. Пес вообще в шоке. У них же сердце слабое, так я телефон ветеринарки наготове держу. На случай, если вдруг Молли решит с бульдогом разобраться. И помощь потребуется не Молли, а бульдогу. Точно тебе говорю – не собака, а годзилла у твоей сестры. Ничего не боится. Бросается сразу же. Ну прям как сама Юлька. Сначала бьет, потом думает. И эта такая же. Цепляется, а потом поди отдери ее от штанины. Что дальше-то будет, когда она подрастет? Ты что, ни
